Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Критика тоталитарного опыта
Шрифт:

Хорошо, если бы С.П. Щавелёв тоже задумался о границах своего опыта. Ведь и ежу ясно, почему так много и громко говорят о Гулаге и тоталитаризме. Чтобы и мысль не возникала о попытке оценить настоящее масштабами прошлого. На самом деле не только мы должны судить историю, но и она должна судить нас. В этом суть консервативной «революции». Речь идёт не об оправдании Гулага. Но не следует думать, что социализм и Гулаг – это одно и то же. Нельзя ограничиваться журналистским эффектом, нужны серьёзные исследования. В обществе сложились балансы сил и институтов, и попытка его морального обличения вряд ли будет принята во внимание. А если была бы принята, как во времена перестройки, когда мы устыдились, что являемся «империей зла», то это привело бы к непредсказуемым последствиям. Чтобы жить мирно, люди должны договариваться друг с другом. У элиты это, вроде бы, получается. Беда в том, что она боится народа и пользуется «чёрными технологиями» для достижения единодушия во время избирательной кампании. Как нам добиться подлинного единства, какова при этом роль философов – вот в чём проблема.

Что касается морали, я бы предложил следующий императив: не создавай таких чрезвычайных ситуаций, в

которых люди ведут себя как звери.

IV

С.П. Щавелёв

Ответ критика на антикритику

Прочитав и несколько раз перечитав ответ Бориса Васильевича Маркова на мой антитоталитарный «пасквиль», я испытал смешанные чувства. Даже зная благородство и великодушие моего оппонента, я всё равно искренне обрадовался корректному, уважительному тону этого ответа. Обидевшись (вполне законно) на неожиданную атаку, Борис Васильевич не озлобился, а отвечает по существу. За сорок лет пребывания в университетско-академической среде, я ни разу не сталкивался с подобной корректностью в принципиальных спорах между коллегами. Обычно схлёстываются амбиции. В итоге люди в лучшем случае отворачиваются друг от друга. Не знаю, заслуживает ли мой собственный стиль полемики уважения и внимания, подобных марковским. Ведь в главном ответ Бориса Васильевича меня не убедил. Отсюда и смешанность чувств – есть и толика огорчения. Не только и не столько потому, что ставится под сомнение моя правда. Тоску навевает противопоставленная ей аргументация. По центральному пункту темы оппонентом, как мне кажется, подменяется предмет рассмотрения. Или, по крайней мере, разговор уводится за его пределы. Но я готов поспорить и по её тематическим краям.

Попробую перечислить главные тезисы полученного ответа на мои «обвинения»:

• нельзя накрывать фашизм и коммунизм одним идейный колпаком тоталитаризма; они ведь воевали «враг с врагом» не на жизнь, а на смерть;

• кроме Холокоста и Гулага в истории XX века было много хорошего, которое С.П. Щавелёв замалчивает, выпячивая только плохое;

• а это плохое он преувеличивает; если даже при тоталитаризме репрессировали 10 % населения страны, остальные 90 % «вели нормальную жизнь»; социализм не сводится к Гулагу;

• реальный советский социализм как общественный строй гораздо справедливее нынешнего российского устройства, при котором большинство населения живёт гораздо хуже, чем в СССР;

• разговоры о жертвах Гулага и Холокоста призваны замаскировать бесчеловечную сущность нынешних российских порядков;

• лучше былое единство вождя и народа, чем теперешняя манипуляция общественным сознанием с помощью продажных СМИ;

• каждый современник имеет право артикулировать и защищать свою собственную версию истории своей страны, не оглядываясь на другие версии её же;

• чем ругать прошлое, лучше подвергнуть критике настоящее; вместо того, чтобы опровергать тех, кто видит в прошлом много хорошего, С.П. Щавелеву и прочим противникам тоталитаризма стоит заняться самокритикой (прежде всего, надо полагать, за равнодушие к язвам современности).

