Кровь ангелов

Янус, оставивший на Саксуме жену и двоих детей – Энхо знал об этом точно, – мгновение помедлил, и жуткое лицо его исказила мучительная судорога, но когда голос зазвучал вновь, то был таким же спокойным:

– Не стоит забивать этим голову сейчас. Нужно отдохнуть, почувствовать, что мы живы… Эй, Кэлси, что у вас с девочками, все так же хорошо, как и раньше, и остановиться можно?

– Э, конечно, – радостно закивал бармен. – Комнаты заказывать?

Они выпили еще, на этот раз прозрачного напитка, называвшегося так, что Энхо не мог выговорить. Все вокруг расплылось, в сердце растворилась боль, появившаяся там после разговора с отцом.

Побитый Арвиндом варвар вернулся, забрал меч и заказал выпивку на всех. Появились еще какие-то люди, странно одетые и на удивление грязные, но дружелюбные и пьяные в дым.

Затем случился провал, и эру Венц обнаружил себя в небольшой комнате.

Шторы были задернуты, и в ней царил полумрак, на широченном ложе валялись подушки и косматые шкуры, стены закрывали ковры с пестрым рисунком – причудливые животные, сцепившиеся друг с другом. Неярко мерцала тест-панель эрус-контроллера в углу, а возле двери стояла девушка, изящная, в свободном черном халате, без волос на голове, с узкими желтыми глазами.

«Ласки хельдии нельзя сравнить ни с чем, – всплыл в голове Энхо голос Януса. – Стоит это дорого, но стоит того, и тебе, эру Венц, это просто необходимо, поверь своему командиру…»

– Готов ли ты? – спросила девушка, протяжно выпевая, а не выговаривая слова.

– Да, – ответил Энхо, с трудом сохраняя равновесие.

Она подошла ближе, он уловил сильный, будоражащий запах – пряности, горячий песок, кофе. Разглядел, что лицо ее покрыто крохотными чешуйками, а зрачки вертикальные, как у кошки.

Халат упал на пол, и обнажилось стройное тело, темно-синее, все в чешуе.

– Тогда начнем, – выдохнула она.

Узкий раздвоенный язык метнулся Энхо в лицо, облизал веки, вынуждая закрыть глаза. Возбуждение накатило с такой силой, что он застонал и попытался схватить ее, но цапнул лишь воздух.

Хельдия ускользнула с неимоверной грацией.

Через мгновение он оказался лишенным одежды и повалил ее на кровать, ощупывая нечеловеческое, но такое возбуждающее тело – чешуйки щекотали его плоть, их так приятно было лизать, ее вкус и запах кружили голову, перед глазами мелькали расплывчатые, но яркие картинки.

Энхо неожиданно сообразил, что трезв, но с трудом осознает происходящее.

Он словно был кустом, прорастающим через плотную почву, бьющимся в плотину бурным потоком, астероидом, что борется с гравитационными потоками, рыбой, идущей против течения.

Хельдия обвивалась вокруг него, шептала что-то на ухо…

Эру Венц, не в силах больше сдерживаться, заорал, выгнулся дугой, и она успела вывернуться, принять его в себя, а в следующий момент опять дразнила и возбуждала. Тело откликалось на ее прикосновения странно – кровь приливала туда, куда она просто не могла прилить, дрожь пробегала по внутренностям и вроде бы даже по костям!

Словно организм Энхо и сам решил стать нечеловеческим.

А в следующий момент он потерял остатки разума, утонул в запахах кофе и горячего песка…

* * *

Лежавший внизу амфитеатр напоминал гигантский, обкусанный с одной стороны овал.

С транспортной платформы, на которой находился Вальгорн, он мог различить, что отдельные сектора разрушены – трещины протянулись через ряды сидений, колонны для навеса обрушились, и их обломки валялись там и сям. Но это было неважно, ведь он сам отдал приказ не ремонтировать постройку, возведенную задолго до вторжения Грихайн, в годы расцвета Империума.

Новый расцвет впереди, в этом хозяин Мерцающего трона, занимавший его несколько стандартных месяцев, не сомневался.

– Пора начинать, мой государь, – напомнил стоявший рядом с креслом Вальгорна Карелус.

Горбун оказался чуть ли не единственным слугой Нервейга, пережившим смену Божественной Плоти. Сегодня он назначен распорядителем Игр и вроде бы должен нервничать, бояться, что все пойдет не так, заискивать перед новым повелителем, но нет, урод совершенно спокоен.

Хотя лучше о нем не думать.

Скамьи амфитеатра забиты народом – сюда явились все патриции Монтиса и вообще все свободные граждане и полные люди, хоть что-то собой представляющие. Неимоверное количество зрителей с множества планет получили возможность наблюдать за происходящим через камеры, разбросанные тут и там, на арене, на трибунах и в воздухе.

Как же – первые Игры за последние сто лет!

Избранным достались места получше – рядом с платформой Вальгорна парили еще несколько, поменьше и не так богато украшенных. Повернув голову в одну сторону, он смог бы разглядеть физиономии виднейших сенаторов и меж них сивиллу Валерию, а повернув в другую, увидеть лица жрецов и недовольного, надувшегося, как сыч после обеда, верховного понтифика.

Ох, как возражал против Игр Луций Каелум, даже осмелился перечить владыке Империума!

«Древний ненужный обряд… пустая трата времени… развращение нравов… – гудел он, согнувшись в поклоне, но даже спина его выражала недовольство. – Не зря ваши предки, мой государь, отказались от их проведения, способствуя улучшению нравственности меж подданных».

«Иди, – сказал тогда Вальгорн, не вдаваясь в объяснения. – Все будет как я хочу».

Что толку растолковывать верховному жрецу Божественной Плоти, что толпа кровожадна и глупа, что внутри у нее таятся жестокие, безумные чувства, и их лучше выпустить на волю, дать им проявиться, когда это нужно, чем позволить выплеснуться самостоятельно? Что лучше Игры, залитый кровью песок арены, чем недовольство и бунт, и легионы, чье оружие направлено против сограждан.

А кроме того, никто не отменял придуманный еще до Фуги принцип управления государством – «хлеба и зрелищ!».

– Хм, начнем и в самом деле, – сказал Вальгорн, поднимая руку.

Расположившийся по другую сторону от кресла Овиго вложил в ладонь Божественной Плоти шар из мутного стекла. Хозяин Империума помедлил мгновение и бросил его вниз, через несколько секунд раздался мягкий звон, а в центре арены встало облако сине-красного дыма.

Заревели трубы, ударили барабаны, завопили зрители.

Решетки с разных концов арены поднялись, и на песок вступили два отряда бойцов из разных эпох: с одной стороны супремусы, жуткие нелюди в характерных шлемах с наносниками, с другой – бойцы отрядов Черного легиона, сказания о которых сохранились со времен Антея Основателя.

И те и другие – гомункулы, выученные сражаться и убивать.

Никаких силовых полей, только клинки, не очень-то острые, если честно, и доспехи, не самые хорошие, откровенно говоря – в амфитеатре должно состояться Зрелище, и не простое, а яркое и живое, какое запомнят на годы, и для него необходима обильная смазка!