Криминальные прогулки
Шрифт:
– Что-что? – переспросил мэр, удаляясь в прихожую. Он, очевидно, спиной почувствовал язвительную реакцию Садчикова.
– Нет-нет, ничего… – быстро взял себя в руки Андрей Петрович. – Дела есть дела…
И только в уголках его глаз осталась укоризна: бросаешь, значит, меня? В кусты прячешься?
Но мэру плевать было на эту укоризну. Ему хотелось поскорее покинуть квартиру, где он вынужден был отдать это кошмарное распоряжение… Кошмарным оно ему казалось, разумеется, не оттого, что следствием его должна была быть смерть ни в чем не повинного человека, а оттого, что за эту смерть, возможно,
И еще как отвечать! Дочь вице-премьера! Да за нее на лоскуты порежут и на заплаты пустят!
«Нет– нет, чур меня!
– Мэр символически поплевал через левое плечо и постучал по косяку, открывая входную дверь. – Все обойдется… Всегда везло, повезет и на этот раз… Обойдется все, обойдется!»
И, не оглядываясь, он покинул жилище Садчикова.
…Голос Никитина в трубке дребезжал то ли из-за старой мембраны, то ли из-за того, что полковника охватило нечто вроде эдакого служебного возбуждения, свойственного, впрочем, лишь тем из должностных лиц, которые действительно болеют за свое дело:
– За последнее время Садчиков несколько раз звонил на мобильный телефон Корневу!
Брови Турецкого удивленно дернулись:
– Неужели?
– Точно! Это засвидетельствовано в выборке!
Не так давно Турецкий поручил местным милиционерам наведаться в компанию «Тульские мобильные телесистемы» и сделать выборку входящих и исходящих звонков с мобильного телефона Корнева. И вот сейчас эта выборка была у Никитина. Отпечатанная на тонкой, ломкой бумаге, она слегка похрустывала в его руке, создавая ощущение помех на линии.
Турецкий чуть подумал и сказал:
– Я сейчас к вам подъеду, Павел Тимофеевич.
Витя занес Ингу в ванную и положил на холодный кафельный пол. Все еще не пришедшая в себя девушка была очень бледной, и Витя на всякий случай пощупал ее пульс – мало ли что…
Но нет – пульс пробивался. Он даже был, можно сказать, нормальным… Для наркоманки в период ломки такой пульс – что-то из области чудес, но у Вити не было времени удивляться. Его ждали великие дела.
– Вперед! – сказал он и протянул руку к крану, чтобы открыть его и наполнить ванну.
Однако на полпути рука его остановилась.
«Нет, надо не так… – подумал Витя. – Надо как-то по-другому…»
Он понимал, что осуществление плана будет, скорее всего, последним удовольствием в его жизни, поэтому ему хотелось придать всему происходящему какую-то… ну торжественность, что ли… Слишком уж значительным было для него все это, чтобы просто вот так – открыл кран, и загудело, забулькало…
Но что придумать-то?
Витя осмотрелся. На одной из стен висело большое банное полотенце. Витя подумал, что если набросить его на себя как тогу, то он будет походить на древнего языческого жреца.
А что? Круто!
Витя снял полотенце и накинул его на плечи. Немного поразмыслил и повесил на шею еще и связку прищепок: «Как будто чьи-то кости».
Нужно соответствовать моменту. Сейчас ведь тут будет совершено жертвоприношение…
Да, именно так – жертвоприношение. Но – кому?
Витя задумался. И тут же просиял: «Ну как – кому? Мне же! Мне! Это я сам себе приношу жертву! Сам себе!»
Такое объяснение происходящему сильно возвеличивало его в собственных глазах и выводило из
маньяков в могущественные божества.Впрочем, Витя и без того ни за что не признал бы себя маньяком. У него и мысли такой не возникало! Какой еще маньяк? Маньяки – сумасшедшие, а он…
А он?…
Внезапное открытие поразило Витю. Он даже пошатнулся и вынужден был присесть на край ванны.
«А может быть, я… может быть, я… тоже… может быть, я тоже…» Последнее слово никак не давалось Вите. Он вдруг решил не додумывать это последнее слово и очень обрадовался такому своему решению, потому что оно несло в себе избавление от чего-то неприятного… Но тут мысль внезапно поперла сама: «Может быть, я тоже с-с-с… – На этом месте Витя спохватился и начал сопротивляться, но мысль медленно, но верно преодолевала его сопротивление: – Может быть, я тоже су… – Он упирался как мог, даже покраснел, но мысль шла бульдозером. – Может быть, я тоже сумас… сумасшедший?!»
Витя ни разу еще не допускал такого предположения. Ни разу. То, что его комиссовали из армии по причине шизофрении, – это ерунда. Ошиблись. То, что поставили здесь на учет в психдиспансер и до сих пор не сняли, – это тоже ничего не значит. Бюрократы! Им лишь бы отчитаться, что человек на учете! А то, что он нормальный, может быть, даже в тысячу раз нормальней их всех, – это их не волнует!
Витя вспомнил, как метал ножи в портрет своего доктора. Эх, подвернись этот доктор ему сейчас… Уж Витя доказал бы этому профану в белом халате, что не является сумасшедшим!
Тут же был придуман и способ доказательства.
– Я бы отрезал ему уши… – пробормотал Витя. – А потом заставил бы его съесть их… – Впрочем, он тут же поправился: – То есть нет, не так! Я бы съел их сам! Сам!
Здорово? Разве сумасшедший до такого додумается?
Но тут Витя нахмурился… Что-то в его выводе было не то… Но что именно – этого он никак не мог понять…
Витя сжал голову руками.
«А может, наоборот? – тяжело подумал он. – Может, только сумасшедший и может до такого додуматься?»
Ему стало страшно.
– Нет! – закричал вдруг он. – Нет! Я не сумасшедший!
Это было проще, чем разбираться в себе.
К тому же у него не было на это времени. Нужно было начинать.
Витя оторвал зад от блестящего начищенной эмалью края ванны и поглядел в висящее на стене зеркало.
Оттуда на него вылупился взъерошенный субъект в полотенце и с прищепками на шее. В красных глазах субъекта металось что-то дикое.
Довольно странный вид для человека, только что убедившего себя в том, что он не сумасшедший.
Впрочем, Витя тут же вспомнил, что он и не человек вовсе. Он древнее языческое божество!
– Я дух воды! – вскричал Витя и открыл наконец кран.
Вода с шипением и ревом выскочила из длинного никелированного «гусака» и стала заполнять ванну.
– Я – дух воды! – снова воскликнул Витя и принялся совершать над пузырящимся на дне ванны желтоватым потоком таинственные пассы, причем с таким важным видом, будто именно благодаря этим его пассам ванна и наполняется.
Он распалялся все больше и больше и скоро так увлекся, что вообще перестал замечать что-либо вокруг себя и не думал уже ни о чем, кроме как о наполнении ванны.