Крещатик № 95 (2022)

Он уже прошел мимо второго этажа, когда сзади зашумела толпа – реальная школа выходила на перемену. Неожиданно его окликнули.

– Здравствуй, Давид!

Он обернулся:

– Потеряшка!

– Меня зовут Айна.

– Здравствуй, Айна.

– А ты уже уходишь?

– Я в магазин. У вас переменка? Хочешь со мной?

– Если недалеко, – она взяла пальто, – у меня только 20 минут. А куда мы идем?

– В «Консум», на Уденгатан. Тут три минуты идти.

– В «Консум»? Разве там можно покупать?

– Что значит – можно? А где же еще? Где ты покупаешь продукты?

– На Эстермальмсторг. В торговых залах рынка.

– А хлеб, молоко?

– Хлеб в пекарне, а молоко молочница привозит. А в «Консум» не велено ходить.

– Понятно, – он оглядел ее сверху вниз: круглая шляпка, похожая на колокольчик, опоясанная ленточкой и вязаный шарфик под цвет ленточки, элегантное пальтишко, начищенные сапожки. Ничего не понятно. Почему она учится в вечерней школе?

– Пойдем, мне интересно. Я никогда в таком не была.

Они прошли по улице, возле заправки свернули направо, и уже стала видна на углу вывеска магазина. В магазине он смотрел, как Айна удивленно оглядывается вокруг, она опять была похожа на растерявшегося ребенка. А ей всё было непривычно. Продавцов нет совсем, все товары в упаковках лежат на длинных полках в несколько рядов. Помещение такое большое, что покупатели ходят со специальными тележками, складывая туда макароны, крупу, масло, сыр, овощи и другие продукты.

– Здесь даже приятно. И не воняет, как бабушка говорит.

Но когда он взял пакетик тонко нарезанной вареной индюшатины, Айна остановила его.

– Это же не свежее. Ты уверен, что это можно есть?

– Почему не свежее?

– Свежее, когда тебе продавец нарезает. А это в упаковке сколько лежит?

– А ты знаешь, сколько лежит кусок, от которого тебе отрезают? Хочешь попробовать?

– Нет, – она испуганно отдернула руку.

– Слушай, если твоя бабушка такая привередливая, почему она отпускает тебя в вечернюю школу?

– Это не моя бабушка. А в школу я хожу потому, что это мое право. Вообще, мне пора возвращаться, а то не успею на занятия.

– Подожди, тут быстро.

Они уже подошли к кассе. Кассирша сложила все покупки в большой бумажный пакет. Давид отложил пару тянучек.

– Держи, – он протянул Айне одну конфету, вторую – стал разворачивать сам.

– Спасибо. А тут все дешевле, правда.

– Потому что не надо продавцам зарплату платить. А на рынке каждому заработать надо. Папа говорил, что можно решать экономические проблемы двумя способами: или иметь много денег, или тратить мало.

Они вернулись в школу как раз к концу перемены, и Айна заторопилась. Давид стоял и смотрел вслед, пока она не вошла в класс.

Он надеялся встретить Айну после занятий, поскольку все равно был без велосипеда, но опоздал. С велосипедом вышло так: на прошлой неделе он съезжал вниз на набережную по узкому переулку в Гамла стане, когда из подворотни неожиданно вышел угольщик с тележкой. Объехать было невозможно, пришлось резко тормознуть. Давид вылетел из седла и удачно приземлился. Но переднее колесо все равно врезалось в тележку с углем, и теперь предстояло раздобыть новое.

Шел дождь, и Давид подумал, что на трамвае сейчас даже приятней, чем на велосипеде. Сквозь мокрые окна не было видно осенней листвы, и улицы казались совсем серыми. По сравнению со Стокгольмом родной город вспоминался Давиду легким и веселым. Площади были шире, дворцы роскошней, фонтаны красивее, дома светлее: белые, желтые или светло-зеленые.

