Кредит на милосердие

Интересно, на кого же он работал все эти годы?

Вебер искоса взглянул на инвалида, чье кресло было зафиксировано в специальных зажимах слева от него. Сейчас тот казался безмятежным, умиротворенным, вальяжным. Наверное, это выражение не покинуло бы его лица, даже дерни Илья чеку. Умный человек. И хитрый. Когда несколько часов назад машинист доказывал, что семье Вебера ничего не угрожает, Леший почти поверил, что слышит правду.

Илья выдержал взгляд ближайшего из телохранителей инвалида. Каждый из этой шестерки был похож на сторожевую собаку, которую удерживает невидимый, но очень крепкий поводок. Собаку, готовую рвануться в бой и перегрызть наемнику горло, но всё же послушно выполняющую приказ, перечащий зову крови.

Это сравнение невольно разбудило в памяти еще одну картину – дрожащий от напряжения скиталец на крыше «Ермака». Раненый зверь, которого каким-то немыслимым образом удержала Варя. Варвара… Где она сейчас? Вебер отвернулся. Прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора, уставившись на расстелившийся под ними темно-зеленый с серыми и коричневыми узорами ковер.

В слова Терпения так хотелось поверить. В то, что Пружинка оказался двойным агентом, и в полную непричастность заказчика к покушению на Илью. Доводы, приводимые инвалидом, казались верными, гладкими, старательно подобранными, как специальные пули в магазине снайперской винтовки.

– Если бы мы планировали убрать тебя, Леший, – говорил ему человек в кресле, даже не пытаясь отвести взгляд, – то сделали бы это явно не в глухих лесах. Явно не в ситуации, когда вынесенный с «Куэн Као» раллер может попасть в чужие руки, а бесхозные данные Горина – достаться Султану.

Узнав о том, что раллер предателя теперь принадлежит Темирбаеву, машинист помрачнел, впрочем, довольно быстро восстановив прежнее равновесие. Они оба – и Султан, и человек в коляске – на вполне законных основаниях могли считать Пружинку своей собственностью. Но как именно произойдет дележка его «наследства», Илья не хотел даже фантазировать.

– Это не твоя вина, Леший, – продолжал Терпение, задумчиво рассматривая тушу «Квадры», дремавшей неподалеку. – В условиях нестабильных коммуникаций я рассматриваю твои действия как разумную и единственно верную страховку. Но еще раз повторяю: наш общий босс не имел планов разменивать тебя, словно пешку. Давай вернемся в столицу и забудем о произошедшем, как о неприятном сне.

Да, только это и оставалось. Вернуться и забыть, продолжая входить в обойму надежных людей для решения щекотливых вопросов. Или сгинуть вместе со своими девчонками, проявив норов и необоснованную недоверчивость.

Вебер выбрал первое.

Но до конца словам Терпения пока поверить был не готов. Потому и поднялся на борт скоростного вертолета, сжимая в руке термическую гранату, способную если не уничтожить, то как минимум повредить ценный груз.

А вот забыть о происходящем, как забыл бы о сне, хоть и таком тревожном?.. Наверное, с этим будут проблемы. И пусть он сумеет уберечь тайны заказчика, сохранив репутацию чистой, а семью защищенной, память – штука непростая. Именно поэтому Вебер мог бы поспорить, что еще много ночей к нему будут являться они: неуемная зеленоглазая девчонка, своенравный паренек – молодой волчонок и десятки детей, уведенных в дикие лесные дебри.

И малыши. Те, кто не сумел уйти с Митяем и его пассией. Малыши-трофеи, которых решил оставить себе Султан. С какой целью – об этом, как и о многом другом, до возвращения в Новосибирск Илье оставалось лишь гадать.

Но если Вебер узнает, что с головы хоть одного из них где-то там, в далекой Тайге, упал волос, он сдержит данное обещание. И когда он вернется, Темирбаев пожалеет, что оставил его в живых…