Крестоносец: Железная Земля

– Тебя ждет слава. Или смерть. Или забвение. Все зависит от тебя.

– Мне хотелось бы стать достойным вас, сэр Роберт.

– Похвальное желание, сынок. Но ты нашел себе не того кумира. Я всего лишь старый неудачник и....

– Нет, сэр. Вы герой, и это говорят все.

– Мертвым небезразлично, что говорят о них живые, - тут сэр Роберт слабо улыбнулся.
– Титулы, богатства, страсти мы оставляем за порогом земной жизни. И только память остается в мире, который мы оставляем навсегда. Если о нас на этой земле остается добрая память, это славно. Человек не может мечтать о большем. Поэтому твои слова радуют меня. Не думай обо мне и не сожалей о моей смерти. Я ушел достойно, как и полагается воину. Матерь смилостивилась надо мной, даровала мне достойную смерть, и я желаю такой же и тебе, сынок, когда придет твой час. А теперь я должен идти. Утро близко, мое время заканчивается. Да благословит тебя Матерь, сынок!

– Прощай... отец.

Он улыбнулся еще раз и растаял в густом голубоватом тумане, наполнившим дом. Этот туман окружил меня, и я понял, что пришло время проснуться.

***

Всадников было десять - они были вооружены, облачены в добротные кольчужные доспехи и выглядели весьма грозно. Они встали подковой у выезда с моста на шлях, перекрыв его. Их предводитель поехал нам навстречу. Это был плечистый малый лет тридцати, эдакий красавец-блондин - гроза местных вдовушек, в сияющей на солнце кольчуге, поверх которой был наброшен соболий пелизон. Остановившись метрах в пяти от нас, парень поднял правую руку в приветственном жесте.

– Вы шевалье де Квинси?
– крикнул он.

– К вашим услугам, - я положил правую ладонь на рукоять меча.

– Добро пожаловать в епископат Каль, шевалье!
– Соболий пелизон склонил голову в учтивом приветствии. Впрочем, никакого радушия на его лице не читалось, оно осталось непроницаемым.
– Я Венчен Друбби, кальский бейлиф. Его преосвященство епископ Ошер повелел мне встретить вас и ваших спутников и препроводить в его резиденцию.

– Как неожиданно, право слово, - сказал я. Меня удивили его слова.
– Мы не предупреждали его преосвященство о своем визите.

– Не удивляйтесь, шевалье, - Бейлиф все же улыбнулся, хотя его улыбка получилась кисловатой.
– Епископ получил уведомление о вас голубиной почтой из Левхада. Их величеством велено оказывать в вашей миссии всевозможное содействие и помощь. Разумеется, епископ принял это к сведению и весьма рад исполнить королевскую волю.

Так, теперь понятно. Королева Вотана подсуетилась. Что ж, замечательно. По крайней мере, вопрос с ночлегом и ужином теперь наверняка решен...

– Прекрасно, - сказал я вслух и поклонился бейлифу.
– Что ж, ведите. Мы следуем с вами.

– Мы любим, когда в наш епископат приезжают гости, - заявил бейлиф, когда мы съехали с моста на шлях.
– Вы ведь расскажете нам столичные новости, шевалье?

– Боюсь, мои новости устарели. Я очень давно не был в Рейвеноре.

– У нас говорят, его величество и орден готовятся к крестовому походу против Тервании?

– Да, это так.

– Прекрасно!
– с воодушевлением воскликнул Друбби.
– Мы давно ждем этого похода. Наконец-то дорога к славе будет открыта.

– Вы так рветесь в поход?

– Не я один, шевалье. Многие местные дворяне готовы по первому зову встать под знамена империи в священной войне.

– Невероятно, - я с удивлением посмотрел на бейлифа.
– Мне казалось, что жители Виссении не очень-то горят желанием проливать кровь за Империю.

– Ваша правда, кое-где имперцев недолюбливают, - признался бейлиф.
– Но вы ж понимаете, это неграмотное темное быдло, которое ненавидит всех. В моих жилах течет кровь двадцати поколений лордов Краута, одной из самых знатных виссингских фамилий, но левхадская голь будет плевать мне вслед точно так же, как и вам, шевалье. Мы просвещенные люди и понимаем, что национальная рознь ни к чему хорошему не ведет. Не будем уподобляться тупым селянам, мой друг.

