Кровь боярина Кучки
Шрифт:
3
Миг только глянули друг на друга Улита и старик - сплошь в морщинах. Улита - с насторожённостью волчонка, исподлобья, старик - с беркутовой цепкостью. У неё коса соломенная полурасплелась, у него - седые космы на глазах и на плечах. Улита молча уронила голову на грудь. Старик вскинул кулаки к лицу, глухо произнёс:
– Принёс голубу на свою погубу!
Отвернулся, зашагал первый. И, как бы подчёркивая страшные слова, заходил на нём длинный, вздувшийся на спине емурлак малинового сукна, обычно защищающий от дождя, а нынче, в ведреный
Улита нехорошо покрутила пальцем у виска и спросила:
– Кто это?
Род вздохнул:
– Это и есть Букал.
Молча шли они за малиновым пятном, колеблющемся в серебре рассвета. Роду хотелось рассказать об испытанной Букаловой прозорливости, да не вовремя показалось заводить речь об этом.
А вот и лесная росчисть, Букалово новцо [21] . А посреди него - келья, сложенная из пластья [22] . Дверь распахнута. Чернота внутри. А из дверного верха вьющимся чубом - седой дым.
[21] НОВЦО - расчищенный из-под леса участок.
[22] ПЛАСТЬЁ - тесаные бревна из горбылей.
– Богомил Соловей затопил очаг, - пояснил Род своей спутнице.
Когда входил в избу, поддыменье [23] уже прошло. Огонь ярко пылал, освещая убогую обстановку - полати, скоблёный стол, лавки, поставцы для посуды.
– Дышать трудно, горло жжёт, - пожаловалась Улита.
– Не претерпев дымной горечи, тепла не увидишь, - откликнулся Букал.
У очага стоял маленький кряжистый человечек, весь лысый, лишь от висков седая каёмка. В правой руке он держал кочергу, левой сжимал клинышек бороды. Чёрное полукафтанье и блестящие сапоги выглядели щегольски в лесной глухомани. Впившись в Улиту щёлками глаз, он повёл рукой в красный угол:
[23] ПОДДЫМЕНЬЕ - пора топки печи в курной избе, когда она наполняется дымом.
– Милости просим, Улита Стефановна!
– Откуда ты меня знаешь?
– отшатнулась девушка.
– Я тебя не знаю.
Ведалец засмеялся заливистым певческим тенором.
– Мы для тебя - дресва [24] дорожная, а ты для нас - гостья именитая, сама боярышня Куцковна!
Он говорил как истый новгородец: вместо «ч» произносил «ц» и наоборот. Его выговор, видимо, развеселил Улиту.
– А, так ты в Красных сёлах бывал!
– засмеялась она.
– А я подумала, вправду ведалец… Должно быть, купец?
[24] ДРЕСВА - крупный песок, каменная крошка.
– Новгорочкий купеч Богомил Соловей, - гордо назвался обладатель приятного тенора.
– Только в Красных сёлах отродясь не бывал. В Тьмутаракани бывал, в половечкую Шарукань попадал, даже в Цудь Заволочку меня заносило. А вот в Куцкове быть не сподобился. Хотел было мимо проехать…
– Ты, Соловей, гостью баснями не корми, - резко перебил хлопочущий у стола Букал.
– Она как из дому сбежала, ещё крошки не держала во рту.
– Да откуда вам обоим все ведомо?
– допытывалась
Застолье оказалось скудным. Хозяин выставил миску посконной каши из жмыха, оставшегося после выбивки конопляного масла. Как ни была голодна боярышня, она лишь единожды погрузила в это хлёбово свою гостевую ложку, в отличие от других - расписную. Букалом это было замечено.
– Холщовая рубашка - не нагота, посконная каша - не голод, - наставительно молвил он.
Зато после каши, которую гостья не жаловала, выставил блинчатый каравай, а к нему по глиняной кружке кислощей [25] .
[25] КИСЛОЩИ - прохладительный напиток из ячменного солода и пшеничной муки.
– Нам, старцам, каравай на сыворотке, а вам, отроку с отроковицей, - молочный, в масле да в меду…
– Люблю кислощи!
– пел тенором Соловей, отхлёбывая из кружки.
– На нашей уличе Людогощей знатный кислошник Цкунка Исаев! Я ему в месяч рубль даю, чтобы мне кислощи приносил исправно.
– А Родислав сказал, - обратилась Улита к Соловью, - что ты изрядный видок, далеко в будущее заглядываешь.
Богомил, смутясь, не поторопился с ответом. За него ответил Букал:
– Я хоть и не далеко гляжу, близкое твоё предреку…
Улита резво устремила на него любопытный взор.
– Почивать ты скоро пойдёшь, - возвестил Букал.
– Я на повети медвежью шкуру постлал. Дышится там легко, сено молодое, душистое… Пусть приснятся тебе батюшка, боярин Степан, да братец Яким. Небось сбились с ног, свою ненагляду ищучи.
Все встали из-за стола. Улита поискала глазами икону и не нашла. Привычно перекрестилась в пустой красный угол.
Выйдя на зады избы, где была лестница на поветь, гостья внезапно остановила взгляд на лесной опушке.
– Кто это там?
В подберезье чернел саженный кузнец, казавшийся ещё выше оттого, что стоял на широком пне. Правой рукой он поднимал молот, в левой держал железную полосу. Перед ним была чёрная наковальня с обгоревшими костями.
– Это наш бог Сварог, - смущённо пояснил Род, - Покровитель ремесла…
– А почему кости на наковальне?
– испуганно недоумевала Улита.
– Это каменный жертвенник. Букал на рассвете ягнёнка на нём заклал, чтобы я вернулся подобру-поздорову.
Улита - чего уж он никак не мог ожидать - заплакала.
– Опять ты рюмишь!
– расстроился Род.
– Как же мне не рюмить?
– всхлипывала она.
– Я попала в вертеп язычников!
Он помог девушке взобраться по лестнице на поветь.
– Не уходи, - попросила Улита.
– Я побоюсь заснуть близко от чёрного кузнеца.
Пришлось присесть рядом. Она крепко держала его руку, уже прикрыв глаза. Златовласая овечка на бурой медвежьей шкуре…
– Ты должен креститься, - сонно вымолвила Улита.
– Иначе какой меж нами посяг? Не сможешь стать моим мужем…
Когда она глубоко заснула, Род осторожно спустился с повети. Старики сидели за столом. Он развернул Улитин лепест с волшебным зельем.
– Вот… в самую планощь оба разом нашли…
Букал мудрым глазом определил:
– Разрыв-трава!
Богомил восторженно восклицал:
– Она!.. Она!..
– Скажи, всем ли приносит счастье разрыв-трава?
– задумавшись, обратился к нему Букал.
– Цего не знаю, того не знаю, - отнекнулся Соловей.
– Будем оба просить Сварога, чтобы ей и ему помог, - сказал один старый волхв другому.