Кривая сосна на желтом обрыве
Шрифт:
И урна кованая, чтоб мне не сорить. Вот как цивильно.
Не успел бросить первую шкурку, подкатывает ко мне малявка. Одна из тех, что бегали по дорожкам. Прикольная такая малявка, лет трех примерно. Губки бантиком, ручки-ножки пухлые, из-под короткого платья смешные трусишки в оборочках.
– Дя, дяй бананосик!
Мне, вообще-то, не жалко. Но я халявщиков не люблю, даже малолетних. Будем воспитывать.
– На что меняемся? Ты - мне, я тебе?
Похлопала глазенками, поняла.
– Камуськи хос?
Полезла в карман, пыхтя, - кармашек маленький и неудобный. Достала несколько мелких камушков.
Камушки я ссыпал в карман джинсов и до поры забыл.
Дома я попал на заседание женсовета. У калитки, на заплетенной виноградом верандочке - мамуля и бабуля.
– Сережа, постарайся как можно меньше проводить времени вне дома. И предупреждай, куда и насколько уходишь.
Ну, мамуля, ты даешь. Я уж пару лет как сам себе голова. Не зарываюсь и прихожу домой вовремя, но где мне лазить - мое дело.
– Мам, а если я под кустом девчонку тискаю? Репортаж тебе в телефонную трубку?
Глаза круглые.
– У тебя что, девочка есть?
– Нет, это я для примера. Но ведь будет же когда-нибудь!
– Сережа, не хами!
– это уже бабуля.
– Ба, какое тут хамство? Все по существу! Заведу девчонку - первой тебе доложусь и свечей куплю пачку.
А вот это уже хамство, и скорей, бегом-бегом, в мастерскую, а то с бабули станется уши накрутить. Ей плевать, что непедагогично.
В мастерской - дед, где ж ему еще быть. Шаркает напильником по какой-то детали в тисках.
– А, Сергей Федорович прискакал!
– Не понял...
– Чего тут понимать. Лембер Сергей Федорович - тебе как?
Брр.... Неохота об этом думать.
– Меня что, без меня перекрестили?
– Нет, все ждут, пока сам скажешь.
Вот так. Значит, дед втихую успел провести семейное совещание. И всем велел нишкнуть, пока я сам не решу, как ко всему этому сериалу отношусь.
А я никак не отношусь.
– Дед, знаешь, что скажу? Не мудрите. Как все было, так пусть и останется. И не доставайте меня с этим больше. Хау, я все сказал.
Я не ждал того, что дальше произошло. Дед просто отложил напильник, сгреб меня в охапку и стал тискать.
– Умница ты, Сережка!
Похоже, прослезился даже. Но я и с ним разговаривать не стал, вырвался - а от него попробуй еще вырвись, в дедулечке центнер, и вовсе еще не разваливается, - удрал наверх.
Вот что хотите, не хотел я разбирательства заводить. Не то, чтоб мне вовсе было все равно, от кого я произошел. Но как-то даже не особо раздумывая, я понял, что ничего менять не хочу. Не хочу перекувыркивать жизнь всей семье - они как-то устаканились со всем этим за столько лет. А мне по барабану, что в бумаге написано. Быть Сорокиным я привык. Стать Лембером - а зачем? Я от этого ни хуже, ни лучше не буду. Если б фамилию переменил, и бац - выздоровел, другой вопрос. Но так не бывает. Значит, проехали, живем как жили. И Федю Лембера папой звать не буду. Перебьется. Папой так и останется папа Алик. Мы с ним всегда хорошо ладили, ну и нефиг в перевертыша играть. Просто зайти и сказать: па, привет!
В
кабинете у отца музыка жужжит. Значит, уже дома, на работе не задержался. Он всегда музыку включает, когда приходит. Я уже все наизусть знаю. В основном - битлы, ну и сопутствующие. Сейчас там что играет? Отель Калифорния. Нормальная музычка.– Па, привет!
Чего боялся - что он, как дед, обниматься полезет. Тогда я сам разревусь. Слава богу, не полез.
– Привет, Сереж, ты как?
– Тридцать восемь.
– Что тридцать восемь?
– А что - как?
– Фу, напугал! Я думал, температура тридцать восемь.
– Не, температура в норме, сахар шесть. Завтра в школу.
– Ну... аккуратней будь, сынок.
И смотрит. Сто пудов, все уже знает. Но не пристает, не ахает, не сопливится. Нормальный мужик.
– Ладно, па, я к себе.
Есть у меня такой личный прибабах: у меня руки должны быть заняты. Особенно если я о чем-то думаю. Не могу думать лежа или изображать позу статуи мыслителя, стоит такая на отцовском столе. Думается лучше всего за делом. В мастерской всегда можно найти, чем заняться. Неохота в мастерскую, как сейчас - прибрать в комнате. Помыть посуду... нет, посуду уже мать вымыла. Почистить аквариум. Вода в двадцатилитровой бутыли как раз отстоялась. И подумать.
Правильно ли я сказал деду, что все останется как есть? Однозначно. То, что всему затейница моя бабуля, ясно. Не займись она сводничеством - не было бы человека, то есть меня, и проблемы однозначно тоже. Мне, по-хорошему, ей еще за это спасибо сказать, что я все-таки есть. Но трогать ее не буду, пока сама не заговорит.
С отцом - считай, поговорили. Все всё поняли.
С матерью - есть опасность, что ударится в панику. Да уже ударилась. Не проводи время вне дома. Ага, сиди как гвоздем пришитый: ты больной, хромой, инвалид, блин. С этим предстоит еще воевать.
Ну и, типа папаша Федя. С этим разговора не избежать. Бразилец - откуда он взялся в нашей тьмутаракани? Из-за чего сбежал? Кроме деда-фашиста, какая еще есть родня? Бабуля, тетки-дядьки, двоюродные? Интересно же!
А в это время я промывал камушки из аквариума. Кто не водил хотя бы примитивных гупёшек, тот не знает, как загаживаются камушки за неделю. На них падает всякий подводный мусор: остатки корма, рыбьи какашки и прочее, когда сливаешь с них воду - они осклизлые, противные.
И тут я вспомнил про "камуськи", полученные от мелкой девчонки в сквере. Что добру пропадать - брошу-ка я их в аквариум. Тем более там такой же гранитный щебень. Вот только помою их отдельно, в пол-литровой банке, чтоб в аквариум не затащить незнамо какую заразу. Рыбки - скотинка нежная.
Вот с этого момента прошу, как говорится, поподробнее.
Камушков было четыре. Три кусочка гранита: серый, темно-красный, розовый. И белесый кристалл, который я определил как кварц. Его в граните всегда полно. Я кое-что в каменючках соображаю. На камне сидим. Отец - по этому камню профи. Надюха - тоже, она на пятом курсе геологического факультета и работать будет на том же "Каменскграниткарьере". Жить рядом и не нахвататься? Ну не дурак же я.
Вот камушки булькнули в водопроводную воду, я поболтал и слил. Так, пыль смыта. Еще раз... Опаньки! А где четвертый камень? Серый, красный, розовый - вот они. А белесый?