Кровь и честь

Воздух клубился и искрился вокруг Матушки Донны по мере того, как она углублялась все дальше и дальше в пространство Западного крыла. Уродливые, точно расплавлявшиеся чудовища, злобно шипя и плюясь, отскакивали с ее пути, их плоть оползала и пузырилась, как воск в пламени. Но пол под ногами у ведуньи был твердым, а воздух рядом с ней чистым и свежим. Никакая грязь нереального мира не могла приблизиться к ней. Путь ей попытались преградить более мощные чудища, но Таггерт сразила их своим пылающим мечом. Позади шел Корд, отмечая свой кровавый путь огромной палицей, сокрушительных ударов которой не могли выдержать приходящие из тьмы злобные призраки.

А Матушка Донна продолжала идти вперед, но все медленнее по мере того, как напряжение возрастало. Кошмарные чудовища не выдерживали, меняя свои формы от одного только ее взгляда, но пределы действия колдовства ведуньи сокращались, с каждым шагом груз нереального становился тяжелее. Таггерт беспрестанно размахивала своим мечом, рука ее онемела от усталости, пот струился по телу, но на место одного сраженного призрака вставали другие. Хранительница призвала на помощь свое искусство Высшей Магии и произнесла Слово Власти. Ослепительный огонь окружил ореолом, поглощавшим все, что только касалось его, Хранительницу и ведунью. На какое-то время чудовища исчезли, и обе они пошли дальше по совершенно пустому коридору. Но волшебство отнимало слишком много сил и причиняло боль, и скоро огненный ореол начал мерцать неровным светом. Таггерт напрягала силы, чтобы поддерживать его, но слишком долгим оказался для нее прошедший день, слишком многое она уже сделала. Огонь угасал, и одно за другим чудовища начали возвращаться. У Катрионы еще оставался меч и щит, но она уже сомневалась, что сумеет долго использовать их.

Матушка Донна внезапно остановилась, и Таггерт сделала то же самое, стараясь держаться поближе к ведунье. Ворота, через которые зло проникало в реальный мир, находились где-то совсем рядом, но Донна не могла идти дальше. Пот ручьями бежал по ее искаженному от перенапряжения лицу, гадкие чудовища обступали обеих женщин со всех сторон. Ведунья прошла столько, насколько хватило ей сил и храбрости, но этого оказалось недостаточно, чтобы достичь цели. Тошнотворный страх поколебал уверенность Матушки Донны, и она вдруг подумала, что Грэй Дэвей, наверное, чувствовал то же самое, когда нереальное высасывало его силы.

Таггерт в отчаянии размахивала мечом. Ведунья, глаза которой были плотно закрыты, застыла рядом как изваяние. Хранительница обернулась, чтобы посмотреть, где Корд, но тот затерялся где-то в кишащем чудовищами пространстве. Таггерт продолжала сражаться. Ее спину и руки пронизывала нестерпимая боль, но тварей вокруг не становилось меньше. Нереальное чувствовало себя здесь как дома, да оно и было дома.

Таггерт без страха подумала, какова смерть в нереальном мире? Будет ли она, Хранительница, просто мертва или кто-то в ее обличье вернется, чтобы вести войну против людей Полуночного Замка на стороне нереального?

Глава 6. ВОЛКИ У ВОРОТ

Мессир Гэвэйн Хеллстром, когда-то прозванный Тауэрружским, неподвижно лежал на кровати, уставившись в потолок, не в силах заснуть. Прошел уже час или даже более того с тех пор, как он погасил ночник, но, несмотря на отяжелевшие веки, усталость во всем теле и боль в костях, сон упорно не шел к нему. Тусклые полоски света, проникавшие в комнату из коридора, и способность видеть в темноте позволяли Гэвэйну различать хорошо знакомые очертания мебели, стоявшей в спальне. Эмма настояла на том, чтобы перевезти из Кагалимара всю их мебель. Он не стал возражать. Все равно в конечном итоге за все платит Виктор. Обустройством своего жилища Гэвэйн не занимался, у него просто не было времени да и желания развивать в себе домовитость. Всю жизнь он был солдатом и постоянно переезжал с места на место. Нигде рыцарю не приходилось жить так долго, как в Кагалимаре. Четыре бесконечно длинных года… Как он ждал, когда же они закончатся! И для чего? Только для того, чтобы обнаружить, что ничего хорошего не ждет его впереди.

