Крайняя изба
Шрифт:
Первым из машины вылез мужчина. Он быстро обошел «Волгу» спереди, открыл дверцу, подал женщине руку, помог ей выбраться, хоть та вроде и не нуждалась ни в чьей помощи — выпорхнула, опираясь на руку, легко, весело, словно пташка малая. И едва она выпорхнула, едва очутилась на воле, так Ленка и обмерла за изгородью — до чего была хороша женщина! До чего было тонко, остро и большеглазо лицо ее! Казалось, что все оно состоит из одних только этих удивительных, темных глаз, вбиравших в себя весь мир вокруг — так ненасытно и радостно женщина оглядывалась, так просветленно, по-детски улыбалась.
Волосы у нее были
Боже мой, а какое на ней платье! Какое простенькое, дешевенькое, но красивое платье! Смотрел бы и смотрел. Оно помогало женщине: еще больше высвечивало ее красоту, глазастость, как бы тоже было глазастое, резко выделялись на светлой материи какие-то броские, угловатые узоры. Летнее платье… легкое, тонкое, удобное. Нисколько, наверно, не жарко в нем. Руки до самых плеч голые, ноги тоже высоко открыты, стройные, смуглые, длинные ноги — и впрямь, поди, балерина! Вон как легко ступает и ставит носки вразбежку. И босоножки на женщине — загляденье, на толстой подошве, на толстом каблуке, белые, сверкают на солнце, делают маленькую женщину стройной и воздушной.
Никогда, никогда Ленка не видела такой красивой женщины. По телевизору разве, но это все равно не так, как наяву. Там кино, а здесь взаправдашнее.
— Господи! — воскликнула женщина. — Хорошо-то! Так бы навсегда и осталась.. Век бы не уезжала отсюда! — Женщина сунулась в открытую дверцу машины, вынула из брошенной на сиденье сумочки большие, квадратные очки, надела их, увеличив и без того большие глаза. — Ах, какая даль… какие зеленые, мягкие холмы! А вон речка — будто из горы вытекает! Чистая, холодная, наверно?.. А? Что ты на это скажешь, Митя? — обратилась она, не оборачиваясь, к мужчине, стоявшему у нее за спиной и смотревшему почему-то не в даль, а в затылок женщине, в шею. — Что может быть лучше этого? Ответь мне, Митя…
— Здесь не всегда так бывает, — вздохнув, огляделся и мужчина. — Здесь и серо, и не видно ни зги бывает… и дождь нахлестывает по окнам и крышам, и ветер завывает в трубах…
— Не знаю, не знаю, — упорствовала женщина, — я бы сейчас все отдала за это…
Мужчина молча кивнул, стоял терпеливо, никуда не звал, не торопил женщину, словно для этого только они и приехали сюда, чтобы полюбоваться местностью.
Женщина наконец сняла очки, положила их обратно в сумочку на сиденье машины, бодро сказала:
— Ну, Митя… пойдем?
— Надо, — сказал мужчина.
— Только вот дома ли старушка?
— Дома, где ей еще быть…
И они поднялись на высокое бабкино крыльцо: женщина, подвижная, бойкая, решительная, впереди; мужчина, с опущенными плечами — сзади.
«Кто же из них больной? — ломала голову Ленка. — Мужчина, наверно, что-то уж шибко он невеселый. Женщина старается всячески расшевелить, поддержать его, всем своим видом показывает: «Все будет хорошо! Вот увидишь!.. Держись, милый», — а он все горбится и горбится, все думает, тревожится что-то. И вообще, как можно болеть рядом с такой женщиной? Да при одном только виде этой необыкновенной женщины у каждого мужчины все болезни должно как рукой снимать».
Ленка устроилась за забором поудобнее, раздвинула побольше траву, чтоб виднее и слышнее было, и приготовилась ждать. Вот сейчас выйдет
от старухи Кислициной женщина (не будет же бабка лечить при ней мужчину), и Ленка понаблюдает еще, поучится кое-чему.Через несколько минут дверь и впрямь заскрипела, отворилась и на крыльцо, все так же несвободно и сгорбленно, вышел мужчина.
Как? Почему не женщина?.. Неужто она больна, неужто у нее что-нибудь серьезное?.. Да что же это такое, да как же?.. Стало быть, очень серьезное, раз сюда приехали. По пустякам к старухе Кислициной не приезжают. От пустяковой хвори женщину бы и в городе вылечили.
Мужчина спустился с крыльца, достал откуда-то из машины пачку папирос, спички, жадно закурил, прислонившись спиной к боку машины.
Ленка сделала неосторожное движение, зашуршала травой, выдала себя.
— А ну-ка, вылезай, — сказал мужчина. — Иди сюда, иди… не бойся.
Ленка намерилась дать деру, ей было стыдно, что она, такая большая, и подглядывает, но дружеский, доверчивый голос мужчины подбодрил девчонку. Она перелезла изгородь, опасливо подошла.
— Смелей, смелей… не кусаюсь, — подбадривал мужчина. — Ты чего прячешься? Как зовут тебя?
— Я не прячусь, — сказала, немного осмелев, Ленка. — Я просто не хочу, чтоб меня видели.
— А это не одно и то же?
— Нет, не одно.
— Ладно, — легко согласился мужчина, — пусть будет по-твоему. Так как же тебя зовут?
— Лена.
— Хорошо тебе здесь живется, Лен? — присел мужчина на корточки и с такой болью, с таким страданием заглянул девчонке в глаза.
— Не знаю, — опять оробела Лена. — Наверно, хорошо… не знаю.
Мужчина, видно, понял, что напугал девчонку, и, как бы очнувшись, натянуто улыбнулся:
— Как, Лен, не знаешь?.. Ну, чем ты тут занимаешься, играешь как? Подружки у тебя есть?
— Есть одна… Но она хочет в город удрать.
— В город? — удивлен мужчина. — Вот этого я вам от души не советую…
— Почему?
— Потому что вы глупышки еще, — мужчина слегка засмеялся, оттаяв лицом, — не понимаете ничего. Ведь вы здесь как мотыльки свободные, как трава в поле… успеете еще отведать городских прелестей.
— Я тоже так говорю Жанке, что сперва учиться и учиться надо.
— Правильно говоришь, — подхватил мужчина. — А главное, постараться понять, что все это, — мужчина повел вокруг рукой, — что все это навсегда в вас, никогда от этого не избавитесь. И как можно раньше понять.
— А как понять раньше? — изумлялась странным речам мужчины Ленка, находя их какими-то колкими и волнующими. Никто и никогда с ней так не разговаривал. Все только и говорят: учись, учись… далеко пойдешь. У тебя, мол, получится, у тебя голова! Не будешь же ты вечно торчать в Ключиках. А тут вот говорят совсем другое, и вполне вроде серьезно говорят, не насмехаются.
— Понять и просто и не просто, — заходил, волнуясь, перед Ленкой мужчина. — Не найду, что и сказать, что посоветовать… Съезди, конечно, и в город позднее… и там поживи, поучись. И это тебе многое даст… Но не увлекайся особо-то городом, не ломай, сохрани себя… Ты красивой-красивой, Лена, станешь.
— Как ваша жена? — сердце Ленкино замерло, она даже подумать об этом не смела, а тут вырвалось.
— Кто? — мужчина сразу опал, потух в лице. — Конечно, конечно… нет-нет, еще красивее.