Крик дьявола
Шрифт:
— Ты не сделаешь этого! — воскликнул Себастьян. Однако у Флинна не было подобной уверенности относительно намерений дочери, и он поспешил укрыться за спиной Себастьяна. Заняв оборонительную позицию, он внимательно следил за диалогом Себастьяна и Розы. Себастьяну понадобилось не меньше минуты, чтобы убедить Розу в отсутствии необходимости ее вмешательства и в том, что он способен самостоятельно разобраться в ситуации. Наконец Роза неуверенно направилась назад к веранде.
— Благодарю, Басси, — сказал Флинн, награждая своего спасителя очередным пинком по уже порядком побитой заднице. Удар оказался чрезвычайно болезненным.
Немногим
Двое шестиклассников, окунув Себастьяна головой в унитаз, спустили воду и в результате ненадолго оказались в больнице.
В этот раз свидетелей было больше. На крики и звон разбитой посуды на лужайке собралось все окружение Флинна, включая Мохаммеда и его аскари. Затаив дыхание, они наблюдали за происходящим.
На веранде, словно на трибуне, стояла Роза, и глаза ее сверкали кровожадностью, которая просыпается даже в самых мягких женщинах, когда за них сражаются мужчины. Это побудило Себастьяна к еще большей свирепости.
Все длилось недолго — наподобие урагана, а по окончании бури наступила зловещая тишина. Флинн лежал, распростершись на лужайке. Его глаза были закрыты, он тихо похрипывал, из носа пузырилась кровь.
Мохаммед с пятью помощниками понесли пострадавшего к бунгало. Его туша с мерно покачивавшимся внушительным животом лежала у них на плечах, а измазанная кровью физиономия выражала глубокое умиротворение.
Оставшись на лужайке в одиночестве, Себастьян все еще стоял со свирепой гримасой на лице, дрожа всем телом, как в лихорадке. Но затем, при виде того, как уносят грузное, неподвижное тело, вся ярость тут же схлынула с него. И на лице, уже выражавшем беспокойство, появилось сожаление с легким оттенком досады.
— Я же говорил… — Его голос был хриплым. Себастьян поплелся вслед за процессией. — Не надо было меня пинать. — Беспомощно разведя руки в стороны, он, словно в мольбе, воздел их к небу. — Не надо было так.
Роза медленно спустилась с веранды, направилась к нему и, остановившись, подняла на него взгляд, полный гордости и восторга.
— Ты был великолепен, — прошептала она. — Как лев. — Обхватив Себастьяна за шею обеими руками, она прижала его к себе. — Я люблю тебя, — сказала она и поцеловала его.
У Себастьяна с собой почти ничего не было — все его вещи были на нем. У Розы же, наоборот, оказалось такое количество ящиков и коробок, что никто из дюжины собравшихся на лужайке перед домом носильщиков не остался без работы.
— Ну, — буркнул Себастьян, — наверное, пора.
— Да, — прошептала Роза, окидывая взглядом цветущую зелень Лалапанзи. Хотя идея отъезда принадлежала ей, сейчас ее одолевали сомнения. Это место было ее домом с самого детства. Она жила здесь, словно в коконе, — укрытая и защищенная, а теперь, когда предстояло из него выбираться, ей стало страшно. Она взяла Себастьяна за руку, словно заручаясь его поддержкой.
— Ты не хочешь попрощаться с отцом? — Себастьян взглянул на нее с нежной заботой — новым для него восхитительным чувством.
Немного поколебавшись, Роза вдруг поняла, что ничего не стоит лишить ее решительности. Ее дочерняя любовь, оказавшаяся в данный момент под волной негодования, могла вновь вспыхнуть в любой момент, стоило Флинну начать свои сладкие речи.
— Нет, — ответила
она.— Возможно, так оно и лучше, — согласился Себастьян. Он виновато покосился на бунгало, где, по всей видимости, Флинн так и лежал под присмотром верного Мохаммеда. — Считаешь, он поправится? Ведь я здорово его ударил.
— Поправится, — не слишком уверенно ответила Роза и потянула его за рукав. Они вдвоем возглавили небольшую колонну носильщиков.
Флинн наблюдал за этим решающим моментом, стоя на коленях на полу своей спальни и едва выглядывая заплывшим глазом из-под подоконника в щелку между штор.
— О Боже! — взволнованно прошептал он. — Похоже, эти молодые идиоты и впрямь собрались уезжать.
Роза О’Флинн была единственной ниточкой, что по-прежнему связывала его с хрупкой португальской девушкой — единственным существом в жизни Флинна, которое он искренне любил. И сейчас, когда возникла угроза, что эта ниточка оборвется, Флинн вдруг ясно осознал свои чувства по отношению к дочери. Его охватил страх от перспективы больше никогда не увидеть ее.
Относительно Себастьяна Олдсмита он не испытывал сантиментов, но здесь превалировал расчет. Себастьян виделся ему ценной составляющей его бизнеса. С его помощью ему представлялось возможным запустить в работу множество планов, осуществление которых откладывалось им в связи с высокой степенью персонального риска. Последние несколько лет Флинн ясно отдавал себе отчет в том, что возраст и обильные возлияния стали сказываться на зрении, мышцах и нервах. Себастьян Олдсмит отличался орлиным зрением, атлетической мускулатурой и, насколько Флинн мог судить, полным отсутствием нервов. Он был нужен Флинну.
Приоткрыв рот, Флинн громко застонал. Это было похоже на предсмертный зов старого буйвола. Продолжая наблюдать из-за шторы, он улыбнулся, глядя, как молодые люди остановились и замерли в лучах солнечного света. Их лица были обращены к дому, и Флинн невольно отметил, что они великолепно подходили друг другу и были красивой парой: Себастьян — выше, с телом гладиатора и лицом поэта, Роза — хрупкая на его фоне, с полной грудью и женственными бедрами. Шелковисто ниспадая, ее длинные черные волосы блестели на солнце, большие темные глаза тревожно округлились.
Флинн вновь застонал, но уже потише — хрипло, на выдохе, последний стон умирающего. И в следующую секунду Роза с Себастьяном уже со всех ног неслись к бунгало. С юбкой, задравшейся выше колен, быстро перебирая стройными ногами, Роза взлетела на веранду раньше Себастьяна.
Флинн едва успел вернуться в постель и принять позу человека на краю бездны с соответствующей гримасой на лице.
— Папа! — Роза склонилась над ним, и Флинн чуть приоткрыл глаза. Пару секунд он словно не узнавал ее и затем прошептал:
— Моя девочка. — Он это произнес еле слышно, так что она едва разобрала слова.
— Папа, что такое? — Роза опустилась возле него на колени.
— Сердце. — Его волосатая рука, как паук, проползла по животу и добралась до волосатой груди. — Как ножом… Словно раскаленным ножом…
В комнате воцарилась жутковатая тишина. Затем Флинн снова заговорил:
— Я хотел… хотел… благословить вас. Пожелать вам счастья… куда бы вы ни отправились. — Произнесенные слова стоили Флинну больших усилий, и ему нужно было некоторое время передохнуть. — Вспоминай иногда о своем отце. Помолись за него.