Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
Отлично, я все-таки уже немного научился пользоваться медальоном, пусть и не как опытный фламеньер, но вполне успешно. Элика может быть мной довольна....
Я дошел до конца улицы, огляделся. Ничего подозрительного. Налетавший порывами ветер раскачивал высокие деревья над крестьянскими мызами, его порывы врывались мне под плащ и обдавали холодом. К вечеру мороз усиливался. Я прошел вымершую деревню насквозь, от западного конца до восточного. Дальше стоял большой двухэтажный каменный дом с двускатной драночной крышей, очень добротный и ухоженный, наверняка усадьба местного богатея. А за домом, метрах в ста пятидесяти впереди, виднелась невысокая ограда сельского кладбища. Я даже мог разглядеть в быстро сгущающихся сумерках каменные надгробия, поднимающиеся из снега. Подойдя ближе к
Впрочем, я хотел лишь выяснить справедливость слухов, и заходить в дом нет никакой необходимости. Дело сделано. Можно возвращаться в гостиницу, выпить глинтвейна с пряностями и поспать несколько часов, прежде чем ехать дальше, в Харем...
Я услышал этот звук, когда уже зашагал по дороге в обратную сторону, туда, где была привязана моя лошадь. Он заставил меня остановиться. Сначала мне показалась, что это мяукает кошка. Но потом я понял, что это плачет грудной ребенок.
Ребенок в брошенной деревне?
Мне понадобилась пара секунд, чтобы определить - ребенок плачет именно в богатом доме. Дверь дома оказалась плотно прикрытой, но незапертой. Я толкнул ее, вошел внутрь и сразу почувствовал запах, который ни с чем нельзя перепутать.
Запах крови.
В горнице было очень холодно - мне показалось, даже холоднее, чем на улице. Большой камин давно погас, и освещали комнату странные синие огни, плававшие под потолочными балками. Убранство оказалось неожиданно скромным, мебель самодельной, хоть и добротной, посуда на полках вдоль стен глиняной и деревянной. Возле сундука в правом ближнем углу лежала куча темных тряпок. В центре горницы стоял огромный стол, накрытый для ужина, а вокруг стола лежали тела - две женщины и четверо подростков и детей, три мальчика и девочка. Их лица в синеватом свете огней казались мертвенно-белыми, а кровь на их телах - черной, как смола. Глаза покойников были открыты, зубы оскалены, руки и ноги неестественно вывернуты.
– Они не дождались, - сказал женский голос.
Я порывисто обернулся. Молодая беременная женщина (судя по животу, месяце на восьмом, не меньше!), которую я принял в полумраке за груду тряпья, подняла голову и посмотрела на меня. У нее было бледное почти детское личико и роскошные волнистые волосы, падающие на плечи и закрывавшие половину лица, так что я видел только один глаз - черный, будто лишенный белка и окруженный болезненными тенями.
– Чего не дождались?
– спросил я, берясь за рукоять меча и делая шаг назад.
– Как тяжело!
– охнула она, поморщилась и с трудом поднялась с пола, придерживая живот обеими руками.
– Зачем ты пришел?
– Я слышал, тут ребенок плакал.
Она засмеялась, прикрыв рот ладонью. Драгоценные камни в перстнях на ее пальцах вспыхивали искрами.
– Ребенок!
– Она склонила голову, рассматривая меня.
– Нет тут ребенка. Это я плакала.
– Кто это сделал?
– Они не успели уйти, - сказала она, убрав с лица упавшие пряди волос.
– Боялись, что не смогут вернуться. И надеялись, что все это пустые слухи. Прочие жители были благоразумнее.
– Это ты их убила?
– Я всего лишь бедная крестьянка.
– Бедная? С такими-то перстнями? Ты что-то не договариваешь, милочка.
– Герой!
– Она презрительно фыркнула, ее глаза таинственно сверкнули в полумраке.
– Невелика заслуга справиться с бабой на сносях.
– Я не хочу тебе вреда. Но ты должна рассказать мне, что здесь происходит.
