Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
Сигурду выпала честь первым из западных королей посетить Утремер, и встречали его по-королевски. Монархи вступили в Иерусалим во главе торжественной процессии «всего духовенства, одетого в альбы и другие великолепные церковные одежды и распевавшего гимны и песни» [281] . За процессией последовал тур по святым местам Иерусалима и окрестностей, после которого два короля вместе окунулись в Иордан. Великий скальд Эйнар Скуласон позже сочинил вису, чтобы запечатлеть этот знаменательный момент:
281
Там же, с. 804–5.
Балдуин подарил Сигурду щепку от Креста Господня, и юноша
282
Heimskringla, с. 695.
283
Олава канонизировал папа Александр III в 1164 году; этот святой до сих пор популярен в Норвегии и на Фарерских островах; каждый год 29 июля в его честь проводится праздник Олсок. Как именно он умер, вопрос спорный.
К моменту появления на Востоке Сигурда государства крестоносцев значительно выросли. Иерусалимское королевство вобрало в себя почти все побережье от Яффы до Акры — красивого и надежно укрепленного портового города, который крестоносцы захватили в 1104 году. Расположенное к северу от Иерусалима новое графство Триполи — и далее княжество Антиохийское — господствовали почти над всеми крупными населенными пунктами от Бейрута до Александретты. А вот города Тир и Сидон, расположенные между Иерусалимом и Триполи, упорно сопротивлялись. Сигурда с его военным флотом и многотысячной дружиной как раз и не хватало латинянам, чтобы подчинить себе один из этих городов — а если повезет, то и оба.
Как пишет историк из Дамаска Ибн аль-Каланиси, осада Сидона началась 19 октября 1110 года и длилась сорок семь дней. Шестьдесят ладей Сигурда, «полные воинов», блокировали город. Сила норвежцев была так велика, что египетский флот, стоявший в 36 километрах в порту Тира, не рискнул идти на север и прорывать блокаду [284] . Тем временем Балдуин готовился штурмовать стены Сидона с суши. Горожане пытались отпугнуть осаждающих камнями, которые они бросали вручную и из катапульт. Инженеры армии латинян принялись строить штурмовую башню, которая передвигалась на прикрепленных к основанию шкивах, «закрыв [ее] виноградными лозами, циновками и сырыми шкурами волов» {74} для защиты от зажигательных снарядов и греческого огня [285] .
284
Ibn al-Qalanisi, с. 106–7; Albert of Aachen, с. 804–5.
285
Ibn al-Qalanisi, с. 107.
Когда башня была готова, ее подтащили к стенам Сидона; теперь с ее верхнего этажа солдаты могли обстреливать из арбалетов улицы города. Ибн аль-Каланиси пишет, что франки держали на башне запасы воды и уксуса для тушения огня. Альберт Аахенский слыхал, что граждане Сидона пытались сделать подкоп под башню, но их план был раскрыт и сорван. В конце концов защитники города решили, что с них достаточно, и 4 декабря Сидон сдался королю Балдуину. Городской гарнизон, получив гарантии безопасности, покинул город. Всем мусульманам, кто того хотел, тоже разрешили беспрепятственно уйти в Дамаск. Оставшихся Балдуин обложил данью в двадцать тысяч динаров, чем, по словам Ибн аль-Каланиси, «обрек их на нищету» [286] . Снорри Стурулсон, как всегда, упоминает, что дружина Сигурда взяла много добычи [287] . За время своего путешествия норвежцы награбили столько добра, что, демонстрируя свои победы, увешали драгоценными вещицами даже паруса драккаров, ослепительно сверкавшие на солнце.
286
Там же, с. 108.
287
Heimskringla, с. 696.
Поклонившись иерусалимским святыням и приложив руку ко взятию Сидона, Сигурд счел свою миссию оконченной и покинул королевство крестоносцев. Отчалив из Акры, он ненадолго остановился на принадлежавшем Византии Кипре, а затем, в 1111 году, следуя вдоль берега западной Малой Азии, добрался до Константинополя. Приближаясь к «Миклагарду», пишет Снорри, драккары шли таким ровным строем, что «выглядели как одна сплошная стена» [288] .
288
Там же, с. 697.
