Кролик на последней станции

И вот, много-много недель спустя, когда дни стали одним, им подали сигнал о втором Уходящем. Тогда Кира сказала:

– Удивительно, так часто прежде этого не случалось.

– Мне везёт, - буркнул кролик скорее по привычке.

На этот раз он был подготовлен и смотрел на всё со сдержанным ожиданием. И даже когда прибыли Друзья, не удостоил их лишним вниманием. Но и те будто бы им совсем не интересовались. Да и стоило ли? Они получали великолепные отчёты с Маяка о его, кролика, примерном поведении. Сам кролик это знал, он давно разгадал шифр и пролистывал те самые отчёты перед отправлением.

На этот раз это был мужчина. Всё с тем же "уже-не-здесь" выражением лица. Всё повторилось, как и в предыдущий раз, разве что на этот кролик стоял рядом с Кирой, (на специально подготовленной для него подставке), и помогал ей в силу своих возможностей.

Они переговаривались между собой, и всё совершалось хорошо. Прошедшие месяцы не миновали даром и даже то, как они вместе делали кофе - даже это пошло на пользу общему делу. В их движениях сквозила наработанная слаженность, кролик ни разу не сбился, а Кире не пришлось делать ему лишних замечаний. Она лишь говорила:

– Стадия второй трансформации...

– Запущена, - подтверждал кролик.

В этот раз он старался не обращать внимания на уходящего. Они все одинаковые, решил он.

– Не все, - как бы в нерешительности сказала Кира, когда всё было кончено.
– Но сегодня ты поработал замечательно.

Такой откровенной похвалы он не ожидал и залез к ней на колени, когда та сидела на площадке с Вратами, свесив ноги вниз. Оранжевый закат растекался золотыми разводами, и скалы под ними играли с тенью как котёнок с клубком ниток.

– Если бы у меня были руки, я бы принёс тебе кофе, - сказал тогда кролик, скорее по привычке вспоминая свою былую форму. В последнее время он в некотором роде угомонился.
– Но спасибо, я старался.- Его мысли вернулись к выполненному заданию.
– И если я пробуду здесь так же долго, как и ты, то тоже смогу делать всё так же быстро. А потом мне в помощь дадут какую-нибудь белочку, бабочку и старого бурундука, и будем мы зваться команда "Б".

– Потому что белочка, бабочка и бурундук?

– Потому что Безнадёга.
– Пояснил с готовностью кролик.

– Я не думаю, что в мире так много людей, которым требуется...
– тут Кира замялась, и кролик вынужден был одарить её красноречивым взглядом.

– Давай, - сказал он, - моя тонкая душевная организация не пострадает от суровой правды. Ты хотела сказать, что в мире не так много людей, упорствующих в своих "дурных" наклонностях. Я бы сам, если позволишь, не против заметить, что являюсь последним, но это наверняка неправда. Хотя какое было бы заявление! Последний испорченный кролик на земле.

– На последней станции, - чуть приглушённо добавила Кира и сама не заметила, как принялась поглаживать ему голову.

– Я и не думал, - после некоторой паузы заговорил кролик, - что людей осталось так мало.

– Да, - её слова прозвучали отрешённо, - но их хватит ещё лет на...

– Пятьсот?

– Двести, двести шестьдесят, максимум. Столькие уже Перешли, мы перестали нуждаться в таком количестве станций. Их сокращали одну за другой и в конце концов остались всего две. Эта и Утаракса, она была больше, там действовали три параллельные платформы. И система временного аварийного удержаний передаваемой информации. Когда-то я проходила стажировку на Утараксе. Но она так привыкла передавать сигналы, что когда частота соединения начала сходить на нет, замкнулась на анализе самой себя и закрылась. Говорят, плотность её внутренних законов стала настолько сложна, что она сошла с ума, насколько это вообще возможно для станции.

– Не самая лучшая перспектива, - заметила кролик.

– Ну, она ещё могла начать убивать или убить себя сама.

– Так что случилось с этой вашей Утараксой?

– Она распалась на искусственные раковины и осыпалась в море. Так говорят, - на этом Кира приумолкла и продолжала поглаживать его длинные уши.

– Но Маяки же, они ведь не живые?
– всё же не выдержал он.
– Эта ведь штука не подсматривает за мной, когда я купаюсь в шаре?!

– Что ты?!
– искренне изумилась Кира, а потом хохотнула.
– Это делаю я. Ну а что? Выглядит же презабавно.

А потом случилось так, что им уже ни о чём не пришлось просить друг у друга. Дни сделали своё дело и все узнали своё место, и роль в этом бесконечном механизме. И стоял Маяк, один посреди вольного пространства. Да и сама Кира уже не помнила, когда кролик перебрался из своей коробки к ней в кровать. Сначала он скручивался у её ног, потом перебрался повыше, а затем уже и занял половину подушки, впрочем, это никому не мешало.

Ка ждое утро

Каждое утро они поднимались и отправлялись в ванну, следом завтракали и оба принимались за работу. Ежедневных дел скапливалось ровно столько, чтобы хватило до конца вечера. Было время для настройки механизмов, для отладки систем и для поездок к фьордам. Новый уходящий по Ту сторону предвиделся ещё не скоро. Кролик сам ежедневно проверял входящий сигнал из Центра, но - как и ожидалось - всё оставалось по-прежнему. Тогда он спрыгивал со стульчика и привычно отправлялся сверять результаты трудов своих, а то и ленился, потому что знал, что всё ещё успеется.

– А ты?
– как-то перед сном спросил кролик Киру, лежа подле на подушке и блестя чёрными глазками в темноте.
– Когда ты Уйдёшь? Только не говори мне, что никогда не думала об этом. Когда придёт твоё время Уходить и отключать здесь всё, каждую систему, каждый рычажок в положение "выкл". Это будет автоматическая программа передачи или останется кто-то из Центра, чтобы завершить процесс? И кто будет последним человеком на земле? И каково это, если им будешь ты?

– Не думаю, - голос Киры не дрогнул.
– На случай последнего Ухода у Центра есть специальные программы.

– Как думаешь, они оставят последнее послание? Ну там, "спасибо планета, всё было здорово, мы эволюционировали".

– Это не эволюция, говоря по терминологии, - ответила Кира.
– И посланий не будет.
– На этот раз она смотрела на кролика прямо.
– Некому. Мы уйдём, а остальное неважно. Оставленное послание значило бы, что мы сохраняем контакты со старым миром. Этого делать нельзя. Вернее, не так, этого уже делать не хочется.

– И всё, что здесь, останется позади.

– Суть в том, чтобы это... переболело. Оно останется здесь.