Гэвэйн постарался улечься поудобнее. Эмма заворочалась, и он замер, не желая будить ее. Годы, проведенные в ссылке, тяжело дались жене. Она любила сплетни, подруг и суету высшего света — словом, то, что и окружало ее, когда они жили в Лесном Королевстве… А где еще можно найти это в Редгарте, если не в Полуночном Замке?.. Какая-то мысль заставила Гэвэйна нахмуриться, на секунду горечь давней обиды всплыла на поверхность, но он сумел справиться с ней. Теперь он мессир Гэвэйн Редгартский, хорошо это или плохо, а прошлое должно оставаться в прошлом. Гэвэйн лежал очень тихо, не касаясь жены. Где бы они ни находились, что-то всегда стояло между ними.

— В чем дело, Гэвэйн? — негромко спросила Эмма.

— Прости, пожалуйста, я совсем не хотел будить тебя.

— Ты и не разбудил меня, ты далеко не единственный, кому не спится по ночам в последнее время.

Гэвэйн улыбнулся в темноту:

— Тебя послушать, так ты вообще не спишь.

— Да, не сплю. Никогда. Если мне удается проспать больше четырех часов за ночь, я считаю это большой удачей. Но я привыкла к такому, а ты нет. Так в чем все-таки дело?

— Ничего особенного. Так… просто. Спи, любимая, завтра трудный день.

Какое-то время они лежали молча. Слышно было, как менялась ночная стража. Гэвэйн улыбнулся и позволил себе немного расслабиться. Есть нечто успокаивающее, даже приятное, когда, лежа в теплой кровати, слышишь стук каблуков людей, чья работа заключается в том, чтобы дать тебе возможность спокойно спать и ни о чем не беспокоиться. Уж кто-кто, а Гэвэйн умел ценить это. Сколько миль прошел он, меряя шагами крепостные стены, когда ему доводилось стоять в дозоре.

— Помнишь ту кровать, что стояла в нашей спальне, когда мы жили в Лесном Королевстве? — мечтательно спросила Эмма, — Как она мне нравилась.

Гэвэйн заворчал:

— Проклятое колченогое чудовище. Огромная, да еще и скрипела при каждом движении.

— Но зато какая удобная… так и тонешь в перинах. Да и мебель, что была тогда у нас… Здесь тоже неплохая, но разве с той можно сравнить? Впрочем, это можно сказать обо всем, что нас сейчас окружает.

— Ну, знаешь, придется примириться с этим, — рассердился Гэвэйн. — Туда, в Лес, нам путь заказан.

— Почему же? — не согласилась Эмма. — Может быть, однажды…

— Никогда! Мы не можем! — выкрикнул Гэвэйн и сел в кровати. Но тут же заставил себя снова лечь. Они не первый раз начинали этот спор, и крик только портил все дело. — Эмма, после того, что случилось, мы никогда не сможем вернуться в Лесной Замок. Нас обоих просто повесят.

— Я хотела помочь, — сказала Эмма, — но все вышло из-под контроля.

Многие годы дремавший гнев внезапно, против воли Гэвэйна вырвался на волю, точно джинн из бутылки, заставив рыцаря высказать вопрос, который он поклялся никогда не задавать жене:

— Зачем ты убила его, Эмма? Зачем тебе понадобилось это делать?

— Он был твоим соперником, Гэвэйн. Он стоял у тебя на пути и должен был умереть.

— Но мы неминуемо становились подозреваемыми… А потом, меня не волновала его позиция. Плевал я на двор, мне и так неплохо жилось.

— Тебе всегда не хватало честолюбия, Гэвэйн, поэтому мне приходилось стараться за нас обоих. Сегодня — да, я согласна, — убивать его было ошибкой. Хотя задумали мы все очень неплохо… Если бы нас не предали, — Эмма просунула руку под одеяло и коснулась ладони мужа. Пальцы их переплелись, — и ты взял вину на себя, Гэвэйн. Никогда не забуду этого. Ты бросил им под ноги свое положение и свою честь, чтобы спасти меня. Какую еще женщину любили так, как меня?