Крик Ворона

— С чего ты взяла, что у тебя есть выбор, медсестра Бетти?

Хотя я не думал, что это возможно, ее щеки краснеют еще больше. Она тянется к телефону на тумбочке и прижимает его к груди.

— Я позвоню в полицию!

Она действительно очаровательна – и сексуальна. Что не должно быть правильным сочетанием. Но, как уже сказал, я живу ради странностей.

Я улыбаюсь, несмотря на это, и мой голос звучит хрипло:

— Конечно не вызовешь.

— Конечно, вызову. И что ты с этим сделаешь? — ее губы приподнялись в коварной ухмылке. — Убьешь меня?

Маленькая чертова ведьма.

Я наклоняюсь ближе и вдыхаю приторный цветочный аромат. Сирень или какое-то яблочное дерьмо, которое не должно ничего значить, но в нем есть что-то уникальное. Что-то, что пахнет ею, и это ухудшает состояние моих брюк.

— Ты бы этого хотела, не так ли?

Только я не думаю, что она действительно хочет умереть. Возможно, это связано с апатией, которая живет в ее глазах. Апатия, которая полностью исчезла, когда я отказался ее убить.

Дважды.

Она умеет злиться и умеет делать это хорошо. Вот только задыхается она под поверхностью. Интересно, что заставило ее запереть все внутри. Не то чтобы меня это волновало.

Ее губы сжались в линию.

— Или уходи, или я вызову полицию.

Я протягиваю руку к телефону, но она прижимает его к заметной линии между грудями.

Мило, она думает, что этот жест остановит меня.

Я ныряю внутрь. Мои пальцы касаются кожи ее грудей. Мать твою. Они мягче, чем кажутся. Меня так и тянет обхватить их. Посмотреть, как они ложатся в мои ладони.

Медсестра Бетти задыхается, позволяя телефону упасть в мою руку, и отпрыгивает назад. Она скрещивает ладони на груди, щеки становятся пунцовыми. Не знаю, от гнева это или от чего-то другого.

— Я... — она сглатывает и показывает на меня пальцем. — Я найду способ донести на тебя.

— Нет, не найдешь. — Я кручу телефон между пальцами. — Вот как всё будет. Я арендую второй этаж на некоторое время. Ты не потревожишь меня и не произнесешь ни слова обо мне. В обмен я заплачу тебе несколько тысяч за аренду.

Она недовольно хмыкнула, сложив руки.

— Почему ты думаешь, что я не донесу на тебя?

— Потому что, если ты это сделаешь... — я продвигаюсь вперед, пока не вдыхаю ее сладкий, кружащий голову аромат. Мой голос понижается: — Я сожгу все это место дотла.

Она вздрагивает, как будто я дал ей пощечину. Миниатюрные черты лица искажаются от буйства эмоций: ненависть, печаль, гнев. Все, что способно вытеснить оцепенение прямо из этих огромных зеленых врат. Эти глаза должны быть живыми. Несправедливо, что они оказались рядом со смертью.

Не то чтобы это было мое гребаное дело, жива она или умерла. Моя работа – не обращать на это внимания.

— Ты... ты... не стал бы, — шепчет она, этот звук преследовал меня. Напуганная.

— Испытай. Меня. — Я подчеркиваю каждое слово.

Я не пропустил семейные фотографии у входа и огромную архитектурную справку о том, что человек на старой фотографии построил это место. Судя по возрасту, ее дед. А значит, этот готический особняк имеет для нее эмоциональную ценность. В ее апатичном состоянии было мало шансов, что ее что-то волнует, но приятно знать, что есть слабое место, которое можно исследовать.

— Или еще лучше, — продолжаю я. — Я взорву его. — Я наклоняюсь и бормочу ей на ухо: — Бум.

Взрывы – это стиль Шторма, а не мой. Но не помешает пригрозить ей.

Она отшатывается от меня, ее поза напряжена. С ее губ срывается серия французских ругательств. Что-то про то, что я больной ублюдок и бла-блять-бла.

Я прерываю ее, приложив палец к губам:

— Что я говорил о ругательствах на твоем слабом французском, медсестра Бетти?

Прежде чем успеваю это осознать, она делает то, на что я никогда бы не подумал, что такая крошка, как она, способна.

Она кусает мой палец. Сильно. Как бешеная собака, которая хочет переломать кости. Зелень ее глаз совсем не мертвая. Она пылает от кипящей ярости.

Ебаный ад.

Я отталкиваю ее, чтобы спасти свой окровавленный палец. И вот. Он уже покрыт кровью.

— Прекрати называть меня медсестрой Бетти! — она сплевывает кровь – мою гребаную кровь – на деревянный пол. — Меня зовут Элоиза, а не медсестра Бетти, ублюдок!

Я смотрю между моим пострадавшим пальцем и ее окровавленным ртом. Мои губы приоткрываются, не в силах поверить, что она это сделала. Меня, Ворона, одного из самых известных убийц «Нулевой команды», одного из основателей «Преисподней», укусила французская кукла.

— Ты маленькая...

— Заплати мне вперед, — она прерывает меня, расправляя плечи и постукивая ногой по полу.

— Что?

— Я сказала, чтобы ты заплатил мне сейчас. Откуда мне знать, если ты исчезнешь посреди ночи?

Ей повезло, что я не бью ее головой о столбик кровати, а она просит денег?

Я смеюсь, звук долгий и невеселый. Элоиза остается невозмутимой. По-прежнему постукивает ногой, ожидая оплаты.

Она – нечто. Что-то такое чертовски раздражающее и в то же время такое очаровательное.

Опять же, странное сочетание.

Но это хорошо. Я получаю то, что хочу, остановившись в самом безопасном месте в этом городе. Я потянулся к заднему карману. Постукивание ее ноги прекращается. Она пожевала внутреннюю сторону щек, глаза немного расширились.

Когда достаю телефон, ее плечи сгорблены. Неужели она думала, что я достану пистолет?

— Дай номер своего банковского счета. — Я могу остаться бесплатно, даже похитить ее в ее собственности. Но это будет хлопотно, особенно с этим чертовым пистолетом. Кроме того, у меня много денег благодаря контрактам на убийства. На что мне их тратить?

Кроме мотоцикла, я использую их только на предметы первой необходимости. Никогда не понимал, зачем они нужны. А вот Аид и его подпольные партнеры понимают. Он построил «Преисподнюю», чтобы получать деньги и забирать большой процент от наших контрактов на убийства.