Крестоносец

— Шевалье де Лонэ, это к вам.

В сенях стоял монах, в промокшей тёмно-коричневой рясе до самой земли, подпоясанной простой верёвкой, с надвинутым по самый нос капюшоном.

— Досточтимый шевалье де Лонэ, — обратился он ко мне с лёгким поклоном. — Его Преподобие, аббат Сугерий, просит вас о личной встрече.

— Сейчас? В такую погоду?

— Да, именно сейчас.

Мы с Роландом переглянулись.

— А что ему от меня понадобилось? — спросил я, мучимый нехорошим предчувствием.

— Я не знаю, что, но отказывать не советую.

Я снова обменялся взглядами с Роландом, пожал плечами.

— Надеюсь, встреча надолго не затянется, — сказал я товарищу с оттенком грусти в голосе.

Во-первых, дождь так и накрапывал, пусть и не столь сильно, как час назад, а во-вторых, я не ждал ничего хорошего от этой встречи. Чуйка у меня на такие дела.

Монах приехал на осле, на нём же и отправился обратно, дождавшись, когда я оседлаю Аполлона. Дорога по раскисшей от дождя дороге заняла куда больше времени, чем когда мы с Роландом добирались до аббатства первый раз сегодня днём. Я смотрел ан маячившую впереди спину монаха и тощий круп осла, а в голову мою лезли не самые весёлые мысли касательно того, чем может закончиться для меня это рандеву. Но решил раньше времени себя не накручивать, будь что будет. И кстати, как этот монах нашёл, где я живу? Потом спрошу, если не забуду.

Забыл. Мы остановились возле ворот монастыря, куда я стучался несколько дней назад, и открыл нам тот же самый монах. Или просто показалось? Не суть важно, меня-то он в тот раз вряд ли хорошо разглядел… Ослик и Аполлон отправились в тёплое стойло, а мы с моим провожатым, у которого в руках теперь был увесистый ключ, двинулись к соборной церкви, перед которой несколько часов назад выступал Папа.

Вошли мы через дверку в тяжёлых воротах, которую монах отпер этим самым ключом. Идти пришлось через весь храм, выстроенный в виде нефа. Мы шли сквозь таинственный полусумрак, так как внутренности храма освещались редкими масляными светильниками на стенах и столбах-арках. Тем не менее можно было разглядеть цветные витражи в высоких, стрельчатого типа окнах, украшенные серебром и позолотой раки с мощами святых. А у дальней стены возвышался крест. Но не простой, это был крест метров семи высотой, да к тому же покрытый позолотой, и впечатление производил более чем внушительное.

Заметив мой интерес, монах произнёс:

— На этот крест наш аббат истратил лично двадцать четыре марки чистого золота.

— Ого, — не смог сдержать я восхищения. — Видно, богатое у вас аббатство.

— Сейчас не бедствуем, а вот когда Сугерий только его принял… Что говорить, в храме вот на этом самом месте паслись козы.

Монах всплеснул руками, отчего широкие рукава сутаны на мгновение стали похожи на крылья большой птицы.

За этим самым крестом располагалась тяжёлая дубовая дверь, ведущая в не так уж и скромно обставленную алтарную. Позолоты здесь тоже хватало на разного рода потирах или как там правильно эти чаши называются.

А дальше была ещё одна дверь, вернее, дверка, проходя в которую, мне пришлось слегка пригнуться. Прямой коридор с потолком, стенами и полом, выложенными гладким камнем, заканчивался очередной дверкой, перед которой монах остановился, жестом приглашая меня войти. Сам же, я так понял, входить не собирался, видимо, выполнив свою миссию по доставке моего тела пред очи аббата. Подумалось, что же он тут, взаперти сидит, Сугерий, раз монах отпирал входную дверь? Или она ещё и изнутри открывается? А может, отсюда вообще есть второй выход, куда-нибудь в монастырские покои?

Я не стал стучаться, просто толкнул дверь и, перешагнув порог, оказался в небольшой, уютной комнате с пылающим камином. Смахивало помещение на личный кабинет. Здесь имелись вполне светского вида стол с креслом в мягкой обивке за ним и стулья с красивыми, резными спинками. Вдоль стен шкафы с книгами. Ясное дело, рукописными, печать ещё не изобрели[3]. В Европе-то уж точно. Представил, сколько труда было вложено в создание этих самых книг… Их тут сотни две, наверное. Может, пора уже и книгопечатание изобрести?

Ну а что, я примерно представляю себе этот процесс. Нужна форма с вырезанными на ней в зеркальном отражении буквами или картинкой. Форма покрывается краской, к ней прижимается специальным прессом или валиком бумага или тонко выделанный пергамент, вот тебе и готов оттиск. А можно буквы отдельно каждую отлить, например, и просто составлять их потом в нужно порядке. Где-то читал, что литеры отливали из сплава свинца, олова и сурьмы, думаю, в это время эти металлы достать не такая большая проблема.

Аббат Сугерий, всё в той же скромной рясе, но уже с опущенным капюшоном, стоял перед камином ко мне вполоборота, держа в руках выполненную из чистого золота чашу, украшенную также самоцветами и жемчугом. По бокам две тонкие ручки с завитушками — внизу поменьше, сверху побольше.

— Чаша александрийской работы, — негромко произнёс Сугерий, по-прежнему не поворачивая головы в мою сторону. — Изготовлена язычниками задолго до прихода в наш мир Спасителя. Прекрасная работа, не правда ли?

Он поставил чашу на стол и наконец посмотрел мне в глаза. Этот взгляд принадлежал умному, очень умному и при этом опасному человеку. Сразу становилось ясно, что лучше иметь его в друзьях, нежели во врагах.

— Изумительная работа, — выдавил я из своего враз почему-то пересохшего горла и, кашлянув, добавил. — Наверное, недешёво вам эта чаша обошлась.

— Недешёво, — согласился аббат. — Но, слава королю, он всегда помогал церкви, понимая всю важность воздействия её на умы плебса. В просвещённых государствах, к примеру, в соседней Германии, ситуация складывается аналогичным образом, и это не может нас не радовать. Мы помогаем монархам — они помогают нам.

Он замолчал, испытующе разглядывая меня, и под его взглядом я чувствовал себя, словно карманник на допросе у следователя. Да что ж это такое?! В конце концов, я взрослый, самодостаточный мужчина (ну если судить по меркам моих прожитых лет), повидавший такое, что этому святоше и не снилось, так чего я тут дрожу, будто лист на ветру?

— Мне кажется, Ваше Преподобие, вы заставили меня проделать неблизкий путь под дождём не для того, чтобы поделиться историями о взаимных симпатиях монархов и католической церкви.

Ишь ты, как глаза сверкнули. А вот нечего тут из себя хозяина положения разыгрывать, мы тоже не лыком шиты. К тому же у меня меч на поясе, а у тебя… Ну да монахам вообще-то запрещено оружие в руки брать, они языком орудуют, в смысле, бьют не мечом, а словом.

— А ты, сын мой, с характером, — усмехнулся он уголками губ — Но ты прав, я пригласил тебя совсем для другого. Причина же вот в этом.

Он шагнул к камину и взял с каминной полки хорошо знакомый мне тубус. Ещё бы не знакомый, когда я самолично вкладывал в него написанное мною же письмо, а затем отдал его монаху с наказом передать в руки Сугерию. Странно, что я тубус сразу не заметил. Хотя в сумраке комнаты на фоне пламени в камине то, что лежало на полке, находилось в своего рода сумрачной зоне. Это когда шпионы в фильмах или книгах прикрепляют какую-нибудь важную хреновину к лампочке. Вернее, рядом с лампочкой, к потолку или абажуру.