Крестопор

После того как в два тридцать включили свет, Джей Ар перешел с водки на кофе. Он не хотел спать, боялся того, что ему может присниться.

Он сидел перед телевизором с двух тридцати, пока остальные спали, а дождь стучал по окнам. Сюжет разворачивался медленно; ночные фильмы то и дело прерывались, однако рекламы подержанных автомобилей было не так много, как обычно. Чуть позже восьми он увидел на экране Уилла Брубейкера, обнимающего свою жену и говорящего о нем, о Джей Ар.

– Святые угодники, - прорычал психолог, приподнимаясь на диване. Он наклонился и разбудил Кевина, который спал на другом конце.
– Сделай одолжение, разбуди Лили. Присмотри за остальными, не отвечай на звонки и не открывай дверь. Мне нужно ненадолго отлучиться.

Он поехал в свою квартиру, чтобы принять душ и переодеться. Когда Джей Ар вытирался в ванной, зазвонил телефон, и он почти решил, что не станет отвечать, уверенный, что это репортер. Но тут ему пришло в голову, что в доме Карров что-то не так; возможно, это Лили или Кевин.

– Мистер Хаскелл?
– спросила женщина официальным голосом.
– Я звоню по поручению Фэй Беддоу.

– Фэй? Что случилось?

– Ничего. Она просто хотела, чтобы я передала вам сообщение. Она в порядке. Немного упрямится сегодня утром, но все нормально. Она настаивала, чтобы я позвонила вам. Я сказала ей...

– Какое сообщение?
– перебил он.

Женщина фыркнула.

– Записка гласит: "Говори как можно меньше. Разговоры того не стоят". Она сказала, что вы поймете, что это значит.

Он молча кивнул сам себе.

– Чем она занимается?

– Она все утро смотрит телевизор. Был большой пожар...

– Скажите ей, что я зайду к ней позже. И поблагодарите ее за меня.
– Он повесил трубку, оделся и поехал в школу, проскочив мимо толпы репортеров в холле.

– Ну?
– снова поинтересовался Бут.
– Есть идеи?

– Я собираюсь говорить как можно меньше, - ответил Джей Ар.

– И что это будет в себя включать?

– Это зависит от того, о чем меня спросят.

Бут снова начал вышагивать.

– Вы видели Брубейкера по телевизору сегодня утром?

– Именно поэтому я здесь.

– Вы ведь не будете впутывать в это дело школу.
– Это прозвучало не как вопрос или просьба, а как приказ.
– С сегодняшнего дня...
– Бут подошел к окну за своим столом и уставился в туманный день за стеклом.
– С сегодняшнего дня вы здесь больше не работаете.

Джей Ар глубоко вздохнул и произнес:

– Я ожидал этого.

– Пожалуйста, не думайте, что мне это нравится. Но я предупреждал вас.
– Он повернулся.
– Помните?

– Помню.

– Жаль, что вы меня не послушали.

– Что ж, - язвительно сказал Джей Ар, слегка повысив голос, - вам придется извинить меня за то, что я не поставил имидж школы выше жизней...

– Я не говорил об имидже школы, Хаскелл, я говорил об ограничениях вашей работы.

– Ограничения моей...
– Джей Ар вскочил на ноги и облокотился на стол, положив ладони на его крышку.
– Вы не видели того, что я видел прошлой ночью. Если бы вы видели, вы бы...

– Я не видел, потому что это произошло не в этом кампусе. Наша работа заканчивается, мистер Хаскелл, на границах этого кампуса. Дальше она не распространяется.

Джей Ар изучал лицо мужчины, ища хоть какой-то признак того, что он не имел в виду то, что только что сказал. Глаза Бута были окружены мелкими глубокими морщинками. Его мясистые щеки обвисли и грозили скоро превратиться в брыли. Рот был сильно растянут в стороны, а на верхней губе блестели капельки пота. Суровый взгляд директора не дрогнул: он говорил серьезно. Джей Ар медленно опустился в кресло.

– Как вы можете быть таким холодным?
– тихо спросил он.

Бут вытряхнул сигарету в пепельницу на столе, зажег другую и снова отвернулся к окну, некоторое время молча.

