Крестраж # 1
Шрифт:
Пять лет и дядя пинает моё хрупкое тело и я слышу как хрустят мои рёбра, а изо рта течёт чёрная кровь, семь лет и этот садист по-очереди ломает мне пальцы, даже не знаю, за что, десять лет и мне ломают дверцей машины обе руки. Пару раз меня избивала до полусмерти шайка Дадли. И это далеко не всё, двенадцать раз я сбегал в никуда и меня очень быстро находили и возвращали назад. Слёзы и мольбы не помогали. Два человека в красных мантиях авроров, всегда молчаливые и равнодушные, появлялись через полчаса после того, как я убегал. И теперь одного из них я знаю. «Мне нужно будет очень подробно побеседовать с вами, аврор Долиш». И всегда, всегда в конце — голубые глаза поверх очков половинок, смотрящие в мои с интересом энтомолога, после чего наступает темнота.
— Садись в машину, мальчишка, — процедил этот бурдюк, — Где твой багаж?
Я молча открыл заднюю дверь машины и поставил свой сундук на заднее сидение и сел
— Где твои очки, урод? — с презрительной харей обернулся ко мне Дурсль.
Хорошенько размахнувшись и подав ману на кастет, я от души врезал по толстой морде и продолжал бить содрогающегося от каждого удара в конвульсиях, как студень, Вернона, мать его, Дурсля. Всё так же молча и методично я вбивал металлическую болванку в жирную и начавшую кровоточить морду ненавистного животного, пока гадостно не завоняло фекалиями и эта мерзкая вонь меня не отрезвила. Бить этот навозный мешок мне не расхотелось, но чувство омерзения взяло верх. Замечательно себя показало зачарование на жалящие чары, практически мини «релашио» при моём потоке маны получилось.
— Заводите машину, дядя, и мы поедем домой, — не своим, неестественно спокойным голосом сказал я.
— Т-тебе с-зап-пре-щено к-кол-д-довать на к-каникулах, — с белыми от шока глазами и заикаясь, проблеял всё ещё трясущийся толстяк.
— Я не доставал палочку и не колдовал, а каникулы начинаются только завтра, дядя Вернон. — тихо сказал я, смотря в его глаза и мысленно просто вдалбливая в его разум обещание дальнейших неприятностей. Смертельно для него опасных неприятностей.
Дрожащий и опасливо поглядывающий разбитой мордой в зеркало заднего вида Вернон Дурсль завел двигатель и начал выезжать с парковки.
— Нам всем нужно будет обсудить очень много вопросов, мистер Дурсль.
Глава 14 Дом, милый дом
Валить нужно отсюда, как можно быстрее валить. Дождусь Блэка, посмотрю, что к чему, и всё равно уйду, с ним или без него, ещё нужно будет посмотреть, но в любом случае я здесь не останусь. С такими моральными уродами мне не просто не по пути, мне хочется их закопать живьём.
Было очень трудно держать взглядом с помощью легилименции сразу два объекта, и не потому, что это какой-то сложный приём, а потому что всё дело во мне, в моём эмоциональном состоянии. Сложно сдерживать себя и говорить спокойным, ровным голосом при бурлящем внутри желании убивать, появившемся после того, как я не сдерживаясь и грубо вломился в сознание сидящих напротив меня Дурслей. С палочкой вышло бы намного легче и эффективней, но как всегда, обстоятельства играют против меня. Неимоверно чесались руки при помощи магии раз и навсегда решить эту проблему, но тогда придется скрываться всю оставшуюся жизнь, что только добавит мне ещё больше головной боли помимо уже имеющихся трудностей. И ведь даже закладок каких не поставишь для облегчения своего существования — для таких манипуляций нужен магический концентратор и заклинание соответствующее. Где-то в округе есть следящий министерский артефакт для присмотра за незаконным колдовством, может, даже модернизированный или настроенный не только на мою ауру стандартный. Мелкая тварь Добби уже подкузьмил мне с заклинанием левитации прошлым летом и первым из трех официальных предупреждений, поэтому нужно быть крайне осторожным и не колдовать в доме или вблизи него. Три предупреждения — и добро пожаловать на суд, где будут гарантированные для меня неприятности, так как шишку там держит козлобород и его прихлебатели. Ни за что не поверю, что как было описано в книгах, он начнёт теперь меня защищать. Мутная история с пророчеством и такие же мутные планы Дамблдора по отношению ко мне и Ханешь со своим ритуалом, попортившим всё это, наверняка поменяли весь расклад — и что теперь придумает директор, я не могу спрогнозировать. С учётом того, как я жил до сих пор, то ничего хорошего у меня не предвидится и в будущем.
— У нас есть два выхода из сложившейся ситуации, — насколько можно спокойным голосом сказал я. — Я не замечаю вас, вы в свою очередь, не замечаете меня. Или второй вариант, когда дядя ещё раз поднимет на меня руку, я отрезаю ему уши и продаю его каким-нибудь людоедам из Зимбабве. — я перевёл взгляд на смотрящую на меня с ненавистью тётушку Петунью. — Вы ведь знаете и не раз видели, на что способны волшебники?
— Мы… Мы заботились о тебе! Кормили и одевали! Понимаешь ты, ненормальный урод! И это вся твоя благодарность? — прошипела Дурсль.
