Крестовый поход
Шрифт:
На его губах появилась нехорошая улыбка, которая, тем не менее, ему понравилась.
— Лучший способ справиться с искушением, это поддаться ему, — вкрадчиво произнёс тихий голос. — Не так ли, мой мальчик?
Он отвернулся от окна и задумался. Мысленно перебрав в памяти все операции, которые сделал за эти дни, припомнив истории болезни и разговоры с врачами, он решил, что показал всё, что нужно его коллегам, чтоб эффективно помочь оставшимся пациентам. С удовлетворением отметив про себя, что, прежде всего, как и раньше, заботится о благе страждущих, он сделал вывод, что у него больше нет нужды оставаться здесь.
Игорь ушёл. Как ни странно, но именно оторвавшись от образа, связанного с мундиром и орденами, Куренной стал ему ближе. Но он ушёл на поиски своих
Он решительно развернулся и пошёл в жилой сектор, но не в свою комнату, а в ту, где стоял тот самый высокий шкаф с инкрустированными дверцами и гербом наверху. Распахнув его, он начал перебирать вещи, выкидывая на пол то, что ему не подходило. И, наконец, нашёл. Чёрные брюки с едва заметной искрой, на широком ремне с замысловатой пряжкой. Ремень он выдернул и швырнул вслед за остальным тряпьём. Потом скинул с себя всю одежду, натянул брюки, которые ладно обтянули длинные мускулистые ноги и узкие бёдра. Повертевшись перед зеркалом, полюбовавшись рельефным гибким торсом, сильными плечами и руками, словно выточенными искусным скульптором из бледной слоновой кости, он удовлетворённо кивнул.
Он поднялся на крепостную стену. Босые ноги не чувствовали холода каменных плит. Снег почти не таял на обнажённой коже. Зрачки глаз расширились. Взгляд пронзил бушующую впереди ночь.
Легко подпрыгнув, он вскочил на парапет, напряг мышцы спины и с наслаждением почувствовал мягкий рывок в области лопаток. Огромные чёрные крылья раскинулись позади. Ветер трепал пышные перья.
Он шагнул вперёд, развернулся изящным кульбитом и ласточкой полетел вниз. Крылья мощным движением захватили поток ледяного воздуха, и он понёсся вперёд, вглядываясь в бесконечный танец потерянных душ, кружившийся вокруг него.
Он летел на север, и дующий навстречу ветер не мог ему помешать. Снег, закручивающийся в смерчи вокруг его крыльев, проскальзывал меж развивающимися чёрными перьями, не касаясь их. Он в несколько минут пронёсся над равниной. Каждый знает, что для демонов расстояния совсем не те, что для людей. Внизу промелькнули заснеженные леса, и он закружился над широкой горой на краю каменной гряды, чувствуя биение в ней тысяч человеческих сердец. Зов доносился оттуда, снизу, из толщи скалы. Здесь он звучал ещё более отчетливо, и какая-то часть его существа, вернее, его часть, которую следовало бы назвать сущностью, не могла противиться этому зову. Она требовала немедленно спуститься вниз, сквозь камень и холод, туда, в самый низ. Она жаждала отозваться и начать давно забытую упоительную игру, ставкой в которой была чья-то душа, чьи-то жизни и вечное противоречие того, что внизу, тому, что наверху.
Он опустился на вершину, где разгневанные духи плясали танец смерти среди разбитых временем камней. Он встал на колени и приложил ладони к холодной тверди, вопрошая камень. То, что так тяжело и с такими опасностями давалось ему, когда он чувствовал себя человеком, теперь, когда он стал демоном, откликнулось с готовностью и рвением. Древние обряды забытых чародеев его погребённой под слоем веков родины теперь вылились в один короткий вопрос: где? И камень дал ответ тёмному духу, который не знает страха и потому на «ты» со стихиями. Прикрыв мерцающие льдом глаза огненными ресницами, демон всматривался внутрь горы, в запутанный муравейник, созданный и населённый человеческими существами. Он следил за их перемещениями, страхами, безумствами и метаниями. Он впитывал смятение их душ перед ночью, и лишь человеческая память не позволяла ему насладиться этой болью, текущей внизу густыми потоками по запутанным коридорам и крысиным норам.
Наконец он нашёл то, что искал, тот самый круглый зал с оплавленными адским пламенем стенами и сводами, где в чёрных нишах по-прежнему притаился страх. И два человеческих существа ждали там его появления. И оба с надеждой. Второе оказалось для него сюрпризом.
Впрочем, с этим ему предстояло разобраться вскоре. Он сложил за спиной крылья и ринулся вниз, сквозь промёрзший камень, чьи-то измученные беспокойным сном тела, томящиеся души, всплывающие в памяти грехи и потери, и жуткие кошмары, порождённые ночью.Он остановился в широком коридоре, протянувшемся между двумя глухими стенами. Там, за поворотом была дверь и ещё несколько человеческих существ томились от тревоги и страха, положив руки на рукоятки мечей и держа расстёгнутыми кобуры с бластерами.
Он повернулся к стене и коснулся её пальцами. Ему уже не нужно было задавать вопросов, он знал, что за ней, и потому шагнул вперёд, сквозь камень. Он увидел впереди свет свечей, который колебался вокруг тщательно начерченной пентаграммы. Они стояли внутри, в этом круге, очерченном мелом с примесью чего-то тревожного, возможно, крови. Оба в чёрных плащах с накинутыми капюшонами. Один — высокий, молодой, полный обиды, ненависти и униженной гордыни, вполне готовый кандидат на роль злодея и жертвы. Второй — старый, низкого роста, источенный жаждой власти, презрением и низменными пороками. Тоже подходящий адепт, если б его изъеденная несовершенствами душа имела хоть какую-то ценность.
Он подошёл к краю ниши и окинул зал внимательным взглядом. От него не ускользнул призрачный круг на полу.
Голос, так долго досаждавший ему, звучал здесь въявь. Бормоча исковерканные забытыми инквизиторами слова католических молитв, он снова и снова повторял имя, звучавшее для демона слаще мёда, пьянее вина. Но властный тон, которым это насекомое призывало его, раздражал.
Что заставило второго обернуться, напряжённые до предела нервы или чуткость пока живого сердца, но он вдруг вздрогнул и резко повернулся. Его глаза, подобные омутам, расширившись, смотрели на стоявшее в нише существо, которое, чуть наклонив на бок голову, с холодным любопытством изучало его бледное тонкое лицо.
— Монсеньор, — прошептал Игнат, почувствовав дрожь, пробежавшую по телу.
Голос смолк и старик обернулся.
Генерал Юханс с удивлением и беспокойством смотрел на стоявшего перед ним незнакомца, который совсем не был похож на почти стёршуюся от времени гравюру в старой книге. Это был высокий молодой мужчина, с гладкой кожей и жутковатым ледяным взглядом, пронзавшим, как отравленный стилет. Его лицо с высоким лбом, прямым носом и широкими скулами казалось юным. Но мерцающие, почти скрытые под густыми золотыми ресницами узкие зелёные глаза, потонувшие под широкими бровями, смотрели с нечеловеческой проницательностью и странным безумным блеском. Тело его, с обнажённым торсом, мускулистое и стройное, гибкое и сильное казалось совершенным. Поза, в которой он застыл, небрежно положив ладонь на край арки, была изящной и наполненной такой грацией, словно он специально демонстрировал соблазнительность своего полуобнаженного тела.
— Кто ты? — спросил Юханс, настороженно глядя на сущность, представшую перед ним.
— А кого ты звал? — тихо откликнулся незнакомец негромким вкрадчивым голосом.
— Предстань в том образе, в каком ты должен быть, — потребовал генерал.
— Я должен быть в том образе, в каком ты хочешь меня видеть, — произнёс демон, выходя из ниши, и медленно двинулся вокруг пентаграммы, словно выискивая брешь в их защите.
Генерал взволнованно смотрел на него. Демон был бос, его ноги мягко ступали по грубым плитам пола. С грацией танцующей кобры он шёл, заставляя их поворачиваться вслед за ним. Он смотрел на пол, и лишь изредка из-под ресниц вспыхивал странный свет безумных глаз.
— Демон Кратегус, — провозгласил Юханс, — именем Господа нашего и святых евангелистов я требую, чтоб ты повиновался мне! — он вознёс руку в повелительном жесте, но демон, задумчиво взглянул на него и негромко спросил:
— Где ты видишь тут Господа и евангелистов?
Он остановился и, всё так же холодно глядя на генерала, ждал ответа. Потом он перевёл взгляд на лицо юноши стоявшего рядом и увидел на его лице странное удовлетворение. Мальчик заинтересовал его куда больше, чем старик. Но звал старик.