– Не проклинайте меня за мои ограничения, Хаскелл, - наконец сказал он.
– Когда-нибудь они появятся и у вас. Знаете, я начинал, как и вы. Я преподавал математику в маленькой средней школе в Аризоне и, как истинный христианин, горел идеей образования, жаждал учить все эти юные умы.
– Его последние слова прозвучали горькими, темными от разочарования.
– Я старался узнать каждого из своих учеников, выяснить их интересы, проблемы, и я так старался помочь им, защитить их, сделать их счастливыми. Я женился, у меня родился сын, и мы переехали в Калифорнию. Когда мой мальчик подрос, я потерял часть своего энтузиазма по отношению к работе. Все казались такими неблагодарными - родители, дети... Казалось, что каждый раз, когда кто-то из них зашибал палец, в этом обвиняли меня или школу. Стало еще хуже, когда я получил должность директора. Затем, когда сыну было пятнадцать, у него начались проблемы с алкоголем. Точнее, я заметил это, когда ему исполнилось пятнадцать, а началось все раньше. Каждое утро он наполнял свой термос бурбоном и брал его с собой в школу. Мы даже не замечали, пока он однажды не уронил бутылку. Ну. Я был в шоке. Мой сын - мой пятнадцатилетний сын - алкоголик! Это была вина школы: они не следили за ним достаточно внимательно. Это была вина "Мэдисон-Авеню": они прославляли выпивку. Позже в этом были виноваты лечебные центры и терапевты, к которым я его отправлял, потому что они ему не помогали. Все они казались такими холодными и безразличными, словно им было наплевать. И все же позже - почти через два года после того, как он получил права, въехал на своей новенькой машине в опору и раскроил череп о лобовое стекло - я понял, что вина лежит ни на ком, кроме меня. Эти люди не были холодными и безразличными; они просто выполняли свою работу, защищаясь от таких, как я, которые хотели обвинить их в собственных неудачах. Конечно, тогда я осознал все это слишком поздно. И по сей день я не знаю, где мы ошиблись, но...

– Он пожал плечами.

Во рту у Джей Ар пересохло, и он сглотнул, вытирая губы большим пальцем. Все, что он мог бы сказать, показалось ему неуместным, поэтому он ничего не произнес.

Снова повернувшись лицом к Джей Ар, Бут выговорил:

– Мы - легкая мишень, когда дело доходит до обвинений, Хаскелл. Выходить за рамки своей работы - все равно что встать посреди перестрелки. Поэтому прошу вас. Не считайте меня холодным. Я просто практичен.

Джей Ар встал, кивнув. Повернувшись к двери, он сказал:

– Сожалею о вашем сыне, мистер Бут.

– А я сожалею о том, что случилось прошлой ночью. Сожалею, что вам пришлось пройти через это. И... насчет вашей работы. Мне тоже жаль.

– Я заберу свои вещи сегодня позже, - произнес Джей Ар, выходя из офиса.

Когда Джей Ар вошел в палату Фэй, ее глаза расширились, и она протянула ему руку. Он сел рядом с кроватью и попытался заговорить, но не смог. Он не знал, было ли это теплое прикосновение ее руки, болезненное сочувствие в ее глазах или просто его усталость, но что-то подломило его. Как будто он с ночи носил очки, и они внезапно спали. За несколько секунд Джей Ар снова пережил все случившееся и почувствовал то, что не позволил себе почувствовать в первый раз. Сначала он кашлял, потом кашель перешел во всхлипывания, он наклонился вперед, положив голову на живот Фэй, и долго плакал, как ребенок, пока Фэй гладила его по волосам...

После вечера среды над Джеффом словно опустилась дымка. Она была тяжелой и гнетущей, просачивалась сквозь поры в его тело, накоротко замыкая его эмоции.

Он ничего не чувствовал.

На вторую ночь он попытался заплакать. Он лежал в постели на спине и заставлял слезы течь, пытался выдавить рыдания из легких, но ничего не выходило.

Он остался в квартире и только и делал, что смотрел телевизор, бесцельно переключая его, не задерживаясь ни на одной станции дольше нескольких минут.

Джей Ар проводил с ними много времени. Было приятно, что он находится рядом, хотя Джефф почти не разговаривал с ним.

Поздно утром в четверг пришел врач и осмотрел Джеффа и его мать, которая оставалась в постели. Доктор сделал ей укол, оставил несколько таблеток Джей Ар, а затем, пробормотав секретные инструкции, вышел. Джефф не знал, откуда он прибыл и кто его послал, да ему было все равно.

В четверг днем приехала бабушка Джеффа, плачущая, рыдающая и пахнущая мазью "Бен-Гей". Она немного посидела с дочерью, потом вышла из спальни, вернув себе самообладание, и уверенно заявила: