Крик Ворона

Пульс учащается от близости и от того, насколько крошечной я себя чувствую по сравнению с его размерами. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Никогда раньше не была так близко к мужчине.

Как олень, попавший в свет фар, я просто смотрю в ледяные голубые глаза, которые никогда не должны были появиться в моей жизни. Или в моем доме. Или вообще где-либо рядом со мной.

Вместо смерти, которую они обещали, в них светится нечто совершенно иное. Зловещее обещание. Темное путешествие. Вместо безопасного оцепенения, которое я обязана чувствовать, в моих ушах отдается сердцебиение, вызывая дрожь по позвоночнику.

Впервые за целую вечность оцепенение не захватывает все вокруг. Что-то царапает его поверхность. Что-то дикое, неизведанное и... возбуждающее.

Возбуждающее.

Oh la la (с фр. О Боже). Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз испытывала такое чувство. Что вообще значит «возбуждение»?

Полагаю, это связано с мурашками, ползущими по моим конечностям.

— Нарушаешь свое собственное правило, не так ли? — он говорит с завораживающим британским акцентом. Наклоняя голову в сторону, он приближает нос к пульсирующей жилке на моей шее. Мужчина вдыхает меня в течение нескольких секунд, пока не возникает чертова уверенность, что мое сердце выпрыгнет из горла.

— А? — через несколько секунд удается хоть что-то, потому что, видимо, я стала немой.

— Ты запретила ходить на свой этаж, так что же делаешь на моем?

Хороший вопрос. Для чего я вообще сюда пришла?

Было что-то срочное, потом у него случился припадок, потом он дотронулся до меня, а потом... ничего. И все. Все сразу.

Его пальцы скользят по моим ключицам, легкие, чувственные, едва касаясь. Я подавляю вздох, когда по всему телу пробегает дрожь.

Сочетание запаха его кожи, его твердой груди, прижимающейся к моей ноющей тяжелой груди, и его мускулистых рук, обхватывающих меня, – это уже слишком. Добавьте к этому его прикосновения, и моя кожа оживает под его кончиками пальцев.

Желание отдаться этому чужому ощущению настолько сильно, что я не в состоянии уловить ни одной мысли, кроме этой.

Как будто я ждала этого момента целую жизнь. Как будто ждала, что он воспламенит то, что таилось внутри меня.

Что, черт возьми, со мной происходит?

То, что происходит в моем теле, не должно возникать. Особенно с беглецом, о котором я не имею ни малейшего представления.

Это неправильно. Абсолютно неправильно. Я хочу вернуть то знакомое оцепенение.

— Отпусти меня. — Я толкаю его в грудь, но что-то подсказывает мне, что жест получился слабым, как и мой голос.

— Повтори это еще раз, только серьезно, — он понижает голос до вызывающего дрожь хрипа.

Его большая рука крепко сжимает мой затылок, пока моя голова не откидывается назад. В животе все переворачивается. От хорошего. От странного.

От волнующего.

Горячие губы находят точку пульса на моей шее. От прикосновения по моему телу пробегает дрожь. Глубокий стон наполняет воздух. К своему ужасу, я понимаю, что это мой собственный.

Мои бедра плотно обхватывают его талию, желая получить трение или что-то еще.

Что угодно, лишь бы погасить жжение, охватившее меня.

Англичанин присасывается к чувствительному месту на моей шее, слегка покусывая. Мой живот сводит от нетерпения.

Глаза закатываются к затылку, требуя еще больше, что бы ни происходило. Несмотря на свое странное состояние, я различаю наши с отцом фотографии, разбросанные по полу.

Отец.

Одна только мысль об этом словно обдает меня ледяной водой.

Я пытаюсь оттолкнуть незнакомца. Он крепче прижимает меня к себе. Я кусаю его за руку. Сильно.

В итоге он сам отталкивает меня. Ледяной взгляд его глаз падает на меня с выражением абсолютного раздражения.

— Какого хуя ты кусаешься?

Я встаю на нетвердые ноги. Дыхание прерывистое. Место на моей шее, где он сосал, все еще горячее и покалывает.

Я поворачиваюсь к нему спиной и разглаживаю свой сбившийся халат. Затем наклоняюсь, чтобы поднять фотографии и альбомы. Стыд и смущение обжигают мои щеки. Если бы не отцовские снимки, неужели я позволила бы этому незнакомцу овладеть мною?

Хуже того, я хотела, чтобы он овладел мной.

Merde (с фр. Дерьмо).

Мне нужна серьезная консультация.

И множество.

Я виню гормоны и то, что чертовски долго была одна. В этом есть смысл.

Возможно, нужно больше гулять и перестать быть такой затворницей.

— Это твой отец?

Глубокий голос сзади напугал меня до смерти. Я знала, что он все еще там, но не предполагала, на сколько он близок, что его тепло разливается по моей спине.

— Это не твое дело. — Я обернулась, прижимая фотографии к груди.

У каждой семьи есть свой секрет. У моей — отец.

— Вообще-то, мое дело, поскольку теперь это моя комната. — Мужчина подходит ближе. При движении он не издает ни звука, что так противоречит его внушительному телосложению. Ловкий. Сильный. Скрытный. Все, чем должен быть убийца.

И я растаяла в его объятиях, как идиотка.

Он продолжает приближаться ко мне, и я не могу не сделать шаг назад. Я в порядке, пока он не прикасается ко мне. Я ни за что не останусь в этом неизвестном, пугающем состоянии.

Но и возбужденном. Ты забыла про возбуждение.

Я стряхиваю его голос, когда он наконец останавливается, но не раньше, чем врывается в мое личное пространство. Если это тактика, чтобы запугать меня, то она работает. Его запах и рост ошеломляют меня. Я отнюдь не маленькая; я всегда была самой высокой среди своих коллег-женщин, но его размеры и рост заставляют почувствовать себя такой малюткой. Все мои усилия уходят на то, чтобы перестать любоваться его грудью и татуировками и сосредоточиться на его лице. Эти непокорные светлые пряди так и просятся в руки.

Я прочищаю горло:

— Часто ли у тебя бывают приступы?

— Это не твое дело, — он отвечает ухмылкой, которую хочется стереть с лица.

Он меня раздражает.

— Если живешь под моей крышей, мистер... — я нахмурилась. — Как тебя зовут?

— Ворон.

Как у него на спине. Я постукиваю ногой по полу.

— Это не имя.

— Для меня – да. — Он указывает на дверь. — Если закончила допрашивать меня, то уходи.

Раздражение мгновенно выплывает на поверхность. Почему он всегда знает, на какие кнопки нажимать? Я не знаю, как перестать его провоцировать.