Она не ответила. Издала странный, очень громкий и неприятный мяукающий звук, потом зашипела, как змея, а миг спустя прыгнула на меня с поразительной ловкостью. Ее искаженное лицо, мертвые глаза и острейшие белоснежные клыки запечатались у меня в памяти, как стоп-кадр. Меч в моей руке остановил ее, женщина напоролась на раскаленный заклинанием клинок своим животом,
взвыла страшно, на одной ноте, оглушая меня. Брюхо лопнуло, как наполненный водой надувной шарик, и меня окатил поток черной, пенистой, пахнущей медью крови. Тварь задергалась, еще пытаясь вцепиться мне в горло пальцами, но мгновение спустя от нее повалил дым, волосы вспыхнули, кожа обуглилась, и тело буквально развалилось и просыпалось с меча на пол частями скелета и тлеющими хлопьями пепла.– Молодец, сынок!
Сэр Роберт шагнул ко мне из темноты, одобрительно улыбнулся.
– Похоже, Элика кое-чему тебя научила, - заметил он.
– Неплохо ты придумал с пламенеющим мечом. Возьми этот прием на заметку, пригодится.
– Что это было, сэр?
– Всего лишь урок. И ты хорошо справился с заданием.
– Погодите, разве все, что мне рассказывали в Верте про брошенную деревню, всего лишь...
– Это называются Иллюзиариум, Эвальд. Созданная при помощи магии произвольная реальность. Раньше молодых фламеньеров готовили, отправляя их на настоящие задания, но это было слишком опасно - ученики погибали или заражались проклятием. Охранительная Ложа подсказала выход. Опытные маги способны создать Иллюзиариум, который неотличим от реальности нашего мира, где послушники чувствуют боль и получают удары и укусы, но их жизни и здоровью при этом ничто не грозит.
– Так, - ко мне вернулось чувство реальности, я понемногу приходил в себя. Останки убитой твари, тела ее жертв и темная кровища, залившая меня и пол, исчезли бесследно.
– Значит, это симулятор?
– Симулятор? Что это значит?
– Все это ненастоящее, верно?
– Да, это всего лишь иллюзия. На самом деле ты сейчас мирно спишь в гостинице, и все происходящее как бы твой сон. Но ты показал себя молодцом. Как ты определил, что эта женщина не та, за кого себя выдает?
– Очень просто, сэр. Она была одета в лохмотья, а на пальцах драгоценные кольца. И вообще, какая-то она странная была.
– Поздравляю тебя, Эвальд. Ты прикончил лакримону. Случись такое в реальности, орден был бы обязан выплатить тебе двадцать гельдеров "слезных денег". Конечно, если бы ты представил доказательства.
– Лакримона - это вампир?
– Да, один из самых опасных. Все порождения Нави внушают ужас, но лакримона всегда вызывает особое омерзение даже у нас, персекьюторов. Наши демонологии говорят, что лакримоной, или, как ее называют в народе, Плакальщицей, становятся женщины, умершие бездетными. В дальних деревнях Элькинга или Аверны общины до сих пор не разрешают хоронить таких покойниц на погостах, их тела сжигают и только потом прах предают земле, чтобы бедняжки не стали вампирами. Лакримона никогда не нападает на мужчин, охотится только на молодых женщин и детей. Свои жертвы она часто приманивает детским плачем, отсюда и название. Если в деревне начинают один за другим умирать младенцы - значит, Плакальщица пришла. Это верная примета, и она никогда не обманывает. Так было и в Верте. Спасения от лакримоны нет, она высасывает из жертвы всю кровь, и от этой крови раздувается, как тварь, которую ты убил в Баз-Харуме, помнишь? В это время лакримону легко спутать с беременной женщиной.
– Проклятая паучиха. И умная - у кого поднимется рука на брюхатую?
– Истинно. Будь она голодной, тебе пришлось бы намного сложнее. У лакримоны отменная реакция. И впредь, никогда не разговаривай с вампирами. Некоторые из них могут при помощи чар поработить твой разум, и в этом случае ты неминуемо погибнешь.
– И каких только тварей не сыщешь под небесами!
– Я вытер меч тряпицей, которую подобрал с пола и убрал в ножны.
– Что теперь, сэр Роберт?
– Теперь отдыхай. До утра еще есть время.
– Вы ничего больше не хотите мне сказать?
– Только то, что горжусь тобой, - рыцарь шагнул ко мне, протянул руку ладонью вперед, но миг спустя со вздохом опустил ее. Я понял: он хотел коснуться моей щеки, но не смог.
– Скоро ты станешь гордостью Ордена, сынок. И мне это приятно.
– Орден никогда не примет меня обратно, сэр.
– Примет. У твоих недругов не будет выбора. Ты докажешь им, что доблесть и разум важнее безупречной родословной.
– Сэр, что будет со мной?