Кремлёвцы

– Понятно. Могли бы и более профессионально, я бы и без разжёвывания понял. Что могу сказать! Спасибо, большое спасибо. Теперь могу служить без ограничений?! – радостно сказал Бабайцев.

– Этого я не знаю. Не специалист. Но заключение сделаю. Туберкулёз не обнаружен. И нет оснований полагать, что когда-то он у вас был.

Радость была необыкновенная. И не только оттого, что не подтвердился столь опасный диагноз, но и оттого, что можно, наконец, вернуться к службе без ограничений, а служил Бабайцев, в то время старший лейтенант, но не уже, а только старший лейтенант, в комендантском полку Московской военной комендатуры.

К тому времени он уже переменился на все сто процентов. Обнаружил в себе такое резкое неприятие любого нарушения дисциплины, такое неприятие расхлябанности, дерзости, небрежности в ношении военной формы, что товарищи по роте, узнай они о том, ушам бы своим и глазам своим не поверили.

А старший лейтенант Бабайцев, вспоминая, как вёл себя курсантом, как злил командиров, теперь на нарушителей обрушивал свой гнев, который усиливался проснувшимся в нём гневом на самого себя. Не было жёстче командира взвода в полку, не было жёстче начальника патруля, когда он выходил на патрульную службу. А ведь в полку далеко не ангелы собраны. Там собраны офицеры, именно непримиримые.

Автору этих строк не однажды довелось убедиться в том, что офицеры эти, порой, просто фанаты своего дела. Зашёл как-то в комендатуру сделать отметку о прибытии в отпуск в отпускном билете – строгое это было правило! Прибыл из своего гарнизона в другой город, стань на учёт. Когда-то у суворовцев, целый ритуал существовал. Приезжали на каникулы, как обычно, вечером, а утром все, кто в Москву приехал отдыхать, собирались возле метро Красные Ворота и шли по Новобасманной улице становиться на учёт.

Ну а когда уже офицером прибыл в Москву в отпуск, зашёл в помещение, где на этот учёт ставили, встал в небольшую очередь. И вдруг заходит патрульный наряд, во главе с начальником. А начальники патруля всегда выделялись – и шапка у них каракулевая и шинель, хоть и на дежурстве, стального цвета, парадно-выходная, под ремень надета.

Как-то все притихли, особенно, кто в форме пришёл, даже, пожалуй, и капитаны несколько подобрались, хотя начальник патруля старшим лейтенантом был.

А тот вдруг:

– Коля, привет! – ну и подошёл ко мне.

Вместе учились, в одной роте! И теперь он служил в комендантском полку. Разговорились о том, о сём. А он, однокашник этот, говорит-говорит о службе, о жизни, но нет-нет да вставит словечко:

– А у тебя, Николай, гляжу, третья звёздочка старлейская далековато прикреплена, на полсантиметра примерно дальше. Да, так ты знаешь, где сейчас Валера. Он сейчас в Тамани – виделись недавно… Н-да… А эмблема в петлице тоже немного не на месте. Ну ещё я видел Стасика из первого взвода, в городе встретил… Да и на шапке эмблемка у тебя не на месте – тоже поправить надо. Ну а ты, стало быть, в лесу служишь? Понятно. А постричься тебе не мешало бы. Пора, пора. А то у нас сейчас люто. И за это могут замечание в отпускной билет записать.

Такой вот весьма характерный разговор. Ну, может, и не такие замечания, а примерно такие.

Тут нужно бы добавить, что уж автор этих строк правила ношения формы знал достаточного хорошо – тоже ведь, как и начальник патруля, кремлёвец. Просто на миллиметрах не заморачивался, а тут взгляд, как рейсфедер, что на рабочей карте командира до миллиметра расстояния меряет. Там это важно! А на погонах и петлицах? Тоже ведь важно, что там говорить!

Так что в комендатуре служили, как правило, офицеры требовательные, порой, требовательные даже чересчур.

Но продвижение по службе было не очень скорым. Текучка кадров мала.

Перехаживал старший лейтенант Бабайцев в этом своём воинском звании не один год, тем более, мнимая болезнь тоже времени порядочно оторвала. Обидно, конечно. Однокашники уже давно капитаны, а кто-то, может, и майора получил, если досрочно.

Служба однообразна. Обеспечение различных гарнизонных мероприятий, патрулирование, выставление оцеплений, к примеру, во время генеральных репетиций парадов, которые проходили на Центральном аэродроме.

На одной из таких репетиций Бабайцева неожиданно окликнул однокашник по училищу и очень хороший его товарищ капитан Олег Добряков, который, как оказалось уже давно командовал курсантской ротой в училище.

– Вадим! – с удивление воскликнул он, подходя к Бабайцеву. – Какими судьбами? И почему старший лейтенант?

Бабайцев кратко рассказал свою историю. Кратко, потому что Добряков подошёл во время перерыва между прохождениями.

Ведь на общепарадных, да и на генеральных репетициях порядок был таков. Построение, объезд войск, поздравления, ну и первое прохождение мимо трибуны, на которой ответственные за проведение парада военачальники.

Затем перерыв. Во время перерыва – разбор. Там, в верхах разбор.

После перерыва снова построение, но прохождение уже без предварительной части, без объезда войск. Затем снова разбор, ну и перерыв. И наконец, третья, заключительная тренировка по полной программе.

Добряков, выслушав Бабайцева, воскликнул:

– Так давай к нам, в училище?! В мою роту! Я третьей ротой командую. У командира взвода уже капитанская категория, значит, к капитанскому званию сразу будешь представлен. И дальше перспектива! Я в этом году в академию поступаю. Сразу тебя за ротного оставлю. А если поступлю – очень рассчитываю поступить – то и утвердят тебя в должности ротного.

Бабайцев недоверчиво ответил, что это, мол, на сказку похоже.

Но Добряков говорил убеждённо. Он, как выяснил потом Бабайцев, пользовался большим авторитетом у командования училища.

– Неужели из четырёх командиров взводов не найдётся, кто тебя заменит? – спросил Бабайцев.

– В том-то и дело, что нет таких. Некому заменить. Впрочем, сам увидишь.

– Как же я смогу в училище попасть?

– Это уже не твоя забота. У нас же почти вся комендатура – выпускники-кремлёвцы. Ты-то хочешь в училище?

– Ещё бы! В родное училище, да не хотеть?! Конечно, с радостью пойду, – сказал Бабайцев.

– Ну, тогда по рукам! Всё, бегу, построение.

А через некоторое время пришёл приказ, и Вадим Александрович Бабайцев прибыл в училище, командиром взвода третьей роты второго курсантского батальона.

До его прихода во всех взводах, кроме одного, который ему и достался, были командиры. И каждый взводный, видимо, в тайне надеялся на то, что после поступления в академию Добрякова, может стать ротным. А ротный в училище – это уже майорская категория.