Крепостная
Шрифт:
— У мнье есть плёхой комнать. Маленько и тесно. Там нет отдельный ванная, нет туалет. Это ужастьно, - щебетала девушка.
— Мы привыкшие. Здесь все так, сударыня, - отвечала я, провожая взглядом барина, который как раз входил в комнату.
— Я хотеть вы своя служанка. Ты есть красивая и… - Клэр покрутила в воздухе тонкой ладонью, словно помогала себе вспомнить нужное слово.
— Я не сделаю вам ванную. Но она есть в комнате Петра Осиповича. Думаю, вы можете ею воспользоваться. А ваша служанка поможет вам, - не зная, зачем девушка вытащила меня из-за стола, я отвечала дежурно.
— Ньет, ньет, вы мне должна
— Я помогаю хозяину Осипу Германычу, понимаете? Я должна быть рядом с ним, - по слогам медленно ответила я.
— Нужен снять это платье. Дать мне халат. Мне ложиться отдых. Для молодости, - руками Клеренс указывала на завязки корсета за спиной.
И я согласилась помочь.
— Отэц не любить Петр? – вдруг спросила девушка. И до меня дошло, что вызвали меня сюда для банальных расспросов. Думает, я дурочка, из которой можно что-то вытянуть. Явно уже пыталась проделать это с Марией, но та ни сном ни духом, потому что не живет в доме.
— Очень любит, - тихо сказала я.
Клеренс вдруг отстранилась и бросилась к своему столику. Кровать была рассчитана на гостей Петра, и, конечно, это были его друзья, которых, по всей видимости, он привозил из университета. А сейчас, в совершенно аскетичной по сравнению с остальными комнатами, здесь царил хаос: разбросанные по стульям, столу и даже по полу вещи, белье.
— Подарить тьебе это, - порывшись в шкатулке, француженка шагнула из расшнурованной юбки и протянула мне колечко.
— Нет, нет, я не возьму, это слишком дорогой подарок. Я позову Марию. И она вам поможет. И прибраться тут надо, - я задом шагала к дверям, чтобы поскорее выйти. Мое сердце чувствовало, что это кольцо до хорошего не доведет.
— Ты нье могу так поступить, эдэ муа, силь ву пле, - она просила о помощи и, на мой взгляд, совершенно искренне. Ее от непонимания расширившиеся глаза были прекрасны, но я, прожившая уже одну жизнь, знала, что в ад дороги выстланы именно такими вот услугами.
Выбежав, я столкнулась с Марией.
— Иди, помогай! И приберись там. Черт голову сломит в этой комнате, - выпалила я и подтолкнула служанку к двери гостьи.
Почти пробежав гостиную и уже видя дверь Осипа, я вдруг уткнулась в кого-то, кто вышел на мой путь из-за шторки, коими здесь украшены были все дверные проемы.
— У нас пожар? – голос Петра, поймавшего меня, вывел из ступора.
— Простите, барин, я случайно. Торопилась к вашему батюшке. У него спина. И после переживаний он… - тараторила я, понимая, что Петр крепко держит меня в своих объятьях.
— Ты похорошела, Наденька. Я и не думал, что из тебя выйдет такая красавица, - он, не отпуская моих плеч, чуть отстранился, будто хотел рассмотреть меня еще лучше.
— Отпустите, Петр Осипыч. Мне нужно… - я попыталась дернуться, но держал он меня крепко.
— А твоего слова никто и не спрашивал, девка. Ты куплена моею матерью, и значит, теперь я твой хозяин, - самовлюбленный мужчина прижал меня к себе и провел рукой по спине, а потом нацелился пониже.
Я не знала другого способа избавиться от навязчивого мужика, как использовать свое колено. И я его использовала. Можно, конечно, было сделать это не так сильно, но злость за то, что они с этой куклой уже нарушили мою размеренную жизнь,
переполняла все мои пределы терпения. А за Осипа у меня просто болело сердце.Как только руки его разжались и он сложился пополам, я сделала два больших шага, и дверь в комнату барина открылась прямо передо мной.
— Ты вовремя, Надежда. Барину плохо. Опять скрутило. Я пошел за отваром к Нюре, а ты уж, будь добра, помоги, - Фирс буквально силой затащил меня в комнату и убежал.
— Прости, Наденька, что приходится возиться со старикашкой, но не получилось у меня сдержаться. Я ведь сегодня все узнал о наследстве Домны. Дура баба, как есть дура, - простонал барин, скрюченный, как в прошлый раз на своей койке.
– Фирс меня раздел и рубаху не стал надевать. Так что, коли можешь, сделай хоть что-нибудь.
— Сейчас, сейчас… Вы не переживайте только. Все наладится и будет как прежде. А любое дело можно так повернуть, что оно вам на руку будет, барин. Эта лиса его как колобка заговорила, а он и рад слушать. Ее надо на чистую воду выводить. Вот тогда ваш сын, может, и поймет, что не враг вы ему, - я лила этот «елей» только для того, чтобы Осип увидел выход из положения. Но понимала уже, что воспитывать этого хама надо было, когда он поперек лавки лежал. Сейчас же нам стоило позаботиться о том, чтобы сынок зла какого не натворил.
Глава 20
За три сеанса барин пришел в себя не только физически. Он, к моему удивлению, начал вот такие беседы:
— Надежда, я пожил немало, но все, что в моем доме сейчас творится – балаган какой-то. Стыд перед соседями, перед всем городом, - выдыхал барин, будто от боли, но на самом деле от неудобства за такие слова, за признание беспомощности.
— А вы себя винить-то не смейте, Осип Германыч! Воспитание сына было на барыне, да и не знали вы, поди, сколько она ему денег отправляет. Жил бы хоть не впроголодь, а впритык на самое необходимое, то не пришло бы в голову бросать учебу. Коли платила бы Домна Пална сразу за обучение, а не деньгами снабжала сыночка, не раздухарился бы на полную-то катушку, - успокаивала я хозяина.
— И чего теперь? Щас он увидит наследство свое и спустит все сразу, - наконец сам заговорил о важном барин.
— Неужели на него барыня все оставила? А вам чего? – аккуратно уточнила я.
— А мое, как в самом начале брака, Наденька: усадьба, люд при ней да мастерская. Деревни-то прибыльные все Домнины были. Я вот давеча доехал до нотариуса… благо отношения у нас дружественные. Он мне и открылся, что супруга моя все на сына оставила. Только один у него клинышек получается, только одна загвоздочка: ко всем тем землям дорога через мою усадьбу лежит, Наденька, - выложил как на духу все детали Осип.
— Да-а, - протянула я, поняв, что барин мой, после того, как сын получит документы, моментально захочет все продать.
— Хоть женись назло ему, вредителю. А то ведь такими темпами и я преставлюсь со дня на день, а он и имение разбазарит, - Осип почти плакал, описывая мне всю ситуацию. А я думала над ней, продолжая руками делать то, что они умели лучше всего.
С моими навыками мне даже думать не приходилось, чего руки творят. Это как в темноте снег лопатой чистить: провел – уперся, значит, надо откинуть, снова провел – чисто – и айда дальше. В такие вот моменты, когда руки заняты, мне думалось особенно хорошо.