Кажется, я ничего концептуального не упустил из ответа Бориса Васильевича. Все эти тезисы имеют право на обсуждение, и ниже я постараюсь их коснуться. Благодаря этому выступлению Бориса Васильевича появляется возможность смыслового продвижения и углубления нашего разговора о тоталитаризме. В полемику вовлечены и капитализм, и социализм, и нынешний российский строй, и разница между поколениями, и сами способы анализа новейшей истории. Главное, Борис Васильевич сам признал, что предмет обсуждения достоин общественного внимания, что молча проблемы не изживёшь. Рискну продолжить разговор, заранее каясь за свою «упёртость».

Мой оппонент не отвечает по сути на главный вопрос, ему заданный: в чём именно заключалась та «логика эпохи», «здравый смысл» которой якобы сделал необходимыми и оправданными массовые политические репрессии XX века?

Советская пропаганда по крайней мере «объясняла», за что она лишает свободы и убивает «врагов народа». Почти все [19] эти обвинения были шиты белыми нитками, но они произносились, записывались. Кто-то им верил. Многие делали вид, что верят. Кто-то не верил, но помалкивал. Тех, кто выражал сомнения, пусть и в частных разговорах, наказывали. Точно также подводили идеологическое обоснование под свои репрессии нацисты, фашисты, франкисты, вишисты, даже позднее маоисты, «красные кхмеры» и т. п. наследники радикальной идеологии. А вот «логика репрессий» от Бориса Васильевич Маркова остаётся не эксплицированной даже после его ответа на мой запрос о такой экспликации.

19

Разумеется, степень виновности жертв репрессий различалась. Но различалась на весах истории, а вовсе не в тогдашних местах лишения свободы. В советских тюрьмах и лагерях находились и вульгарные уголовники, и настоящие шпионы, и реальные пособники фашистских оккупантов. Там же содержались политические противники правящей клики – от идейных троцкистов до стихийных «протестантов» (вроде харьковского доцента Л.Д. Ландау, действительно участвовавшего в распространении антисоветских листовок). Немало оказалось там и тех, кто формально нарушил тогдашние декреты, бывшие по сути людоедскими: «о колосках», об опозданиях на работу, о попадании в плен и т. п. «Этап на Север, срока огромные / Кого ни спросишь – у всех указ.» – пел об этом народ. Но абсолютное большинство «содержимого тюрем» сталинского периода составляли абсолютно ни в чём не виновные, оклеветанные лица, многие из которых даже перед расстрелом кричали «Да здравствует Сталин!»

Раз мы продолжаем разговор, снова вернусь к его исходным пунктам. Вынужден повторить две ключевые цитаты из Б.В. Маркова, которые я уже приводил выше, в своём первом тексте.

1. «Сегодня в погоне за мелочами нередко забывают принципиальные вещи, отсюда и проистекает отождествление

фашизма и коммунизма. Между тем сходство некоторых их «принципов и технологий» может быть обусловлено не идейным сходством, а просто общностью эпохи. Резня армян, ГУЛАГ и Освенцим – это не продукты идеологии, а выражение некоего «здравого смысла» эпохи, согласно которому даже самые жестокие меры были совершенно естественными и необходимыми… Нельзя смотреть на историю исключительно сквозь розовые очки и очищать ее, подобно школьным учителям, от всего кажущегося жестоким и неприличным» [20] .

20

Марков Б. Человек, государство и бог в философии Ницше. СПб., 2005. С. 400–401.

2. На вопрос: «Сейчас, по прошествии стольких лет, от какого наследства стоило отказаться, а чем стоило дорожить?», – мой собеседник ответствовал: «Нельзя смотреть на свою страну глазами Запада. Это для немцев уравнение фашизма и сталинизма допустимо и даже благотворно (именно в этом состояла миссия Ханны Арендт, она своими работами снимала комплекс вины у немцев), а у нас должна быть своя точка зрения на нашу историю… Философы должны формулировать новое позитивное видение общества и государства. В юности я разделял диссидентские настроения, к счастью мои учителя приучили меня к осторожности. Но теперь, после того как мы потеряли свою страну, я лучше понимаю и тех, кого считают консерваторами» [21] .

21

Интервью с профессором факультета философии и политологии СПбГУ, доктором философских наук Борисом Васильевичем Марковым // Credo. Теоретический журнал. СПб., 2007. № 3 (51). С. 8.

