Кража

– Андре недавно закончил картину. Возможно, ее не было в твой последний визит. Или же для нее еще не была готова рама.

На лбу Эшфорда снова обозначилась морщина – он сосредоточенно соображал.

– Кажется, ты сказала, что Сардо сам делает рамы для своих картин.

– Да. По крайней мере все те картины, на которых есть его подпись, висят в рамах его собственной работы. Но другие… – Ноэль нахмурилась. – Другие… я точно помню, что, когда спросила его, почему это не было помещено в его излюбленную раму, он сказал примерно так; это случилось помимо его воли, он ничего не мог изменить, хотя ему неприятно видеть свое произведение в такой тяжелой и без вкусной раме

– Значит, раму делал не он – думаю Уильямс.

– А это имеет значение? Эшфорд взъерошил рукой волосы.

– Я не уверен, что имеет. Но твердо знаю, что Бариччи – вор, и всегда подозревал, что его галерея только прикрытие, камуфляж. А за этим благопристойным фасадом он занимается сомнительными делишками. С помощью галереи он узнает ценность картин, готовя таким образом почву для их кражи. Но сейчас мне показалось, что его галерея играет гораздо более важную роль во всем процессе. И если это так, то Сардо тоже увяз по уши в этом обмане.

– Каким образом?

– Когда ты спросила его о необычной раме для его последней картины, как он повел себя?

– Как очень обиженный художник. Или же, – Ноэль подумала, подыскивая нужные слова, – как человек, которому есть что скрывать. Эшфорд схватил Ноэль за плечи:

– Опиши-ка мне эту абстрактную картину. Нет, не картину, а раму! Опиши ее форму и размеры.

– Она прямоугольная, очень длинная, возможно, фута четыре в длину и три в ширину… Приблизительно так. Глаза Эшфорда засверкали триумфом открытия.

– Рембрандт, украденный у лорда Мэннеринга, точно такого же размера. Как раз три на четыре! Ноэль вдруг осенило:

– Ты думаешь, что под картиной Андре полотно Рембрандта?

– Конечно! Это вполне возможно. И объясняет многое. Почему Сардо первый, если не единственный художник, чьи полотна вывешены в галерее Франко? Почему он избегает разговоров о своих соперниках и об особо ценных картинах, которые мог там видеть? Почему Бариччи так охотно помогает полиции, наконец, почему он так великодушен? Почему так легко разрешил произвести обыск в своей галерее? Да потому, что детективы не могут найти того, чего нельзя увидеть. Картины спрятаны. Они помещены в рамы и висят там, где мимо них проходит каждый, но никто не может их увидеть. Они надежно спрятаны. Потому он не спешит искать покупателя на краденый товар. Его практика проверена опытом.

– Да, все это укладывается в твою схему. – Ноэль закивала головой. – Значит, и три другие картины в массивных римах используются таким же образом, чтобы скрыть краденое. Готова поспорить на все свои выигрыши в пикет за целую жизнь, что все их написал Андре и все они – только фасад, прикрывающий ворованные полотна.

– И уверен, дорогая, что ты выиграла бы это пари; – Вдруг Эшфорд нахмурился: – Что-то тут не сходится. Если Сардо поставляет в галерею Франко столько картин для прикрытия бесценных украденных шедевров, то каково же его вознаграждение?

– Я думаю, деньги.

– Нет, – покачал головой Эшфорд. – Сардо чудовищно беден. Когда я впервые заинтересовался им, то это была главная причина, по которой я исключил его из круга подозреваемых. Возможно, он и не блестящий делец, но ведь и не полный болван. Если бы он был в такой степени причастен к делам Бариччи, как мы подозреваем, то мог бы потребовать королевского вознаграждения. И что же получается?

– Возможно, он из тех, кто держит свои сбережения под матрасом, – предположила Ноэль.

