Крики в ночи

О Господи! Сердце у меня упало.

— Что случилось, Джеральд?

Вместо ответа он задал вопрос:

— Есть какие-нибудь новости, Джеймс?

— Ну, пока никаких, но я работаю над этим. Эмма в постели?

— Нет… она отдыхает.

— Тогда я могу поговорить с ней?

— Не сейчас.

Я вышел из себя. Такой оборот не содействовал укреплению англо-американских отношений.

— Ради Бога, дружище…

— Она уехала, — сказал он. — Уехала к подруге.

— Куда? К кому? — заорал я в трубку.

Старик тоже разозлился, и мы принялись кричать друг на друга.

— Оставь ее в покое, Джеймс! Она хочет сама справиться со всем.

— Что?

— Ты слышал. Она не хочет с тобой говорить. Уехала с друзьями.

— С кем?

— С Дженни Макомбер.

Макомберы. Эти идиоты Макомберы из Санбери, старого колледжа Эммы, те люди, с которыми мы должны были ужинать накануне тех дней, когда все это началось. Эмма тогда отменила ужин, потому что я был чертовски занят. Я чувствовал, что они как бы берут реванш.

— Надолго уехала?

— Не знаю. На несколько дней.

— В Санбери? У тебя есть их телефон?

— Извини, но она просила, чтобы ты ей не звонил. Если будут какие-нибудь новости, звони сюда.

Эмма избегала меня. Возможно, она решила, что все это подстроил я. Возможно, думала, что я остался здесь, чтобы крутить роман с Эстель Деверо. Я выходил из себя от ярости.

— Не играй со мной в игры, Джеральд. Я могу ответить тем же.

Это было глупое замечание, вырвавшееся у меня от злости, и я пожалел о нем. Я чувствовал, что подтвердил его домыслы, но очень уж разозлился, чувствуя, что ядовитые подозрения, поддерживаемые Ле Бревом и другими, проникли в ее сознание.

— Позвони, когда сможешь нормально разговаривать.

— Извини, Джеральд.

Он тоже немного успокоился и проявил максимум понимания.

— Все это не так легко, — вздохнул он. — Такое несчастье.

— Я застрял здесь, потому что ищу детей, дружище. Только по этой причине. Договорились?

— Одобряю.

Он одобряет, видите ли! Довольно мило с его стороны. Эмма — мать моих детей, и я хотел многое ей сказать, хотя бы о странных смертях в прошлом. Но, черт побери, мне пришлось общаться с ее чокнутым отцом, а она укатила со своими друзьями, разобраться, как она относится ко мне и что обо мне думает. И не оставила никакого выбора.

— Ну ладно, Джеральд, передай ей, что я звонил.

Вместо этого я рассказал все Эстель. Когда она вечером открыла мне дверь, то выглядела потрясающе в простом темно-вишневом платье, которое подчеркивало ее стройную гибкую фигуру. Впервые она казалась такой соблазнительной, волосы ее были тщательно вымыты и переливались как водопад. Я заказал столик в ресторане „Крок д’Ор“ около моста, под шелестящими деревьями, с флажками, развешанными между веток. Столики стояли около самой реки. Что-то тихо наигрывал пианист. В вечернем воздухе все это приобретало интимный смысл — идеальное место для любовных свиданий.

— Тебе лучше? — поинтересовалась она.

— Намного.

Мы улыбнулись друг другу.

— Если не считать, что моя жена не желает разговаривать со мной…

Лицо Эстель омрачилось, затем она, похоже, расслабилась:

— Что случилось, Джим?

Я рассказал ей о заблуждении Эммы, о том, что она, как и Ле Брев, избегает меня.

— Скоро все войдет в свое русло, — заметила она. — Джим, я уверена, что…

— Почему ты так уверена? Все, что мне удалось выяснить, — какая-то полуправда и куча всяких неопределенностей.

Она провела рукой по своим волосам лунного цвета.

— Что, например?

— Ну, например, сколько же детей Сульта погибло там, в лесу. И что от меня скрывает полиция.

— Один или двое, какое это имеет значение?

— Не знаю. Но, пока я не найду что-нибудь, подозрение падает на меня. Даже моя собственная жена…

Она протянула руку и погладила мое лицо.

— Не думай об этом, Джим.

Но я выложил то, что узнал:

— Это начинает выглядеть как заговор. Мы можем жестоко обмануться, доверяя Ле Бреву и Элореану, людям, которые расследовали обстоятельства смерти детей Сульта.

— Такое невозможно, — не согласилась она.

— Нет? Почему? Ты видела, как живет Элореан. Ни он, ни Ле Брев не могли заработать такие деньги на полицейской службе.

Она помолчала, разделывая грудку курицы, и выпила еще бокал шабли. Мне почему-то захотелось разгладить складку между ее красивыми бровями.

— Что ты хочешь от меня?

— Мне все еще нужна твоя помощь.

— Но я не в состоянии вернуть тебе детей.

Ее лицо выражало тревогу.

— Можно же выяснить, что в конце концов произошло.

— Иногда я ненавижу себя.

— Не говори так, Эстель.

Она наклонилась ко мне, ее голубые глаза затуманились, на них навернулись слезы.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, Я не могу. — Она покачала головой. — Возвращайся к Эмме, Джим.

— Когда что-то выясню, дорогая. Зачем же плакать?

Я неуклюже пытался помочь ей, успокоить. Она смотрела на меня увлажнившимися глазами.

— Ты ведь знаешь, почему я плачу. Знаешь, зачем привел меня сюда.

Я попытался отрицать, объясняя, что, когда назначал свидание, еще не знал, что Эмма избегает меня, мы просто работаем вместе, вот и все.

Я увидел, что она застыла.

— Мы вместе как бы профессиональная команда.

— Очень даже профессиональная.

— О ради Бога.

Я был тронут, я был наивен. Музыка ласкала нас, сладкая и сентиментальная, и кровь по жилам побежала быстрее. Я потерял детей и был разбит горем. Моя жена уехала в Англию, наполовину уверенная в том, что это все дело моих рук. А Эстель была здесь. И ждала.

После ликера и кофе мы гуляли у реки, которая в этом месте круто сворачивала и уходила под мост. Она взяла меня под руку. Огни ресторана освещали посыпанную галькой дорожку, спускавшуюся меж платанами к воде, где обнимались влюбленные. У меня не было времени подумать об Эмме и ее раздумьях. Я захлопнул дверь, оставив за ней свои страхи. В данным момент более важно, что Эстель рядом со мной.

— Куда ведет эта дорожка? — спросил я.

Она лишь пожала плечами:

— Так далеко, как ты этого пожелаешь.

Под сенью деревьев мы остановились, и я обнял ее. Наши губы встретились, она прижалась ко мне.

— Нет, Джим, нет. Не надо, — прошептала она.

— Молчи.

Вечер еще не кончился, когда мы вернулись к машине и поехали к ней. На бульваре было полно прохожих, свет фар плясал перед нами. Где-то в уголке моего сознания промелькнула мысль, а не следит ли кто за нами.