Кровь и лед
Шрифт:
Майкл выбрал наиболее подходящие камеры и аксессуары и сделал несколько снимков; сначала сфотографировал мужчину, лицо которого все еще едва просматривалось, затем женщину. Хотелось точно передать фактуру льда, но мешали отражения и преломления света, превратившие съемку в крайне кропотливый процесс. Впрочем, Майкл был только рад. Качественный результат никогда не дается малой кровью. Затем он попросил Бетти с Тиной возобновить работу и сделал пару десятков снимков, на которых запечатлел, как гляциологи обдирают и пилят лед. Чести попасть в кадр удостоился и Олли, который вразвалочку вышел из домика проверить, не съедобны ли ледяные осколки, разлетающиеся во все стороны.
Ветер
— Еще одну, и всё, — попросил он Бетти. — Подними ручной бур на шесть дюймов.
Инструмент заслонял лицо Спящей красавицы.
Бетти покорно приставила бур, куда было сказано, и Майкл торопливо поправил осветители, сдвинутые ветром с исходного положения. Направив на льдину все имеющиеся прожектора, Майкл подошел ближе, чтобы запечатлеть как можно больше мелких деталей. То ли от высокой яркости ламп, то ли от меньшего слоя льда, который Тина не покладая рук отбивала все утро, но лицо женщины просматривалось значительно лучше. Теперь Майкл отчетливо разглядел каштановые волосы, зажатые ржавой цепью, тускло сверкающую белую брошку и изумрудно-зеленые глаза. Выражение лица девушки ничуть не изменилось с тех пор, как Майкл увидел ее под водой во второй раз, поэтому оставалось лишь удивляться, как он мог тогда подумать, что утопленница стала выглядеть иначе. Занятно все-таки, какие трюки способна выделывать человеческая память. Майкл сделал еще два снимка, однако в кадр попадала его собственная тень, поэтому пришлось пригнуться и сместиться на несколько дюймов вбок. Майкл снова навел резкость и щелкнул затвором, и в этот момент, он мог поклясться, картина в кадре изменилась. Глаз на детали у него был наметан безупречно — и преподаватели искусства фотографии, и редакторы всегда отмечали это его качество. Вот и сейчас Майкл был уверен на сто процентов, что в кадре произошли какие-то изменения. Совсем незначительные, эфемерные, но они все-таки произошли. Он снова переменил точку съемки и вдруг увидел, что зрачки женщины… сузились.
Он опустил камеру и просмотрел цифровые снимки, которые только что сделал. Один за другим, пролистывая вперед и назад. И хоть разница в изображениях была исчезающе мала, Майкл мог поклясться, что она есть.
— Вот ты где! — послышался возглас Дэррила на фоне грохота оградительных щитов. — Тебя по спутниковому телефону вызывают. Некая Карен. Связисты удерживают ее на линии специально ради тебя. — Бросив взгляд на результаты работы Тины и Бетти, Дэррил воскликнул: — Ух ты! А вы неплохо потрудились!
Майкл кивнул гляциологам и сказал:
— Оставьте все как есть. Я сейчас вернусь.
— По-моему, лампы пока можно выключить, — заметила Бетти.
И то верно. Майкл сунул фотокамеру под анорак и, перед тем как удалиться в административный модуль, отключил освещение. Льдина вмиг потускнела, превратившись из сверкающей колонны в унылый тусклый монолит.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
11 декабря, 15.00
— Ты меня извини, если что, — сказала Карен. — Я тебя не отвлекаю от важных дел?
— Нет, что ты. Я всегда рад твоим звонкам. Ты же знаешь.
Но всякий раз как они
говорили по спутниковому телефону, у Майкла душа в пятки уходила. Маловероятно, что она и теперь звонит, чтобы сообщить какую-то хорошую новость.— Что случилось?
Он ногой закрыл дверь радиорубки и устроился на компьютерном стуле без подлокотников.
— Я просто решила сообщить, что Крисси покидает госпиталь, поэтому звонить туда больше не имеет смысла.
В первое мгновение Майкл воодушевился — неужели Кристин возвращается домой? — но торжества в голосе Карен как-то не ощущалось, и он уточнил:
— А куда ее переводят?
— Домой.
Майкл растерялся. Кристин отправляют домой, это ведь добрый знак?
— Врачи решили, что состояние улучшилось настолько, что ее можно выписывать?
— Нет-нет. Это отец так решил.
Кто бы сомневался! Чтобы мистер Нельсон прислушивался к мнению каких-то там профессиональных врачей…
— Он считает, что врачи делают для нее недостаточно — как в плане ухода, так и стимуляции мозговой активности, — поэтому решил нанять своих людей, которые будут находиться у нас в доме. При этом он сможет контролировать все их действия.
— А дилерским центром кто будет управлять?
— Понятия не имею. Он за своей гениальной идеей вообще ничего не видит, а мы вынуждены терпеть.
Реакция членов семьи оказалась вполне ожидаемой; Кристин была единственной, кто мог заявить решительный протест отцу. Хотя Майкл ни на секунду не сомневался в любви мистера Нельсона к дочери, его поведение он расценивал как последнюю возможность навязать Кристин свою волю, которой она наконец-то не сможет воспротивиться.
— И когда это произойдет?
— Завтра. Но подготовка к переводу велась всю прошлую неделю. Устанавливали медицинскую койку, систему вентиляции, договаривались с медсестрами, которые будут дежурить возле нее круглые сутки.
— Значит, она возвращается в свою старую комнату… — задумчиво произнес Майкл, почесывая левое плечо. — Это могло бы помочь.
— Вообще-то ее старая комната этажом выше. Думаю, тебе об этом излишне напоминать, — сказала она с саркастичным смешком. — Затаскивать оборудование наверх трудно, поэтому мы перестроили под палату семейную комнату.
— Вот оно что? Логично…
В трубке раздался электрический треск, и связь оборвалась.
Майкл попытался осмыслить новость. Как относиться к затее мистера Нельсона: как к разумному шагу или безрассудству? Неужели родители и сестра всерьез рассчитывают, что в домашних условиях можно обеспечить выздоровление Кристин, пусть и под круглосуточным наблюдением медсестер?
Выздоровление, которое, по словам врачей, невозможно.
Бог свидетель, Майкл пытался убедить себя в его возможности. В течение долгой холодной ночи в Каскадных горах и большей части следующего дня он заставлял себя мыслить исключительно оптимистично. Майкл внушал себе, что Кристин очнется и выздоровеет; надо лишь спустить ее со скалы.
В то утро он с рассветом выполз из спального мешка, в котором провел вместе с ней всю ночь, и первым делом хорошенько растер себе закоченевшие руки и ноги. На бедре у него образовался большой пурпурный синяк от карабина, на котором он пролежал несколько часов, а левое плечо по-прежнему ныло. Он развернул энергетический батончик и жадно проглотил. Вскоре в светлеющем небе Майкл услышал жужжание небольшого самолета, пролетающего прямо над головой. Он отчаянно махал руками, кричал и даже дул в свисток, но увы — самолет не качнул крыльями, давая понять, что людей заметили, и, конечно же, не развернулся. Когда он скрылся на западе, снова наступила тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц да тихим завыванием ветра.