Кривич

– Нет!
– вывернулась русалка из мужских объятий.
– Не сейчас. Сними свой оберег с груди, распятый бог не наш, не росский. Тяжко мне видеть его.

Как у всякого мужика, у которого при виде красивой женщине и ее открытых прелестей, у Сашки моментально упала планка. Если бы сейчас он был одет в ОЗКа и хэбэшку, побил все мировые рекорды на раздевание. Горбыль в одно касание сорвал с груди крестик, бросил на одежду, снова потянулся к девушке.

– Не сейчас, Олекса. Одевайся, скоро отрок твой вернется, коего в деревню посылал.

– А...

– Я сейчас. Ты одевайся. Вместе в селище пойдем.

– Русалка исчезла в зарослях ивняка. Сашкино хозяйство падало с неохотой, но шлангом повисло между ног, а к пляжу вышел Эйрик.

– Батька, ужин готов, айда снедать!

Молча, растерев тело рушником, сгоняя с него остатки речных капель, Сашка с сопением оделся, и уже натягивая на ноги сапоги, изрек:

– Эх, Эйрик, Эйрик!

– Чё, батька?

Из ближайших зарослей послышался шорох.

– Готовы идти, витязи?

Оба развернувшись, увидели стоявшую улыбающуюся девушку, одетую в расшитую полотняную рубаху ниже колен, подпоясанную пояском под грудью. Волосы ее были заплетены в тугую косу, толщиной в руку. Босыми ногами она подошла к воинам, взяла Сашку под руку.

– Гм, знакомься Эйрик, это моя ...

– Водимая я его, Эйрик. Дивия меня звать. Что, Олекса, идем, ужин ведь стынет.

Обалдевший не менее своего воспитателя, озадаченный Эйрик, пошел вперед. Дивия потянувшись к Сашке, шепнула на ухо:

– Не журись, любый мой, все будет.

– Кхм, надеюсь!

Не длинная, майская ночь, для Сашки пролетела быстро. Лежа на сене рядом с Дивией, утомленный и довольный словно кот объевшийся сметаны, лежал расслаблено, прикрыв глаза, ладонью лениво поглаживая упругую грудь женщины. У стены зашуршало сено. Сашка глянул в ту сторону, чтоб не разбудить любимую, спросил шепотом:

– Кто здесь?

– Кто-о? А сам не догадался?
– ответил мужской хриплый голос.
– Сами не спите и другим не даете. Нормальные людины занимаются тем, чем вы занимались, один раз за ночь. А ты ее, наверное задрал уже. Она там хоть живая?

– Слышь, ты, я кажется вопрос задал?

– Овинник я, добро хозяйское берегу, да вот за вами приглядываю, гостечки дорогие. Дед Бажан скоро будить придет, а ты еще и не спал.

– Слышь, Овинник, пошел отсюда.

– Куда-а?

– За свечкой пошел, раз шустрый такой.

– Оставь, любый, - удовлетворенно, с ленцой потянулась Дивия.
– Он в своем праве. Поднимут нас скоро. Слушай меня. Все знаю и куда идешь, и к чему придешь! Поле дикое перейдешь без потерь и волнений. Вдоль донца иди, а там к восходу примешь и Таврида появится. Друга своего ищи у теплого моря, там где скалы тянутся к небу, где живет народ греческий, люди хитрые и вероломные, богу Белому поклоняются. Вот только застанешь ли в живых друга своего? Не знаю. Все в руке твоей. Одно скажу, спешить тебе потребно. Ну а уж я тебя дождусь. Не коснется тебя своей десницей Мара. За меня ты не волнуйся. Ха-ха, даже сейчас все что я хотела, получила от тебя, любый мой. Воюй умело, степной лис.

Снаружи, из темени утренних сумерек была слышна людская суета и конское ржание, лай собак, беготня и скрипы. Сашка отчетливо услышал приближающиеся шаги. Настала пора отправляться в дорогу. озабоченный чем то

– 12 -

Далеко позади остались Алусту и Партенит с их домами сложенными из бута, в основном двухэтажными под черепичными крышами. У Партенита на мысе Плака, Лактрис позволил воинам отдохнуть, расположившись прямо под стенами исара Ламбат, башни которого возвышались над вытоптанной поблизости дорогой. Византийцы по камням спустились к еще прохладному морю, сбросив кольчуги и одежду, смывали с себя пыль дальней дороги.

Лактрис с кентархами и Лупусом, навестил хозяина исара, лохага, отвечающего за участок побережья, Якова Плинея. Лохаг, мужчина в рассвете сил, не обладал телом героя, был рыхл, тучен. Его светлые, закручивающиеся мелкими кольцами волосы были аккуратно уложены и умащены приятно пахнущей мастикой. Лицо при виде гостей расплылось в благожелательной улыбке.

– Рад приветствовать дорогих гостей в своих пенатах. Прошу, прошу проходите в дом. Хозяйка сейчас предложит угощения, слуги предупреждены и вскоре подогреют воду для омовения после дальнего пути.

Лохаг, относившийся к крымской знати, жил в большом одноэтажном доме с несколькими комнатами. Сам дом примыкал стеной к одной из башен, имел внутренний вход в нее. Ярко-коричневая черепица покрывала крышу. Высокий каменный забор отделял крытые террасы двора от самой крепости, образуя как-бы дополнительное укрепление.

– Уважаемый Яков, - разглядывая внутренние постройки хозяйского двора, молвил Лактрис.
– Я впервые на землях фемы Климатов, но вижу, что в провинции вы устроились не хуже, чем живут чиновники в столице. Правду сказать, городки здесь маловаты, но многое напоминает прибрежные районы Средиземного моря.

– Вы очень любезны комит Лактрис, польстили нам, но поверьте, не смотря на то, что в Тавриде уже давно образованы и действуют пять христианских епархий, имеются много богатых монастырей, таких например, как монастырь Апостолов. Но не все так красочно и богато. Население проживающее в горах селится в хижинах выстроенных из дерева, крытых дерном или глиной. Очаги в тех хижинах выложены лишь снаружи строений. Бедствуем.

– Ну-у, в центральной части империи нищие тоже не во дворцах живут. Ха-ха-ха!

Раскаты общего смеха потрясли пространство двора.

– А вот и хозяйка исара Ламбата - моя жена Елена, - представил Плиней довольно миловидную, еще совсем не в годах, женщину в легкой тунике, вышедшую к гостям. За правым плечом хозяйки стоял священник. Комит приложился губами к кисти руки Елены, шагнул в сторону, встретился взглядом с чернецом.

– Благословите, святой отец!

– Храни вас бог, дети мои!
– Осенил крестным знамением священник пришлых. Лупус отстав, отвернулся в сторону, его лицо перекосила гримаса отвращения.

– Прошу отведать пищу в нашем доме, - предложила хозяйка.

Быстрая скачка и приближение Горзувитов, разбудили в памяти комита воспоминание об отдыхе в провинциальном семействе, тонкий запах благовоний и почти забытый запах женщины, исходивший от хозяйки дома. "Доберемся до Константинополя, сдам волчонка с рук на руки и отдыхать, сниму сразу двух порнай. Сниму на сутки, пусть изнасилуют до полного изнеможения, уж слишком долго я задержался в походе!" - мысленно загадал себе Лактрис.