— Не обманывайте меня и себя, тётя. За что мне вас благодарить? То, что вы называете моим пропитанием и одеждой,
постеснялся бы называть таковыми любой бездомный. Вы с четырёх лет пытались сделать из меня образцового садовника и уборщика и заимели себе бесплатного и безответного раба. Вы получаете приличное пособие от государства на моё содержание и кроме того, вам платит немалые деньги известная вам личность, и из всего этого я не видел ни пенса. Ведь Дадлику нужно учиться в самой лучшей школе. Не так ли, Дурсль? — повернул я голову к перемотанной бинтами роже, смотрящей на меня, как кролик на удава. Трусливый урод, как и все садисты. — Ты дал только в этом году на пять тысяч фунтов взяток, чтобы твоего недоумка не выперли из школы, и эти деньги не были твоими.— Ты не можешь этого знать, и это не твое дело, как мы распоряжаемся всеми деньгами, которые поступают на наш счёт! — начала впадать в истерику сушёная вобла.
— Вы, тётушка, ещё не гниёте под своими любимыми розовыми кустами лишь потому, что я чту память своей мамы и не хочу убивать её единственную сестру. Неужели вы ни разу не видели, как с помощью магии могут влезть в голову? Вы ведь при этом много раз присутствовали, — ровный тон мне давался всё труднее, и руки начало потряхивать от ярости.
— Старик всё равно придёт! И будет всё по прежнему, я ему…
— Вот поэтому, тётя, — я направил на неё палочку, — Мы сейчас поднимемся в вашу спальню и вы мне отдадите ту вещицу, при помощи которой вы вызываете этого старика. Иначе, я боюсь, что не смогу сдержаться от того, чтобы не прикопать вас всех троих уже сегодня.
Я угрожал и блефовал, но нужно было выиграть немного времени. Какую позицию займёт Дамблдор, я не знаю, и придет ли он, чтобы проконтролировать мои действия, тоже. Влезть в голову не сможет — это он уже понял с прошлого раза и теперь я был весь на нервах, тут за меня заступиться, как в больничном крыле, некому, а противостоять открыто я ещё долго не смогу. Не тот уровень магической силы, знаний и умений, но то, что он мне враг, для себя я уяснил уже очень давно. Наверное, придётся даже спать в мантии-невидимке и не в своёй постели, а где-нибудь на чердаке оборудовать незаметное лежбище, в которое скрытно пробираться каждый раз. Других вариантов пока нет из-за отсутствия финансирования. Ночевать в каком-нибудь парке, несмотря на тёплую погоду, не вариант, тут дожди и холодные утренние туманы заставят искать любое укрытие, да и Блэка дождаться нужно. Вроде он знал, что я здесь живу, потому что тут живут мои родственники, и начал он мои поиски после побега именно отсюда. Так что тухнуть мне здесь ещё месяц, до моего дня рождения и побега крёстного. Ко всему прочему, ещё нужно время и место для завершения моего восстановления, и это будет на последнем этапе очень болезненно. Прорастание нервных волокон в новых мышцах обещает мне массу незабываемых ощущений на протяжении двенадцати дней.
— Будь ты проклят, Поттер! — тётя с перекошенным лицом кинула мне непонятный латунный цилиндр, который я на автомате поймал.
— Я и так проклят, тётя. Тем, что вынужден жить с такими людьми, как вы.— задумчиво рассматривая артефакт, ответил я.
***
Небольшая комнатка, два с половиной на три метра, узкая кровать, простой стол и обшарпанный стул, вот и вся обстановка моего прибежища. Минимализм во всей красе, прямо как в камере. Хотя почему как? Решётки в прошлом году стояли на окнах и, видимо, Дурсль не сподобился или не успел починить старые, выломанные Уизли на своей летающей колымаге. Только за это им спасибо. Дверца для собак, например, так и осталась в двери с полным набором замков, цепочек и задвижек. Натуральная камера и есть, только параши не хватает и новых решёток.
Затащив сундук и разместив его рядом со столом, я поставил в угол свою метлу и водрузил на подоконник клетку с Хедвиг. Быстро я свой багаж разобрал. Распаковывать какие-то вещи пока не имеет смысла, так как неизвестно, сколько я здесь пробуду и не придется ли мне быстро сваливать. Уже наступил вечер и я подошёл к клетке с совой.
— Полетай, красавица, — сказал я открывая дверцу клетки и поглаживая Хедвиг по мягким перьям под клювом. — Возвращайся, как поохотишься, ты будешь мне нужна. — сова благодарно ухнула и вылетела через приоткрытое окно в сгущающиеся сумерки.
Есть хотелось неимоверно. Я подъел все запасы, которые мне собрала Тампи, ещё в поезде и теперь чувствовал, будто организм начинает переваривать сам себя. Спускаться к холодильнику Дурслей после всего того, что я им наговорил и пообещал, было как-то для самого себя противно. Словно я их действительно объедаю и наживаюсь на добропорядочной семье. Дурацкий выверт сознания! Я уже подумывал, как на оставшиеся два галеона с мелочью заказать доставку совой после прилёта Хедвиг, и растянуть свои скудные финансы на как можно более продолжительный срок до похода за зипунами, то есть до визита в банк, который должен, по моим планам, состояться послезавтра.