– Приятно это слышать, сэр, - сказал я совершенно искренне.

– Его преосвященство того же мнения, что и я. Он сам чистокровный виссинг, но учился в Рейвеноре, и я не знаю человека, который был бы лучшим сыном Материанской церкви, чем епископ Ошер. Не пропустите его проповеди - он всегда завершает их словами о братской любви между виссингами и подданными империи, и он искренен, уж поверьте. Да вы и сами это увидите. Он даже к виари относится с отеческой любовью, не в обиду вам будет сказано, сэра, - тут бейлиф поклонился Элике.

– У вас есть виари?
– не удержался я.

– Каль единственная гавань в провинции, куда разрешено заходить виарийским кораблям, - пояснил Друбби.
– Иногда его преосвященство даже принимает виарийских капитанов в своей резиденции, в Громовом замке.

– Подумать только!
– Элика презрительно хмыкнула.

– Вы сомневаетесь в искренности его преосвященства?
– с некоторым вызовом спросил бейлиф.

– Ни в коем случае, - Элика поднесла к лицу надушенный платочек.
– У вас тут сильно пахнет навозом.

В самом деле, недалеко от дороги, в заснеженном поле, темнели огромные компостные кучи, заготовленные местными крестьянами. Бейлиф сразу помрачнел. Впрочем, ветер скоро унес неприятный запах. Мы проехали поворот дороги, и я увидел впереди, за деревьями, верхушку каменной башни, которая возвышалась над равниной на десятки метров.

– Это Кальская Игла, - пояснил бейлиф, заметив, куда направлен мой взгляд.
– Самый большой маяк на всем побережье. Его построили двести лет тому назад, еще до цитадели и внешних укреплений... Вам не доводилось бывать в Кале прежде?

– Ни разу.
– Я повернулся к Ганелю.
– А вы, мэтр Иустин, бывали здесь?

– Один раз, - ответил умник, подняв палец к небу.
– Проездом. В прошлый раз у меня не достало времени осмотреть как следует сей замечательный город.

– Его преосвященство уже распорядился приготовить вам комнаты, - добавил Друбби.
– Надеюсь, вы останетесь довольны нашим гостеприимством.

– Не сомневаюсь, - ответил я.

Между тем мы миновали сосновую рощу и въехали в городское предместье. Справа и слева от дороги, протянувшейся в сторону города примерно на три полета стрелы, теснились почти одинаковые аккуратные двухэтажные дома под характерными для этих краев драночными двускатными крышами. С ними соседствовали глинобитные домики с соломенными крышами, и настоящие хоромы с высокими решетчатыми заборами, крытые разноцветной черепицей. Прохожие, узнавая бейлифа, кланялись, на нас косились настороженно. Следуя по главной улице предместья, мы доехали до рынка, расположенного у самого въезда на мост, ведущий в Каль. Здесь нас окутали самые разнообразные запахи, среди которых самым крепким была вонь мочи: большую часть рынка занимали скототорговцы со своим мычащим, блеющим и хрюкающим товаром. Народу было много - в большинстве, женщины в длиннополых охабнях и фетровых шляпках. Многие были с детьми. Часть торговцев разместилась так близко у моста, что проезжая часть дороги сузилась где-то до полутора метров, и я реально опасался затоптать конем какого-нибудь нерасторопного ребенка или старика. Друбби же, видимо, желая, чтобы мы ехали побыстрее, начал криками сгонять людей с дороги. Так мы въехали на мост - на скользком камне пришлось вновь придержать лошадей и идти медленным шагом. Я глянул за парапет: лед под нами был ужасно грязный и темный, засыпанный самым разнообразным мусором и отбросами, и я почему-то подумал, что эта речка уже на днях вскроется, и вся зараза благополучно попадет в море.

Ворота в город были открыты: на мосту перед ними стояли несколько запряженных волами фургонов - в них были большие бочки и мешки. При нашем приближении стражники прекратили разговоры с хозяевами этих фургонов и приветствовали нас, взяв свои бердыши "на караул", а толковавшие со стражей негоцианты склонились в поклонах. Мы въехали под свод ворот, Друбби быстро обменялся парой фраз с начальником стражи, и дальше наша кавалькада начала подниматься по узкой и загаженной улице к каменной цитадели, построенной на самом высоком месте города - Узырском холме.