Алексей Комнин, по своему обыкновению, встретил гостей с распростертыми объятиями, хотя крестоносцами тут были сыты по горло: в 1107–1108 годах, пока Сигурд терзал Галисию, заклятый враг императора Боэмунд двинулся на Иллирию, балканскую провинцию Византии, объявив
вторжение крестовым походом. (В армии Боэмунда, набранной во Франции, Англии, Италии, Германии и так далее, был как минимум один норвежец, которого звали Хамундр из Ватнсфьорда.) Однако в тот раз победа оказалась на стороне Алексея. Потерпев тяжкое поражение при Диррахии, Боэмунд вынужден был подписать договор, по условиям которого он признавал себя вассалом императора и обещал признать право Византии на Антиохию. Анна Комнина, торжествуя, записала самоуничижительные слова Боэмунда. «Раскаявшись, подобно объятому ужасом рыболову, я вновь обрел разум, — якобы сказал он, — и чуть ли не стал благоразумнее благодаря твоему копью… Я выступлю с оружием в руках против любого противника твоего владычества, вне зависимости от того, будет ли поднявший на тебя руку христианского рода или же врагом нашей веры, из числа тех, кого мы называем язычниками»{75}. Это была катастрофа, от которой Боэмунд уже не оправится. Через полгода после подписания договора в Деволе хитрый старый нормандец скончается в Ломбардии.Сигурд, к большой радости императора, был совсем не похож на Боэмунда, и Алексей мог позволить себе проявить великодушие. Снорри Стурулсон писал, что в честь Сигурда в Константинополе устроили экстравагантно пышные городские игры, на которые Алексей потратил сумму, эквивалентную 270 килограммам золота. Конунга осыпали подарками и лестью. Наконец пришло время возвращаться домой. В обмен на свои корабли Сигурд раздобыл у Алексея коней и в знак уважения отдал ему громадных позолоченных драконов с носа королевского флагманского драккара. Драконов установили в одной из константинопольских церквей. Кое-кто из команды Сигурда решил задержаться в Византии и поступить на службу к императору. Остальные вместе со своим конунгом двинулись в путь по болгарским, венгерским и германским землям. Добравшись до дома, Сигурд узнал, что в королевстве его все благополучно, а народ его рад возвращению короля. «Все говорили, что не бывало более славного похода из Норвегии, чем этот», — писал Снорри [289] . Сигурду на тот момент едва сравнялось двадцать лет.
289
Там же, с. 699.
В конце жизни Сигурд Норвежский сошел с ума. Однажды ему почудилось, что в его купели плавают рыбы, и с тех пор с ним часто случались приступы маниакального смеха, от которых он делался совершенно беспомощным. Если не считать этого, он в общем-то мирно делил королевские заботы с братьями и пережил обоих. Некоторые исследователи предполагают, что Сигурд страдал какой-то формой посттравматического стрессового расстройства, но знать этого наверняка нельзя. Свой фрагмент Святого Креста он не стал оставлять в гробнице Олава — пожертвовал его церкви, которую построил в Конунгахелле. Там же он установил престол, купленный в Византии: «Он был из меди и серебра и роскошно позолочен. Кроме того, он был украшен финифтью и драгоценными камнями» {76} [290] . В 1135 году город, расположенный недалеко от нынешнего Гетеборга в Швеции, был разграблен и сожжен языческим народом вендов. К тому времени Сигурда уже не было в живых: он скончался в возрасте сорока лет, двадцать семь из которых правил как король.
290
Там же, с. 714
Поход Сигурда, который между 1107 и 1111 годами объехал чуть ли не весь христианский мир, дает возможность не только составить представление о Средиземноморье, каким оно стало после Первого крестового похода и вторжений христиан на Сицилию и в Иберию, но и понять, в каком направлении этот мир — и движение крестоносцев — будет развиваться в последующие десятилетия. Набег норвежцев на Лиссабон предвосхитил намного более масштабное вторжение крестоносцев, которые в 1147 году почти полностью разрушили город. Кроме того, люди Сигурда открыли предприимчивым христианским воинам новое поле деятельности по другую сторону испанского полуострова — Балеарские острова. Следуя стопами норвежцев, объединенная армия пизанцев и каталанцев, к которой присоединились добровольцы из южной Франции и итальянских городов-государств, принялась строить планы покорения островов и сокрушения местной тайфы. Между 1113 и 1115 годами они несколько раз атаковали Балеары, получив на то папское благословение — официальную буллу Пасхалия II, — и захватили все крупные города архипелага, в том числе Пальма-де-Майорку. Но все их усилия пошли прахом: уже в 1116 году Альморавиды пересекут наконец Балеарское море и выгонят христианских захватчиков, а острова останутся под властью мусульман еще на сто с лишним лет. Но Сигурд, ослабивший сопротивление Ибицы, Менорки и Форментеры, показал им пример.
Побывав на Сицилии, Сигурд погрелся в лучах восходящей славы династии нормандцев Готвилей, основанной и укрепленной Робертом Гвискаром и Рожером I. Если верить Снорри Стурулсону, юный конунг снискал благосклонность графини Аделаиды и молодого Рожера II, а кроме того, проложил путь, которым за ним последуют многие — в том числе Ричард Львиное Сердце, который в конце XII века отправится в свой крестовый поход.
Прибыв в Утремер, Сигурд показал, какими могут быть деловые отношения между монархами Запада, совершающими свои вооруженные паломничества, и иерусалимскими королями, которые неизменно будут нуждаться в помощи остального западного мира. Люди Сигурда, в отличие от купцов Пизы, Генуи и Венеции, по всей видимости не особенно стремились застолбить за собой постоянные торговые права в регионе; их экономические интересы лежали далеко оттуда, в Северном и Балтийском морях. Тем не менее их поход наглядно продемонстрировал, что людям, осмелившимся рискнуть, в Святой земле есть чем поживиться. Отношения норвежцев с императором Алексеем показали, что, какую бы враждебность ни спровоцировал дележ добычи после взятия Антиохии в 1098 году, новые люди вполне могут поддерживать дружеские отношения как с латинянами, так и с греками Восточного Средиземноморья. Многим другим такого баланса достичь не удалось.