Крепость на дюнах

— Никому ее не отдам!

Старший лейтенант в танковом комбинезоне и шлемофоне на голове, усмехнулся, глядя на Алексея, и на прижавшуюся к нему, совершенно счастливую Рамуне. На пять грузовиков, причем не полуторок, а трехтонных ЗИСов, грузили раненых, в кузова садились уцелевшие стрелки и строители. Убитых наскоро похоронили в траншеях, сняв с них медальоны и забрав документы. Быстро собрали оружие и патроны убитых красноармейцев, а прибывшие так вовремя на помощь разведчики захватили в плен несколько оглушенных немцев, и разжились трофеями, среди которых оказалась уцелевшая противотанковая пушка.

Странно — но немцы не стреляли где-то четверть часа, но стоила грузовикам отъехать на километр, как на оставленных позициях буквально вздыбилась земля от многочисленных разрывов…

Либава

Комендант 21-го укрепрайона

дивизионный комиссар Николаев

— Отразили за день пока девять воздушных налетов, товарищ дивизионный комиссар. В первом, что произошел в три часа пятьдесят семь минут, наши истребители сбили один бомбардировщик противника, экипаж выпрыгнул на парашютах и был взят в плен. Второй бомбардировщик разрушен прямым попаданием зенитки прямо над Батским аэродромом, и рухнул на поле — все немцы погибли. В течение дня был уничтожен истребителями еще один вражеский бомбардировщик — упал в либавское озеро, пилот, обер-лейтенант, взят в плен, остальные члены экипажа утонули. Еще несколько вражеских самолетов были подбиты, и ушли дымя. Летчики утверждали, что их сбили, но пока места предполагаемых падений не установлены.

Начальник штаба ВМБ капитан 3-го ранга Радкевич говорил спокойно, а вот начальник штаба 148-го ИАП, после последних произнесенных слов, выглядел весьма смущенным.

— А каковы наши потери?

— Один истребитель сбит противником над городом, товарищ дивизионный комиссар, пилот выпрыгнул с парашютом. Еще два И-153 погибли при штурмовке вражеских войск у Кретинги, о судьбе летчиков ничего не известно, но видели, что один из них успел выпрыгнуть и раскрыть парашют — это произошло южнее Дарбеная.

— Там есть наши войска, надеюсь, спасут.

— И еще один истребитель скапотировал рано утром при перелете от Паланги в Либаву на Батском аэродроме — колеса попали в воронку, самолет восстановлению не подлежит. Еще пять «чаек» получили повреждения — их можно отремонтировать за несколько дней. Всего на штурмовку вражеских колонн вылетали три раза силами по одной, а в последнем налете сразу двух эскадрилий. По докладам пилотов потери противника значительные — несколько грузовиков, два орудия, до роты пехоты.

— Хорошо бы, — пробормотал Серафим Петрович, еще с «зимней войны» знающий, как любят преувеличивать свои победы летчики. И посмотрел на Радкевича — моряк ответил понимающей улыбкой и доложил:

— Три МБР из 43-й эскадрильи бомбили немцев у Паланги, еще пять летали на бомбежку вражеских колонн у Дарбеная — два самолета повреждены. Три раза отправляли экипажи на разведку в море — один не вернулся с боевого задания, по всей видимости, сбит истребителями противника.

— Это война, и потери на ней, к сожалению, неизбежны. Но хорошо, что у нас есть целых сорок пять исправных истребителей — я ожидал гораздо худшего. Благодарю вас, товарищи, за доклады, и не смею задерживать, у нас всех масса дел.

Обменявшись на прощание крепкими рукопожатиями с летчиком и моряком, Николаев уселся за стол. С Радкевичем Серафим Петрович переговорил заранее — начальник штаба ВМБ интересовался ходом боевых действий на южном направлении, и словами коменданта 41-го укрепрайона был полностью удовлетворен.

Сам дивизионный комиссар дотошно опросил его о ситуации в городе и гавани. В целом, в Либаве войну встретили спокойно, подняли по тревоге гарнизон, система ПВО была полностью готова встретить вражеские бомбардировщики за десять минут до их появления над Батским аэродромом, провести бомбежку которого немцы так не смогли толком за целый день, но старались, этого у люфтваффе не отнимешь. Зато Виндаву бомбили всего один раз — значит, самолетов у немцев все же недостаточно, чтобы быть везде одинаково сильными, а это внушало надежду.

Попыталась выступить под утро вражеская агентура — «айзсарги» собрались на кладбище, где выкапывали оружие. Однако усиленные комендантские патрули окружили повстанцев, а прибывшие на машинах пограничники при помощи милиции разгроми в коротком бою инсургентов — восемь из них были убиты на месте, семнадцать изловлены и взяты в плен. Нескольким мятежникам удалось сбежать, и сейчас велся их розыск.

В городе сохранялось полное спокойствие, никаких проявлений паники не наблюдалось. Был создан городской и уездный комитет обороны, принявший на себя решение множества вопросов. Началась эвакуация — в первую очередь вывезли эшелоном до Риги всех эвакуированных из Паланги детей, в сопровождение назначили моряков — прибывшие в Либаву на стажировку мичмана были ценным для флота ресурсом, и Клевенский был удивлен, когда приехавший комендант сказал ему об этом. Так что выдали без пяти минут командирам РККВМФ по винтовке и двадцать патронов, из числа хранившихся на складе вооружения бывшей латвийской армии, и отправили в Ригу — а в пути они должны были обеспечить охрану, мало ли что.

Железнодорожники спешно формировали составы, даже стали ставить на польские вагоны колесные пары для советской, более широкой колеи. И завтра должны были уйти на Ригу несколько составов с эвакуированными жителями. Необходимо было вывезти семьи военных и совслужащих, а также необходимое и ценное оборудование.

Ушли час назад на восток транспортеры с мощными 180 мм пушками — пришел приказ командования КБФ о выводе из города 18-й артиллерийской железнодорожной батареи. Из гавани в сопровождении катеров охранения вышло в Ригу больше десятков транспортов, а также несколько подводных лодок из бригады, что были полностью готовы к ведению боевых действий. Сейчас спешно готовились к выходу в море боевые корабли, которые стояли на ремонте на заводе «Тосмаре», и главным из них были эсминец «Ленин», две средние подводные лодки типа «С» и ледокол «Силач». Требовалось лишь время, и ситуация на южном направлении позволяла надеяться, что два-три дня еще будет выиграно…

— Товарищ дивизионный комиссар! Только что позвонил в штаб майор Зайцев, я вернулся обратно и командир мне сказал, что из дивизии, ссылаясь на штаб ВВС фронта, из которого поступил приказ, нашему полку надлежит перелететь на аэродром под Ригой! Якобы существует угроза, что немцы захватят наш аэродром!

Майор был бледен, эта новость оглушила его не меньше, чем Николаева. Серафим Петрович сцепил зубы, чтобы не выругаться. Дрожащими пальцами закурил папиросу и принялся вслух размышлять:

— А вам не кажется, товарищ майор, что весь день командование и штаб ВВС отдает какие-то донельзя странные приказы. До полудня категорически запрещают вести боевые действия против вражеской авиации, потом запрет снимают, и опять вводят иной — наносить штурмовые удары по колоннам противника. Да, сколько раз сегодня майора Зайцева грозили отдать под суд за невыполнение приказов, за то, что он осмелился начать воевать с немцами в воздухе по приказу начальника гарнизона?!

— Два раза, товарищ дивизионный комиссар!

— А сейчас приказывают начать перебазирование, когда враг далеко от города. А это значит, что целый истребительный полк, полностью боеспособный, одержавший первые победы над врагом, вынужден будет бросить неисправные боевые машины и перелететь, а все его наземные службы отправятся следом автотранспортом. Скажите мне честно, майор — на сколько дней ваш полк выпадет из боевой работы и не сможет наносить эффективные удары по врагу?!

— Как минимум сутки, товарищ дивизионный комиссар!