Кража
Шрифт:
Он приветствовал Ноэль заученной улыбкой и сжал ее пальчики в своей руке:
– Добрый день, моя дорогая. Вы выглядите очаровательно.
Лицо Ноэль исказила гримаса отвращения.
– Здравствуйте, мистер Бариччи, – ответила она деревянным голосом.
Бариччи счел за лучшее не заметить ее яростного тона.
– Я в восторге оттого, что вы снова выбрали время и снова посетили мою галерею. И какая удача, какое приятное совпадение, что здесь оказался в это же время и лорд Тремлетт. Я счастлив, что он берет на себя заботу о вас. Я знаю, что лучшего провожатого вам не найти. С ним вам
– Вот тут вы правы. – Эшфорд схватил Ноэль за локоть и сверкнул глазами на Бариччи. – Идемте, миледи. Ваш отец будет волноваться.
И, взяв ее под руку, он направился с нею в сопровождении Грейс к выходу.
Сколько же времени, думал он, потребуется Сардо на то, чтобы добиться объяснений у своего работодателя.
Но главное – какие объяснения даст ему Бариччи.
Андре закрыл за собой дверь в кабинет Бариччи. Его обычно грациозные движения теперь казались резкими и угловатыми. Гнев душил его. Он круто повернулся и встретился взглядом с Франко.
– Так в чем дело? – прохрипел Андре. Бариччи налил в бокал вина, в котором, кажется, нуждался сейчас больше всего.
– Начнем с того, что следует говорить потише. Эти чертовы детективы все еще роются в моих подсобках. Уильяме приглядывает за ними. Но я не хочу рисковать, И опасаюсь, что нас будут подслушивать.
Впервые Андре ощутил крайнее волнение Бариччи,
– Что-нибудь случилось? – спросил он уже сдержаннее – Эти детективы что-нибудь раскопали?
– Интересный подбор слов, – сухо заметил Бариччи. – Нет, пока ничего не «раскопали». Ничего конкретного. Но они слишком настырно интересуются мною, и это настораживает. И я не желаю, чтобы они околачивались здесь. – Он со стуком поставил на бюро свой бокал. – Но это мои трудности. А твои касаются моей дочери и твоей неспособности перетянуть ее на нашу сторону.
Андре бросил на него горделивый взгляд:
– Я сделал многое. Осталось только заманить Ноэль в постель. Но мне это не удастся, если вы будете отсылать ее с Тремлеттом.
– Глупец, – прошипел Бариччи злобно. – Тебе ничего не удалось добиться. Она хочет думать только о Тремлетте. А тебя использует точно так же, как ты пытаешься использовать ее. Твое величайшее самомнение, – он закатил глаза к потолку, – не выразить словами. Оно тебя ослепляет и делает глупцом.
– Вы ошибаетесь, Франко, – настаивал Андре тихо, но твердо.
– Ошибаюсь? Скажи-ка мне, Ноэль задавала тебе какие-нибудь вопросы, пока вы бродили по галерее? И главное – отвечал ли ты ей?
Последовало недолгое молчание. Сардо лихорадочно соображал.
– Так что ты ей сказал, Сардо?
– Я только водил ее по галерее и показывал свои лучшие работы, – пытаясь сохранить достоинство, ответил Андре.
– Значит, ты одного не сказал в лоб: все картины галереи – дело рук одного человека, и человек этот ты. Но это и так стало ей понятно, осел.
Бариччи судорожно вцепился в край своего бюро. Глаза его буравили Сардо.
– А как насчет твоих скромных и ненавязчивых рам? Этого блестящего вклада в увековечение твоих творений? Ты, конечно, и их показал?
В комнате воцарилось тягостное молчание.
Бариччи чертыхнулся.
– Пойми, через несколько мгновений она посвятит в
свое открытие Тремлетта. – Он невесело рассмеялся: – Какой же ты глупец, Андре, кретин, думающий не головой, а чреслами. Но это не важно. По иронии судьбы ты убедил ее лишь в собственной вине.– Что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что Тремлетт придет в галерею и потребует объяснений, а я отдам ему тебя на съедение. Ведь ты поставляешь мне картины и все, что к ним прилагается. А я, естественно, не был в курсе твоих грязных делишек. Твоего обмана. – Бариччи подался вперед. Его кулаки лежали на крышке бюро. – И если ты окажешься настолько глуп, что станешь это отрицать, я позабочусь о том, чтобы тебе приписали не только кражу, но и кое-что посерьезнее.
– Хватит! – Гнев бушевал в груди Андре. На виске его бурно забилась жилка. – Весь этот разговор – провокация. Если Ноэль даже поймет что к чему, она меня не выдаст. Уж во всяком случае, не выдаст едва знакомому ей человеку.
– Едва знакомому? – процедил Бариччи сквозь стиснутые зубы, чтобы его не могли услышать детективы. – Этот человек, которого она «едва знает», четверть часа назад, стоя здесь, предупреждал меня, чтобы я держался подальше от Ноэль. И сейчас он велел мне отозвать тебя под тем предлогом, будто ты мне срочно понадобился. И велел аннулировать заказ на портрет Ноэль, поклявшись при этом, что мне не поздоровится, если с ней что-нибудь случится. Ты полагаешь, что так может вести себя незаинтересованный человек?
– Возможно, он в ней и заинтересован, но не она в нем. – Андре подошел вплотную к Бариччи, заносчиво подняв голову. – Вы ошиблись, франке. Вы воображаете, что знаете женщин, но ваше знание – ничто по сравнению с моим. Вы делец, а я любовник. И если вам хочется, чтобы все обстояло иначе, все равно ничего не получится. Вы откажетесь платить мне за портрет Ноэль? Отлично. Я прекращу работу. Но так или иначе – Ноэль моя!
– Так же, как и Кэтрин?
– Ступайте к черту, Франко! – Голос Андре звучал глухо, в нем клокотала ярость. Резко повернувшись, он выбежал из кабинета Бариччи.
– Ты уверен, что вытащить меня из галереи таким образом – верное решение? – спросила Ноэль, грея перед камином в гостиной озябшие руки.
Эшфорд стоял, опершись спиной о закрытую дверь, и смотрел на нее.
– О, это блестящее решение! Это знак. Наконец-то мы сможем избавиться от Сардо. Хотелось бы еще сказать, что мы избавились также и от Бариччи.
Он принялся шагать по комнате, обдумывая то, что услышал от Ноэль после того, как убедил наконец Грейс оставить их наедине.
– Так ты говоришь, что почти все картины в галерее Франко принадлежат кисти Сардо? – переспросил он.
– Все, кроме двух или трех. И это абсолютно точно. – Ноэль помолчала, встала и подошла к Эшфорду. – За этим что-то должно крыться. Если раньше в галерее Франко вывешивали и других художников, то теперь там нет их картин. Нынешняя галерея Франко – это экспозиция картин одного Андре, хотя и не все подписаны его именем. Например, изумительное абстрактное полотно, висящее на самой дальней стене, – безымянное.
– Какое абстрактное полотно? – недоуменно спросил Эшфорд. – На той стене только пейзажи. Я знаю все картины в этой галерее.