Кровь драконов
Шрифт:
Она любовалась изменчивыми окрестностями. Высохшие травы диких лугов за городом сменились зелеными. Лесистые склоны приобрели новые цвета благодаря листве. Даже цвет Дождевой реки уже не был белесо-серым, который она знала прежде. Вода, текущая между холмистых зеленых берегов, казалась серебристо-коричневой.
Однако Тимара каждый вечер вглядывалась в небо, надеясь заметить яркую драконью стаю.
Она услышала шум шагов на каменных ступенях и повернулась – на пороге застыл Татс.
– Что-нибудь видишь? – спросил он вместо приветствия.
– Только небо. Я понимаю, что приходить сюда довольно глупо. С чего бы им
Татс недоуменно заморгал.
– Девушки мыслят странно, – пробормотал он без всякого ехидства, а потом подошел к окну. – Драконов нет, – подтвердил он зачем-то. – Интересно, они уже добрались до Калсиды? – Его взгляд лениво скользнул по панно между рамами. Они были оформлены так, чтобы служить продолжением карты. – Этот зал создали для какой-то цели, – заявил он Тимаре.
– Или для множества разных целей. А Карсон сказал правду: карта не сможет дать нам ответы, пока мы не научимся задавать вопросы.
Татс кивнул, и уставившись на реку, поблескивающую внизу, спросил:
– Ты очень по нему скучаешь, да?
Она нахмурилась.
– По Рапскалю? Да. По Теллатору? Нисколько. – Она прижала руку к груди. Ее сердце заныло. Это ощущение стало для нее привычным. – Татс! Кто из них к нам вернется? Рапскаль или Теллатор?
Он не стал к ней поворачиваться.
– По-моему, их уже нельзя разделить, Тимара. Бесполезное занятие. Рапскаль изменился навсегда.
– Наверное, ты прав, – неохотно проговорила она.
Однако себе она призналась в том, что никогда не будет считать Рапскаля и Теллатора одним и тем же человеком. А потом ее посетила новая идея. Как и ее беспокойство, эта мысль проистекала из пустого убеждения, что, думая определенным образом, она превратит свои мысли в действительность. Внезапно Татс что-то произнес – негромко и хрипло.
– Что?
Он откашлялся и набрал в легкие побольше воздуха.
– Я сказал: «Я считал, что ты любишь Теллатора. Ведь он – любовь всей жизни Амаринды. А такие влюбленные не расстаются ни в прошлой жизни, ни в последующей». – Он поколебался и, опустив голову, пробурчал: – По крайней мере так мне все объяснил Рапскаль.
Она приглушила свой гнев, не желая высказывать его вслух. После долгого напряженного молчания она уточнила:
– Рапскаль? Или Теллатор?
– А разве это важно?
В его голосе явно слышалась душевная боль.
– Очень! – отрезала она. – Теллатор давит на окру-жающих. И вполне способен обмануть кого угодно, лишь бы добиться того, чего хочет. – Она отошла от Татса и прижалась лбом к стеклу. – В ту ночь, когда он привел меня к Серебряному колодцу… Рапскаль такого не сделал бы. Кажется, он даже знал, что если Рапскаль спустится в колодец, я полезу за ним.
О своей последней встрече с Рапскалем она никому не рассказала. И сейчас собиралась помалкивать о том случае.
– Тимара, теперь Рапскаль и Теллатор – один и тот же человек.
– Возможно. Но даже если Теллатора любила Амаринда, я его не люблю. Я не Амаринда, Татс. Я полезла в колодец ради Рапскаля, а не ради Теллатора.
Татс не отзывался. Она оглянулась через плечо и увидела, что он молча кивает, продолжая
смотреть в окно.– Ради Рапскаля, – с горечью прошептал он.
Она внезапно приняла важное решение.
– Ты со мной не прогуляешься?
Татс наконец оторвался от окна. Уже наступили сумерки, однако город еще не начинал светиться. В башне царил полумрак, и Татс прищурился, глядя на девушку. Но Тимара почти не различала черт его лица – перед ней мелькали лишь изменчивые тени. Однако ей показалось, что он собирается спросить, куда или зачем она хочет пойти. Но она ошиблась.
– Давай, – просто сказал он.
С наступлением вечера всегда пробуждались городские призраки. Спускаясь вниз, они встретились с посыльным, бегущим им навстречу. Он очень спешил и несся по ступеням, задрав желтую хламиду выше колен. Тимара прошла прямо сквозь него и только потом подумала, насколько странно то, что это перестало ее пугать и превратилось в обыденность.
Сумерки на улице были отчасти небесными, а отчасти – городскими. Дневной свет медленно уступал место мерцанию камней. Бестелесные толпы обитателей Кельсингры становились менее прозрачными, музыка звучала громче, ароматы еды манили все сильнее.
– Интересно, будет ли здесь в будущем так же много Старших?
– Интересно, было ли их когда-нибудь настолько много? – отозвался Татс.
– Что?
Слова Татса чуть не заставили ее забыть о своем наме-рении.
– Просто меня волнует кое-какой вопрос. Эти люди… Мы видим одну-единственную ночь времен Старших или наслоения многих лет?
Тимара углубилась в размышления и не сразу обратила внимание на то, что они молчат. Она уводила Татса от центра Кельсингры в район роскошных особняков. Улицы стали тише: тут было меньше общих камней памяти, и видения ограничивались только личными скульптурами. Тимара заметила старого дракона, дремлющего у фонтана, и женщину, которая наигрывала на флейте нежную мелодию. Музыка следовала за ними и растаяла в воздухе, когда они добрались до тупика на вершине холма. Тимара на мгновение застыла. С неба струилось неяркое сияние. К парадной двери вели два ряда колонн: один был отмечен золотыми солнцами, а другой – круглолицей луной.
– Я знаю это место, – холодно сказал Татс.
– Откуда?
Он не ответил. Тимара вздохнула. Ей не хотелось бы услышать, что он когда-то пришел сюда следом за ней и Рапскалем. Может, он видел, как они прикасались к колоннам, держась за руки, и наблюдал, как они погружаются в чувственные грезы прошлого и чужих жизней? Он остановился, будто окаменев.
– Я зайду в дом, – выдавила она.
– Зачем ты привела меня сюда? – с болью спросил он.
– Не для того, чтобы сыпать тебе соль на раны. Татс, поверь мне. А сейчас мне необходимо закончить одно дело. Я быстро. Ты меня здесь не подождешь?
Ей не хотелось одной приближаться к черным каменным колоннам с прожилками Серебра. Воспоминания цепляли ее разум, манили ее. Но ей было страшно даже переступать порог этого жилища.
– Что ты собираешься сделать?
– Я… я никогда не была у них дома.
– Никогда?
– Да.
Она не могла этого объяснить – да и не пыталась. Здесь жили Амаринда и Теллатор.
Тимара сжала губы. Вероятно, дело было в том, что на улице она могла притворяться, будто жизни этих двух по-прежнему оставались реальными, продолжаясь в каком-то «сейчас», которое таилось за углом.