Вот мои повторные возражения по пунктам, с выделением курсивом отвергаемых, опровергаемых (в меру моего разумения) изначальных тезисов оппонента.

• Почему это мелочи заслоняют от нас принципиальную разницу фашизма и сталинизма? Как раз наоборот, мелочами [22] их хотят разделить. Потому что по существу это одно и тоже: безудержная агрессия, внутренняя и внешняя, ведущая и то, и другое государство к бесславному концу, мучающая и позорящая их народы. И тут, и там социализм. Декларируется. «Российская социал-демократическая рабочая партия». «Немецкая национал-социалистическая рабочая партия Германии». Сходство идеологий налицо. Если на то пошло, то сходство наблюдалось даже внешнее, именно в мелочах. Когда вермахт вошёл в дважды оккупированный им Ростов-на-Дону, мой (сейчас покойный) старший брат Мишка, тогда школьник, подумал было, что вернулась Красная армия: над войсками реяли красные флаги, на рукавах чёрных мундиров эсэсовцев красовались красные повязки. С белым кругом с чёрной свастикой в центре. Эта подробность, думается мне, и есть яркий пример упомянутой Борисом Васильевичем мелочной разницы фашистов и коммунистов. Свастика, а не пятиконечная звезда. Всего-то.

22

Ну, может, и не мелочами, но вещами второстепенными: они больше репрессировали по этническому признаку, а мы по социальному; в прямом столкновении мы победили их; их за геноцид осудили юридически, а нас нет; в Германии проводилась люстрация выживших эсэсовцев, а у нас бывших партийных функционеров и даже чекистов ни в чём не ограничили, сохранили все их пенсионные привилегии.

• Эпоха требовала самых жестоких мер, они были не только необходимы, но и оправданы.

Стоит уточнить: кем и против кого эти необходимо жестокие меры применялись? В чём эти меры состояли? К чему они привели? Чем именно они оправдывались? С какой из воевавших сторон? Последствия этих мер каковы?

Ведь понятие «здравого смысла», как ни крути, предполагает страховку от самых гибельных заблуждений, отбор наиболее щадящих решений. А Борис Васильевич прилагает это понятие к акциям карательным, военным. Следовательно, нужно объяснить, чем эти акции помогли народам, от чего спасли. У меня ум до этого не доходит. Чтобы здравый смысл мог объяснять массовые убийства?.. Ещё более массовые мучения ни в чём не повинных людей? Ведь арестовывали и осуждали всех «политических» только за слова, а то и за мысли, а то и просто так, как «социально опасных элементов» (СОЭ) или «членов семьи изменников родины» (ЧСИР). Якобинский «закон о подозрительных» на этом фоне бледнеет. Могу только процитировать М.А. Булгакова: тут «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, да больно непонятно. Над вами потешаться будут».

С приведёнными мной примерами репрессированных общественных групп в Германии и в СССР Борис Васильевич не посчитался. Придётся повторить и несколько расширить хрестоматийный мартиролог.

Оправдано было истребление евреев в нацистской Германии? Обвинения еврейскому народу сформулированы в «Майн Кампф». А у Бориса Васильевича тут что-то новое. Последнее время спор идёт, был ли Холокост или не был, придуман. Во Франции действует закон об уголовной ответственности за отрицание Холокоста. А у Бориса Васильевича получается, что Холокост был необходим. Но ведь это мы уже проходили при Геббельсе и Розенберге. Получается, не нужен был Нюрнберг!?. Назначенные победителями судьи не поняли «логики эпохи»!?. Коли так, вернём срок давности за преступления нацистов? Повтори мы с Борисом Васильевичем такое предложение на пресс-конференции в Иерусалиме, посмотрим на реакцию присутствующих. В только что миновавшую годовщину освобождения Освенцима советскими войсками прикидывали, что только в одном этом лагере фашисты уничтожили от 1 до 4 миллионов человек. В каждом из захваченных городов немцы убивали также всех пациентов психиатрических клиник. У Фуко ничего не сказано по этому поводу? Заниматься самокритикой эти жертвы вряд ли были способны. Про цыган я уже не говорю – Евгений Шварц всё сказал в своём «Драконе».

Поделиться с друзьями: