Крестовый перевал

— По кулеру вам всем в анус! — прошептал Юрка пересохшими губами, замечая отчетливый кровавый след, тянувшийся за ним по траве.

Оставив на минуту товарища, он подбежал к двери подъезда и отчаянно дернул за ручку.

Заперто. В другой ситуации хлипкий замок из эпохи развитого социализма вызвал бы у него одну ухмылку, но сейчас не хватит ни времени, ни сил.

Ткач стоял в растерянности: дверь закрыта, а все окна первого этажа забраны крепкими решетками.

Метавшийся взгляд наткнулся на другую дверь — под покатой крышей. Обычно такие крутые проходы используют для спуска в подвал. Он подбежал к ней, дернул раз, другой, третий… В отчаянии сделал последнюю попытку, толкая от себя. Будто издеваясь над ним, судьба сделала ему одолжение: дверь поддалась.

Юрка вернулся и потянул тяжелое тело Базылева к подвалу…

И вдруг, сделав два шага, остановился. То место, где лежал затылок товарища, было буквально пропитано кровью. Кровь на зеленой траве, на пожухлой прошлогодней листве. Крови очень много.

— Зачем же я его туда тащу? — Юрка упал на колени, припал ухом к груди товарища, слушая…

И не различил ударов сердца. Не прощупывался пульс и на запястье. Если Баз был жив, то ему срочно нужна врачебная помощь. Срочно! А чем он поможет ему в подвале? Нет, Базылева нужно было оставить во дворе. Здесь его обнаружат через минуту-две и обязательно вызовут врачей!..

Самое время было рвать к открытой подвальной двери. Но Ткач продолжал стоять на коленях, по щекам текли слезы. А губы беззвучно звали единственного настоящего друга:

— Ба-аз. Ба-а-аз…

* * *

Щербатые ступени старой лестницы; длинные мрачные коридоры, едва освещенные тусклыми лампами; бесчисленные помещения с трубами и фантастическими механизмами…

Юрка бродил по подвалу, находясь в прострации, как в полусне. Все перепуталось в сознании: детали операции, над которыми корпел весь последний месяц; возможные последствия, о которых, увы, приходилось помнить ежеминутно. Ну и, конечно, неистовый сумбур событий последнего часа. Шмыгая носом и размазывая по лицу слезы, он ругал себя за трусость.

— Надо было сразу остановиться. Сразу… Этот вариант предусматривался в случае провала. Предусматривался! Ведь я сам писал ту проклятую программу, самоуничтожающуюся после перевода денег. Сам! Они не сумели бы доказать! Или доказали бы через пару лет. А я… Вместо того чтобы остановиться и спасти друзей, испугался…

Из прострации выводят тени, медленно крадущиеся навстречу по подвальному коридору. По контурам этих теней Ткач узнает омоновцев, одетых в каски и бронежилеты.

Он был растерян. Но через мгновение растерянность сменилась паническим страхом. И это уже другой страх — не тот, что охватил на улочках Москвы, когда удирали от погони. Теперь с него спросят за все: за гибель четверых друзей, за бешеную гонку по городу. И за кражу денег со счетов нефтяной компании, будь она проклята…

Прижав к груди кожаную папку, Юрка стремглав побежал назад. Где-то во мраке закоулков он наткнулся на ведущую вверх лестницу. Не ту, по которой Ткач спускался с улицы. Другую…

Заглядывая в многочисленные закутки и комнаты, Ткач метался по лабиринтам коридоров. На первом этаже омоновцев даже больше, чем в подвале — видно, успели просочиться с улицы через нормальный вход. Едва не налетев на парочку амбалов с автоматами, он успел юркнуть на короткий лестничный пролет; по ступенькам взлетел наверх и с разбегу едва не выскочил на сцену.

Да-да, безобразное с виду здание на поверку оказалось театром. Каким именно — Юрке по барабану. Лишь бы не поймали. Лишь бы не нашли.

Он скрылся за толстой портьерой и перестал дышать. Грохот тяжелых башмаков приблизился…

Омоновцы прошли мимо. А за ними решительным и скорым шагом промаршировала толпа гражданских товарищей. Артисты вперемешку с театральным пролетариатом возмущались:

— Это же надо?! Накануне премьеры!

— Какая наглость — сорвать генеральную репетицию!!

— То пожарники, то санэпидстанция! Теперь милиция оцепила все здание! Вконец обнаглели!..

Осторожно выглянув из-за пыльной портьеры, Ткач шепотом повторил:

— Милиция оцепила все здание…

Зажмурив в отчаянии глаза, он представил, будто все происходящее — страшный сон, что ничего этого на самом деле ни с ним, ни с его друзьями не было. Стоит ущипнуть себя или громко крикнуть и…

И он собирался громко крикнуть, но в последний момент снова услышал шаги. Гулкие. Неторопливые. Сначала по каменным ступеням лестницы, потом по деревянному настилу сцены. Звук шагов становился громче — человек один и ходил где-то рядом…

Вот он остановился. Наверное, осмотрелся и гадал, где мог укрыться беглец. И направился точно к портьере, за которой прятался Юрка.

Шаг. Второй. Третий…

Молодой человек в ужасе попятился. Нога за что-то предательски зацепилась — он выронил папку на пол, сел на пятую точку и снова уставился в темноту… Пока не стукнулся затылком о невидимое препятствие.

Ладони судорожно ощупали твердое…

Стена. Глухая, холодная, шершавая стена. Уходила в обе стороны — на сколько хватает длины вытянутых рук.

Шаг. Второй. Третий…

Ткач в изнеможении упал, прижался спиной к стене, подтянул к животу колени. И закрыл ладонями лицо…

Частота шагов не менялась. Идущий по следу человек как издевался над ним. Словно четко знал, где искать Юрку и что ему никуда не деться. Поэтому не тропился.

Шаг. Второй. Третий…

Когда рядом по полу полоснул луч света от мощного фонаря, Юрка не выдержал и обернулся. И тут же уперся лбом в ствол автомата.

— Сиди и не дергайся, парень, — оглушил его ровный бас, — или схлопочешь пулю в голову, как твой дружок. Кивни, если понял.

Тот кивнул. И зажмурился от яркого света.

Луч долго исследовал его лицо. Очень долго — до сильной рези в глазах. Потом фонарь погас.

В полном мраке тот же ровный бас неожиданно спросил:

— Твоя фамилия Ткач?

— Д-да.

— Старший брат есть?

— Есть. То есть был.

— Служил в спецназе?

— Д-да.

— Брата Андреем звали?

— Точно, Андреем…

Фонарь снова вспыхнул, осветив пол и кусок светлой стены. Автомат уже висел на плече омоновца, а сам он присел перед Юркой на одно колено. Он огромен, плечист; по широкому лицу с крупными чертами блуждает улыбка. Не надменная, не злая — обычная человеческая улыбка.

Растерянность Ткача достигла апогея.

Он почувствовал, как от напряжения затряслись руки, а в висках отдавал каждый удар трепещущего сердца. Кажется, он уже был готов ко всему. Даже к смерти.

Однако происходящее дальше не предполагал и во сне.

— Ну, давай знакомиться, — протянул омоновец здоровенную, как саперная лопата, ладонь. — Моя фамилия Волков. Слыхал, наверное, от братана?…

После череды жесточайших испытаний судьба все же сжалилась над Юркой и отправила ему небывалой щедрости подарок: нашедший его омоновец оказался тем самым Волковым, некогда служившим с Андреем в отдельной десантно-штурмовой бригаде. И огромная доля счастливой случайности заключалась в том, что в пыльном сумраке театрального закулисья память Волкова безошибочного распознала сходство затравленного паренька с пропавшим без вести сослуживцем.