Крепость демона 1

– Армия твоих отпрысков – это звучит как стихийное бедствие.

Он кивнул с ностальгической улыбкой, переплёл пальцы с моими.

– Я был частью такой армии, это как обычный детский сад, только из него никогда не забирают, и учат не столько читать и писать, сколько убивать и править. Немного похоже на твой пансион, те же общие спальни на десяток коек, общие столовые, общие уроки, хорошая охрана, и отца можно увидеть только раз в год на праздник, сидящего высоко на балконе и оценивающего наши показательные выступления с оружием. Я с ним за всю жизнь разговаривал в сумме часа три. Но он был крутой, я им восхищался.

– А мать?

– Я её не помню, есть только документы, и те не особенно хорошо сохранились. Я знаю её имя, знаю, в каком году она родилась, к какому клану принадлежала, знаю, что этого клана уже нет. Знаю, что её мать была чистокровным суккубом, а отец – оборотнем из древнего рода (которого тоже уже нет), и он был не получеловеком, как сейчас почти все оборотни, а чистокровной навьей тварью, их уже не осталось. Мой отец не был женат на моей матери, они даже не виделись никогда, там... специфическая система. Женщин покупают, оплодотворяют, в большинстве случаев искусственно, без приборов, примитивно просто заливают семя в нужный день. Их было очень много, отец возле них не дежурил, он воевал на границах, у него не было на это времени. Женщина точно так же живёт в общежитии с другими женщинами, тоже столовая, гимнастика, охрана, какая-то лёгкая работа по желанию, больница при общежитии. Потом она рожает, а дальше как договорено – если её контракт на этом заканчивается, то она может забрать деньги и уехать сразу, если в контракте есть кормление до какого-то возраста, то она живёт в тех условиях, на которые соглашалась, некоторым давали дом и содержание, через время опять пускали в работу. Некоторые кормили и своих, и чужих. Некоторые оставались работать в общежитии, столовой или больнице, но общаться с детьми им запрещали, они даже не знали, который из детей их.

Я очень надеялась, что смогу удержать лицо более-менее спокойным, и тихонько выпадала в осадок, начиная понимать, почему в их летописях вообще не упоминаются женщины. Алан задумчиво молчал, глядя в контракт, я осторожно спросила:

– А где они брали женщин?

– Где только можно, проверяли всех, брали только подходящих. Там строгий отбор, она должна быть здоровой и энергетически положительной, с процентом демонской крови не выше пятидесяти, таких женщин мало. Их брали в плен во всех захваченных деревнях, если какие-то народы хотели с нами наладить отношения, то женщин дарили, причём, не каких попало, а самых лучших – дочерей старост, дочерей магов, первых красавиц или отмеченных какими-то талантами. Хороший генетический материал всегда ценился, и сейчас ценится.

Я смотрела в контракт и пыталась понять, чего я хочу сильнее – бежать в ужасе и сменить имя, или ещё немного поговорить с Аланом, а только потом бежать.

Он как будто очнулся и улыбнулся мне своей гипнотизирующей улыбкой, выключающей все отвлекающие факторы и заставляющей сосредоточиться только на нём, сказал с долей гордости:

– Это в древности было, сейчас всё не так. Габриэль освободил рабов около пятидесяти лет назад, перед тем, как уходить с поста владыки. Большинство женщин отказалось уходить, было много долгоживущих, они до сих пор живы, их обеспечивают, у них всё хорошо. Сейчас это бизнес, такой же, как любые другие услуги. С ними заключают контракты, как с вахтовыми рабочими, платят деньги, у них есть медстраховка и все условия. Слышала про суррогатное материнство у людей?

– Да, я читала. Но там подсаживают яйцеклетку другой женщины, сурмать только носит.

– Бывает, что сурмать и есть мать, если мужчина хочет ребёнка, а женщины у него нет, он просто выбирает из каталога. Женщина тоже может выбрать из каталога семя, оплодотвориться в больнице и родить для себя, могли бы мужчины – тоже так делали бы. Но, к сожалению, пока нет такого способа. Я был в одном развитом техномире, там сделали искусственную матку и внутри вырастили зародыш, – я впечатлённо подняла брови, он засиял и кивнул, – пока только крысу, но перспективы хорошие, я их финансирую. Закажу тебе журналы, если интересно. Было бы очень круто, если бы у них получилось, это сравняло бы мужчин в правах и возможностях с женщинами. А то загребли себе прерогативу на размножение, коварные создания, – он улыбался, я тоже, сказала шёпотом:

– Я думаю, женщины будут счастливы отдать это «великое священное право».

Он усмехнулся:

– Звучит иронично.

– Ты на родах был?

Он резко перестал улыбаться и отвел глаза:

– Случалось. Приятного мало, да. Но в том же техномире уже придумали много способов этот процесс упростить и облегчить, так что, если ты захочешь, можно будет организовать. Выберешь семя из каталога, я не против.

Он изображал равнодушие, но я чуяла своим демонским чутьём, что он против, он сильно против, его задевал этот вопрос гораздо сильнее, чем он хотел бы показать. Поэтому я изобразила к этому вопросу полнейшее равнодушие:

– Я пока не хочу. Я не чувствую в себе достаточного количества внутренних ресурсов для такой серьёзной задачи. И давай внесём это в контракт, чтобы не было вопросов.

– Как скажешь, – он безошибочно открыл какую-то уже известную ему страницу, вынул её, смял и бросил на дальний край стола. Потом передумал, дотянулся и убрал в дипломат, посмотрел на меня и шепнул с улыбкой: – Секретная информация, не будем рисковать.

Я кивнула с максимальной серьёзностью, он улыбнулся шире и спросил:

– А какие у тебя вообще планы? Глобально?

– Я должна закончить образование.

– А потом?

– Не знаю, я не думала об этом. Для меня выбраться из пансиона было таким счастьем, что я в непрерывном радостном изумлении от всего, год уже, и пока просто наслаждаюсь.

– Тебе всё нравится в твоей жизни?

Он смотрел на меня так внимательно, как будто это было очень важно, я вдруг подумала, что ни с кем никогда об этом не говорила, меня вообще за всю мою жизнь мало кто так внимательно слушал. Обычно от меня просто требовали ответа, который мог быть неправильным (и меня тогда исправляли) или правильным (это принималось как должное), но задавать вопрос ради того, чтобы узнать, что я думаю или, упаси Создатель, чувствую – это было для меня чем-то необычным. Мне нравилось общаться с Никси, но она любила говорить гораздо больше, чем слушать, как и Рина, и Улли, и тётя Айну. С тётей было хорошо, но мы так редко общались, что она постоянно спешила побольше мне дать, ответить на мои вопросы, выяснить, насколько успешно я о себе забочусь, поделиться своим опытом, чтобы я меньше набила собственных шишек, нам было не до философии. С другом из храма, как и с Сари, и с Кори мы вроде бы много разговаривали, но это были разговоры на научные темы, не о нас самих. Я жила в этом всю жизнь и считала это нормой. И тут вдруг Алан.

– Да, мне всё нравится. Я всё устроила так, как мне хотелось. Учёба меня особенно не напрягает, программа для меня не сложная. Остаётся много времени, я изучаю дополнительные материалы, то, что мне интересно. Иногда хожу по ресторанам и пробую вкусную разнообразную еду, очень нравится. Пишу отзывы, это как будто часть похода в ресторан, помогает распробовать блюдо и атмосферу глубже, лучше понять, что я чувствую, и насладиться. Хожу на концерты, то же самое, что и с ресторанами, только для ушей и глаз. Изучаю историю Верхнего Города и Грани Тор, мне это само по себе нравится, пишу опять же, чтобы распробовать. Если мне перестанут за это платить, я не перестану это изучать.

– А отель?

Мне уже было неловко от того, насколько внимательно он меня слушал, я стала поправлять рукава и отводить глаза.

– Мне нравится там находиться, там красиво. Если бы я там жила, я бы там не работала, но так как возможности такой нет, то это приемлемый вариант. – Он нахмурился, как будто не мог уловить логику, я усмехнулась: – Ты видел мою общагу?

– Я не особенно хорошо рассмотрел, – шутливо изобразил невинные глаза Алан, я рассмеялась, он сказал серьёзнее: – Но я видел много общаг, они все примерно одинаковые.

Я понизила голос и призналась, как в преступлении:

– Она вся кривая. Ободранная и неухоженная, и с этим бесполезно бороться, потому что любые усилия единиц сводятся на нет наплевательством большинства. Я туда только вхожу, и уже чувствую, как мне плохеет.

– Переезжай ко мне. В пентхаусе море комнат. Круглую кровать я тебе, конечно, не отдам, мне на ней удобно к совещаниям готовиться, но любую другую – легко.

Я с опозданием прикусила язык – не стоило мне расслабляться, в первый раз в жизни начала просто говорить то, что думаю, и сразу так вляпалась. Он подумал, что я жалуюсь, и мигом решил проблему – молодец. Но мне как теперь с этим предложением обойтись? Если я откажусь, он подумает, что я странная – намекнула, что хочу избавиться от общаги, а потом делаю вид, что ни на что я не намекала, какое-то глупое кокетство...