Кролик на последней станции

– Всякое, на самом деле. Внизу ещё осталось достаточно синтезаторов вечных моделей и запаса вещества в домах хватало. Иногда, конечно, я забредал в места, где всего уже не было давно и тогда приходилось ориентироваться на месте. Скажем, находить тут кое-что, кое-что там и соединять, раз у меня вышел зелёный омлет со вкусом арбуза, а раз пупырчатые колбаски.

– А вкус у них какой был?
– спросила Кира

– Асфальта и немного крови.

Кролик обернулся к ней и поглядел так с прищуром.

– Ты тут, наверняка, ни разу ни в чём себе не отказывала.

– Ты бы тоже себе ни в чём не отказывал, если бы не прятался по пустошам, - прозвучало уверенное.

– На очищенных территориях уже давно никого нет, последние люди в Центрах, ожидают своего часа Перехода. Либо же час Перехода ожидает их.

– Узнаю формулировки Друзей.

Смотрительница промолчала. Да и кролик не приложил никаких дальнейших усилий, чтобы её подразнить. Отчего-то всё стало другим, небо было слишком большим, а море - глубоким и этот дружелюбный холод, что ерошил его от лап до ушей.

– Руки, - не спросил, не то приказал он.

Кира опустила взгляд вниз.

– А что?- вопросил тот с эдаким невинным выражением лица.
– Это у тебя защитный костюм, вон курточка какая с нашивками центра и на молнии, старинная, я, к слову, всегда любил винтаж. Штанишки коричневые, ботиночки серые, а носочки под ними...

Тут уж Кира сдалась, вроде бы нехотя присела и протянула к нему руки. Приглашать дважды кролика не понадобилось.

– Может хоть куртку расстегнёшь, человеческое тепло, знаешь ли.

Однако тут уж она прищурилась и пришлось довольствоваться чем есть.

– У меня тоже были ботиночки и носочки, знаешь ли, - снова проворчал кролик, хотя сам уже успел пригреться и угнездиться у неё в руках, так что и уши опустил. Её торчащие из перчаток пальцы удобно обхватили его, не давая свалиться вниз.
– И курточка, только потяжелее твоей, совсем старинная. И вместо вот таких вот значков всяких прихлебателей и прочей информации, там был рисунок на спине.

Она молчала, но побеждённая его назойливым молчанием, вынуждена была спросить:

– И что же там было нарисовано?

– Рога и дорога, и роза. Они всё забрали перед трансформацией, даже ещё раньше. Обрядили в свою серую робу.

– Это восстанавливающая "кожа", она устраняет физические недостатки и справляется с лёгкими внутренними повреждениями. Тело перед трансформацией должно пребывать в лучшей форме.

– Ага, даже мой след от битого стекла со спины свели и бровь, так их мать, зарастили. Я уже не говорю про зубы.

– И что же тебе сделали такого с зубами.

– Мой сколотый зуб, он был мой и им было восхитительно кусаться.

Но тогда Кира сказала:

– Кого же ты им кусал?

Кролик примолк.

– Да уже давно никого. А вот тебе бы он понравился, кстати, ты любишь, когда тебя кусают?

При этих словах Кира разжала руки, и кролик полетел на землю. Однако ловко приземлился на все четыре лапы и выглядел при этом не сильно огорчённым. Дальние скальные вершины осветились розовато-золотым светом и пригнулась к земле невысокая трава, уже теряющая раннюю серость. Мир облекался в пёстрые краски. Однако от этого остров не стал ни более радостным, не показался он им и строже обычного. Здесь властвовала пустота и величие нетронутой природы, а кроме этого, лишь шум далёких волн да вышние завихрения нарушали царящий кругом покой.

– Некому будет восторгаться всем этим, - промолвил кролик другим голосом и пошёл обратно к кексам, он вспомнил о припасенном смотрительницей термосе с чёрным чаем.

– Некому будет считать, что небо золотое, а вот это всё - великое. И оно перестанет существовать.

– Материя просуществует ещё шесть миллионов лет, - начала Кира и параллельно помогла ему с термосом.

– Я не о том, - сказал кролик.
– Золотого неба не будет и великих вод. Я не буду вредным, а ты - сухарём. Будет... наверно ничего не будет.

– Будет другое.

– Я так и знал, что ты это скажешь! Все вы говорите одно и то же. Что рано или поздно не уйти не получится, что в этой форме и с этой энергетической массой мы уже переросли себя. Своего последнего человека я укусил, когда он начал распаляться о бабочках и коконах. Хотя и не в моих правилах пускать в пространственные объяснения - но подумай вот о чём. Почему всё это пошло именно таким образом, что все мы стали лучше? Ведь у нас было столько возможностей.

– У нас могло и не быть выбора, - предположила Кира и никто бы не смог сказать, думала ли она над этим бессонными ночами или повторяла слова Центра.

– Так ты веришь в эту единую теорию развития всего?
– устало переспросил кролик, будто разговаривал с умственно отсталой.
– Эх, постарайся ты хотя бы быть красивее, ведь есть же для этого Оболочки...

– Знаешь, почему ты кролик, а я человек?
– вдруг сказала Кира.
– Я не бью тебя в ответ.

Кролик умолк и закатил глаза.

– От этой морали мне тошно, а вот кексы у тебя ничего, хотя в следующую нашу поездку с синтезатором всё же управлюсь я. Я умею делать такие лимонные кексы, что ты мне ещё в любви признаваться будешь, но я, конечно, откажу, потому что не хочу рушить нашу чудесную дружбу.

Пришла очередь Киры закатывать глаза.

Кролик покосился на шаттл, Кира покосилась на шаттл. И оба остались на месте, кругом уж совсем позолотилось, ветер перестал срывать траву с камней и швырять её в море. Звонкая рябь чистого простора раскатилась до горизонта властной рукой.

Здесь бы кричать птицам, но этого уже давно не было. И не будет больше никогда. Сущее уйдёт, станет не-сущим. Будущее и прошлое смешаются или же просто потеряют значение. А она сейчас думает об этом? А думает ли вообще?

– Пойдём, - тогда сказала Кира с таким видом, что кролик мигом попрыгал следом. Уж он успел понять, что та если уж за что берётся, то делает всё в лучшем виде.

И сейчас, ведя его куда-то, наверняка там будет...

И они увидели водопады, больше, чем они сами и одновременно меньше. На такое короткое время кролик забыл и о своих лапах, и об ушах. Кира снова взяла его на руки вышла к самому крутому выступу.

Водопады пели, а они молчали, но на самом деле, пели вместе с ними. А потом кролик и смотрительница вернулись на Маяк, и каждый отправился по своим делам. Но ближе к вечеру Кира увидела, что тот первым делом занялся синтезатором. Она ждала лимонных кексов, а на выходе он провозился два с половиной часа, чтобы соорудить себе полосатый халат и тапочки, только для задних лап. Ходить ему в этом всём было неудобно, но кролик не сдавался.