Возможно, это просто детские воспоминания, когда до определенного момента вся жизнь казалась праздником. Но город же не виноват в том, что произошло, город – это дома, парки, памятники. И люди. Люди, да. В большинстве своем они оказались не такими, как он думал, но тоже разные.

В Стокгольме было много домов из темного кирпича, и потому он выглядел более темным и тяжелым, как бы сердитым. Еще только октябрь, и город пока не утратил осеннего обаяния. Но потом будет ноябрь, тяжелый и скучный, самый скучный месяц в Швеции. В декабре дни, конечно, короче, и темнеет еще раньше, но, когда выпадает снег, становится светлее и как-то радостней. Начнутся адвенты, праздники, суета вокруг Рождества, и люди на улице будут улыбаться друг другу. Он не очень понимал смысл адвентов, но любил предпраздничную суету, хотя сам Рождества не праздновал. В Швеции все праздники, кроме Нового года, были христианские. Даже Мидсоммар – праздник середины лета – оказался связан с днем рождения Иоанна Крестителя.

Скоро на площадях поставят ёлки, а витрины украсятся рождественскими гномиками. Он был однажды в Стокгольме в декабре, в тот самый год, когда в столице Швеции буйствовали «субботние саботажники», взрывавшие динамитом подъезды в центре города. Как раз незадолго до поездки был взрыв на Центральном вокзале. Страх щекотал нервы, но ничего такого в тот день не случилось. Они шли от вокзала в Гамла стан: сначала по набережной, потом через мост, на маленький остров, где стояло здания Риксдага, потом опять через мост. Он запомнил дом с колоннами возле моста и высокую стену замка напротив. Они пошли по длинной, узкой улице, которая казалась светлее других, потому что в первых этажах всех домов находились лавочки и кафе, все окна светились, в огромных витринах висели рождественские звезды, стояли гномы и гномики с подарками, специальные лодочки, заполненные мхом, для четырех свечей адвента.

В некоторых окнах стояли кукольные дома, на трех, иногда четырех этажах кипела жизнь: игрушечные человечки готовились к Рождеству, как настоящие. Внизу, в кухне пекли булочки, на втором этаже принимали гостей, стояла елка, на третьем играли дети. А еще повсюду продавались семисвечники, меноры. Тогда это очень удивило всех ребят. Микаель объяснил, что менору сделал Моисей по инструкции господа, и все религии, основанные на Библии, используют семисвечник.

«Субботних саботажников» поймали в ночь под Новый год возле городской библиотеки. Это оказались мальчишки-подростки, их ровесники. Давид и его товарищи долго обсуждали потом действия подрывателей и решили, что шведским мальчишкам не хватает острых ощущений.

Среда, 26 октября

В следующий раз она увидела Давида через день, в среду, на остановке трамвая. Что-то случилось на линии, трамваи где-то застряли. Айна дошла бы пешком, но она была с сестрами Сван. Как-то неудобно прервать разговор и оставить их ждать на остановке. Ей всегда было неудобно перед сестрами. Как будто она что-то им обещала и не сделала.

Все уже утомились ждать, когда появился Давид и встал в сторонке, отвернувшись от ветра, поглядывая, как бы случайно, на девушек.

– Смотри, тот парень, с которым ты в понедельник на переменке уходила, – сказала Эмма, ткнув сигаретой в сторону Давида. – Он кто?

– Просто знакомый. Вместе как-то ехали из школы, – Айна смутилась. – Мы в магазин ходили.

– Он с музыкального, – сказала Карин. – Я видела его как-то на воскресном концерте.

– А я? – удивилась Эмма. – Почему я не видела?

– Тебя тогда не было, – ответила Карин, – вы с мамой ездили в деревню.

– На чем он играет?

– На такой дудке, похоже, большая блокфлейта, а может, и кларнет, я в них не разбираюсь. Но красиво.