Крестоносец

Я еще успеваю глянуть в глаза Костяна - пустые, мертвые, страшные глаза человекоподобной твари, рожденной на горе остальным, - и понимаю, что сейчас последует удар сзади.

Дальше - не помню. Полная отключка. Вернувшееся сознание имеет лицо нашего обэжиста Александра Федоровича Проценко.

– Живой?
– Проценко помогает мне подняться с мокрого асфальта.
– Голова как, не кружится? Не тошнит?

– Не, - отвечаю, подношу руку к лицу. Пальцы густо окрашиваются кровью. Губы онемели, левый глаз не видит.
– Я голову руками закрывал.

– Молодец. Чуть-чуть я не успел.

– Вы что, шли за мной?

– А ты как думал? Я ведь с этой гопотой мелкопузой давно воюю. Моя воля бы была, своими руками передушил бы. Доброе у нас государство, носится с пьянью, а они в благодарность по подъездам гадят, да таких вот Костянов рожают, тюрьмы да психушки работой обеспечивают... Крысы трусливые. Как меня увидели, сразу кто куда. Против молодца и сам овца. Нигде не болит?

– Проходит уже.

– Разукрасили они тебя, однако. Пойдем, тут водопровод есть, умоешься.

– Ничего, все нормально, - я пытаюсь улыбнуться, но разбитые губы не слушаются меня.
– Главное, я не струсил.

– Это точно, - Проценко треплет меня за плечо.
– Только не надо так вот на рожон лезть. Здоровье и жизнь дороже.

– Спасибо, Александр Федорович.

– Завтра напишем с тобой заявление, возьмутся за этих гавриков.

– Ничего я не буду писать. Сам разберусь.

– Это, конечно, хорошо, что ты сам хочешь разобраться. Но дело ведь не в благородстве, а в страхе. Эти... они же всю школу запугали. Будем и дальше их терпеть?

– Не буду я писать заявление, - повторяю я, поднимаю свою сумку и делаю несколько шагов вперед. Побитое тело ужасно болит, ноги дрожат, во рту медно от крови. В мою спину впивается тяжелый взгляд обэжиста.

– Ну, дело твое, - слышу его разочарованный голос.
– Гляди, в другой раз никого рядом не окажется.

Я хочу ответить, но понимаю, что спорить бесполезно. Проценко прав, а я нет. Я действительно боюсь эту сволочь. Я не хочу, чтобы мама плакала из-за какого-то поганого Костяна.

Делаю шаг и чувствую, как двор, деревья, водопроводная колонка, к которой я направлялся - все расплывается, уходит в густой туман, и я начинаю валиться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, в бесконечную спиральную трубу, и встревоженный окрик Проценко уже не может остановить этого падения. И тогда я сам начинаю испуганно кричать - а вдруг меня кто-нибудь услышит?

Хоть кто-нибудь...

************

Кошмар сгинул, но рожа надо мной осталась.

Нет, это не Костян, хоть похож. Все ублюдки похожи друг на друга. Морда реально отвратная. Лопоухая голова с сивой щетиной вместо волос, обвязанная грязной черной лентой, приплюснутый боксерский нос, маленькие бесцветные и злые глазки, окруженные темными кругами. Все лицо в резких лиловых морщинах, как у глубокого старика. Слюнявый красный рот полуоткрыт в улыбке так, что видны длинные желтоватые зубы. А потом ладонь в кожаной перчатке крепко зажимает мне рот.

– Лежать!
– шипит красный рот, брызгая на меня слюной.
– Прибью!

Нет, это все-таки кошмар. Обладатель уголовной рожи говорит со мной явно не по-русски, но я почему-то понимаю каждое слово. И еще - я начинаю задыхаться, потому что урод зажал мне не только рот, но и нос. А во второй руке у него огромный нож, и острие этого ножа раскачивается в сантиметре от моего правого глаза.

– Уууумммумуумммм!

– Лежать, раб!

Полог палатки за спиной урода откидывается, что-то сверкает в воздухе, и раздается глухой стук, будто кто-то ударил молотком по мозговой кости. Мне в лицо летят теплые, пахнущие медью брызги. Душащая меня рука теряет силу, урод утыкается мне носом в грудь, и я вижу огромную рану на его лысом затылке, из которой на меня толчками выплескивается темная кровь.

Все, на что меня хватает - это резко перевернуться набок и выблевать на спальный мешок вчерашние шашлыки. А потом я слышу тихий и сердитый голос Домино.

– Проклятье, еще бы чуть-чуть, и не успела!

– Кх-кх-пх-фуу!
– Я пытаюсь встать на четвереньки и отползти подальше от вздрагивающего урода, забрызгавшего кровью всю палатку.
– Это... это что за...

– Вставай, быстро!
– Домино хватает меня за руку и помогает подняться.

В правой руке у нее клеймор Энбри. Именно им она зарубила гопаря, напавшего на меня. И хоть голова у меня пока совершенно не работает, я начинаю понимать, что это не сон. А если так...

– Надо уходить, - тихо и очень нехорошим тоном говорит Домино. Она очень бледная, и глаза у нее, и без того огромные, расширены и болезненно сверкают.
– Они нашли меня. Плохо дело.

– Кто нашел? Зачем ты его...
– я икнул, - убила?

– Он убил бы тебя. Энбри они уже прикончили.

– Что?!
– Я помертвел.
– Михалыча? Как, когда?

– Они выследили меня, Эвальд. Надо уходить быстрее.

– Погоди, погоди! Михалыч...

– Скорее же!
– Домино так толкнула меня, что я буквально вывалился из палатки.

Господи, лучше бы я не просыпался! Прямо у входа в палатку распластался мужской труп, одетый во что-то темно-серое с кожаными вставками. Край палатки был в брызгах свежей крови. А у берега я увидел Энбри. Он лежал головой к воде, рядом с воткнутой в песок удочкой, раскинув руки, в нелепой бутафорской монашеской сутане, и над ним уже жужжали мухи. Вода у берега была красной, алые щупальца уползали вниз по течению.

– Их было двое, но это только дозор, - сказала Домино.
– Остальные где-то рядом. Бежим, за мной!

Я был так потрясен, что ничего не расспрашивал - просто побежал за ней, вверх, по берегу, в сторону леса. Бежал, пока не запыхался, и ноги не начали подкашиваться. Домино, заметив, что я встал, побежала обратно.

– Ты что?
– сердито крикнула она.

– Михалыч...
– губы у меня начали трястись, и слезы сами потекли из глаз.
– Это что же такое, а?

– Я тебе все потом объясню, Эвальд. А сейчас надо уходить. Пожалуйста, поторопимся!

Она была испугана. Я это ясно видел, хоть и сам был совершенно растерян и никак не мог прийти в себя. И ее страх передался мне. Какой там страх - настоящая паника.