– Нет, что-то здесь не так. Пока не знаю, но какая-то часть головоломки отсутствует,

– Но какая? Андре, конечно, не посвятит меня в свои дела, после того как ты так безапелляционно предъявил на меня свои права в галерее.

Эшфорд еще крепче сжал плечи Ноэль, не желая путать ее. Но он-то понимал, какую опасность таит для нее новая ситуация. Именно для нее.

– Я сделал это намеренно, Ноэль. Бариччи туманно намекнул мне, что может грозить опасность.

Ноэль скорее рассердилась, чем испугалась:

– Так он еще и угрожал мне?! Я не боюсь ни мистера Бариччи, ни его глупых угроз.

Если бы намерения Бариччи не были столь серьезны, он бы рассмеялся. В этом была вся его Ноэль бесстрашная, порывистая, готовая вступить в единоборство хоть со всем миром и не бояться риска. Только он понимал, что на этот раз риск был слишком велик.

– Я бы на твоем месте не стал так легко сбрасывать со счетов его угрозы, – сказал Эшфорд, стараясь заглянуть ей в глаза. – Что же касается страха перед ним, то можешь не сомневаться: я убью его, если он хотя бы пальцем дотронется до тебя. И все же есть основания проявить осторожность. Помни, Бариччи – вор и мошенник, а возможно, и нечто худшее. А Сардо – его эмиссар. Никто из них не должен, приближаться к тебе. Игре конец. Сардо проиграл. Ему не удалось сделать тебя своей любовницей и переманить на сторону Бариччи. Я так и сказал Бариччи. Ты выходишь из игры.

– Это не так уже важно. – Ноэль вздохнула: – Как бы там ни было, мы узнали от Андре все, что хотели.

– Это верно. Остальное предоставь теперь мне. Сегодня я посеял семена с твердым намерением дождаться плодов. Ее глаза широко раскрылись и заблестели.

– И что же это за семена? – спросила она, горя любопытством,

– Семена сомнения. Наш допрос выбил Бариччи из колеи. Сначала ему пришлось переварить утверждение Мэри о том, что ее хозяйка боялась своего любовника накануне той ночи, когда умерла. Потом я помахал у него перед глазами этими сережками. Здесь он почувствовал, что загнан в угол. А после того, что мы узнали от Сардо, я уж сумею основательно прижать Бариччи. И, как и все жулики в безвыходном положении, он сделает отчаянный прыжок, чтобы выскочить из западни, но прыгнет не в том направлении, куда следовало бы. И вот тут-то я схвачу его. И это произойдет скоро? Верно? – Ноэль тяжело вздохнула.

– Очень скоро.

Ладони Эшфорда снова скользнули вверх к ее лицу.

– Откровенно говоря, если я хорошо выполню свою работу, то все закончится завтра ночью, после чего Бариччи окажется на виселице или в тюрьме… Мне кажется, это судьба, – сказал он задумчиво. – Верно? Она выбрала этот момент, особый для нас момент, чтобы дать мне возможность покончить и с деятельностью бандита Оловянная Кружка, именно теперь, когда опасность разоблачения возросла, и обезвредить вконец распустившегося Бариччи. – Во взгляде Ноэль он прочел некоторое недоумение и пояснил: – Мы оба знаем, что во время обыска в галерее Бариччи картины Гойи не найдут. А поскольку она была украдена всего несколько дней назад, возникнет сомнение в том, что Бариччи мог избавиться от нее так быстро…

– Я все еще не понимаю… – Ноэль наморщила лоб.

– У полиции, дорогая, может возникнуть подозрение, что есть еще один вор, специализирующийся на кражах картин.

Ноэль побледнела.

– Тот, кто украл картину Гойи и другие, которые не будут найдены у Бариччи.

Эшфорд нежно погладил ее своими теплыми ладонями по лицу, лаская и успокаивая.

– Бог с ними. Пусть себе думают все, что им угодно. Этого бандита больше не существует. Они не найдут его следов.

– И слава Богу! – тихо воскликнула Ноэль.