Кровь и туман

– Я думал, ты ушёл, – говорю я. Утираю слёзы тыльной стороной ладони. – Чего там у тебя?

– Котики в шапочках, – отвечает Андрей. Поднимает на меня глаза. Внимательно осматривает. – Ты уж извини, что остался, тут просто вай-фай хорошо ловит.

– Вай-фай, – повторяю я.

– Ага.

– Нужно будет роутеры мощнее поставить.

– Типа того, – Андрей молчит, пока убирает телефон в карман. – А часы, всё-таки, высший класс. Дашь погонять?

– А ты мне внедорожник?

– Только через мой труп.

– Ну вот тебе и ответ.

Мой голос в пустом помещении звенит эхом. Андрей добро хмыкает. Потирает якобы озябшие руки (хотя, может это и правда; в комнате всё ещё чувствуется свежесть недавно бывшего открытым окна).

– Мне, на самом деле, ещё очень нужен твой совет, – в итоге произносит он. – Как говорится, баш на баш за то, что я рассказал тебе про спальные приключения.

Я морщусь, как от кислого цитруса. Что за ужасная метафора?

– Ну, валяй, – говорю в ответ.

Отхожу от подоконника. Андрей семенит за мной на выход из кабинета.

– Это тоже насчёт девчонки. Мне нравится одна, и, кажется, это проблема.

– Кто нравится-то?

– Слава.

Останавливаемся у лестницы. Тут нам в разные стороны: Андрею – вниз, в столовую, а мне возвращаться в лабораторию, что на этом же этаже.

– Ты же в курсе, что она только рассталась с Власом?

– Разумеется.

– И в курсе, что у них были серьёзные отношения?

– Ну да, – уже с огромной долей сомнения, протягивает Андрей.

Начинает осознавать, кажись, всю ситуацию целиком.

– А про то, что они были настолько близки, что даже говорили о теоретической помолвке, не забыл?

– Я… – Андрей вздыхает.

Одним резким движением, – таким, что даже я от неожиданности вздрагиваю, – срывает с головы бейсболку и бьёт её о деревянный поручень лестницы.

– Твою мать! – восклицает.

Не совсем, правда, я понимаю, кого именно он порицает сейчас: Славу, Власа, себя или меня в качестве доносчика не очень хороших новостей?

– Забудь ту часть, где я говорил, что это проблема, потому что это настоящая катастрофа, – сжимая бейсболку в кулаках, говорит Андрей.

– Всякое бывает, – я пожимаю плечами.

– Да уж. Не надо было мне её тогда целовать.

– Вы целовались?

– Это было не в этом времени, – отмахивается Андрей. – Ну, ты понимаешь…

Понимаю, как бы парадоксально это не звучало.

– И что будешь делать? – спрашиваю я. Правда интересуюсь. Слава мне очень дорога, и я не хочу, чтобы кто-то причинял ей неудобства, даже если это Андрей, который тоже является моим другом.

– Не знаю. Это и хотел у тебя спросить.

– Очень хотел бы тебе помочь, но единственная девушка, с которой я когда-либо был и в которую когда-либо был влюблён, на удачу ответила мне взаимностью.

Произношу это с уверенностью, но когда слышу слова вне своей головы, понимаю, насколько убого это звучит. Друг пришёл ко мне за помощью, – тот самый, который до этого поддержал меня, – а я всё, что смог сделать – это похвастаться своей личной жизнью.

– Слушай, если тебе правда нужен мой совет, – (Андрей энергично кивает), – то я предлагаю тебе оставить эту идею.

Брови Андрея ползут вверх. Он явно не рассчитывал на предложение в стиле “дать заднюю и забить”.

– Ты сам недавно с Полиной расстался, вот и пытаешься, наверняка, сейчас хоть как-то…

Я замолкаю, когда понимаю сам и в этот раз без чьей-либо помощи, что слова мои – полнейшая чушь.

То, что Андрей делает сейчас: отводит взгляд в сторону, выпячивает челюсть, явно едва сдерживая в себе тираду гневных оппозиционных слов, нервно дёргает коленом выдаёт в нём человека более чем заинтересованного.

Он… влюблён?

– Как крёстный брат, должен тебя уверить – разобьёшь Славе сердце, и я тебе твоё вырву, – говорю я. Растопыриваю пальцы обеих рук и демонстрирую Андрею обычную для оборотня мутацию – свои больше не человеческие, а животные ногти, удлинняющиеся при полном обращении.

При первом ногти выпали. Точнее, выпали, чтобы на их месте появились новые, острые и прочные.

– Как видишь, сделать это мне теперь под силу.

– Я понял! – Андрей делает шаг назад, едва не падая со ступенек.

– Но как твой друг, – я опускаю руки. – Я, наверное, должен сказать тебе: дерзай. Вы явно близки, а Слава… она кого попало к себе не подпускает. Значит, ты дорожишь ею.

– Да вроде…

– Вроде?

– В смысле дорожу, дорожу! – поправляет себя Андрей, стоит мне только снова намекнуть на свои возможности лёгким взмахом руки.

Может и опрометчиво, но я решаю поверить Андрею. На крайний случай, у меня всегда будет возможность оторвать ему голову.

Прощаясь, мы с Андреем расходимся: он идёт в столовую, как и планировал до того, как его перехватил Дмитрий, а я возвращаюсь в лабораторию. Лена не выдаёт своего любопытства, но только я подхожу к столу и встаю рядом, как чувствую на себе её коронный “Я ведь выведаю правду, хочешь ты того или нет” взгляд.

– Командирские часы, – констатирует Лена невзначай. – Те самые?

– Ага.

Голос уже не дрожит.

– Я буду скучать по твоему папе. Он всегда угощал меня лакричными конфетками.

– Потому что кроме вас, извращенцев, эту гадость больше никто не ел, – ухмыляясь, подмечаю я.

Лена в шутку дует губы. Теперь мы смеёмся оба. Но внутри всё равно больно.

– Я тоже буду по нему скучать, – произношу я.

И почему я так редко говорил ему, что горжусь тем, что могу называть его своим папой?

– Ты знаешь, я не верю в Бога, – полувопросительно говорю я Лене. Она кивает. – Но сейчас я бы очень хотел, чтобы вся эта штука с жизнью после смерти была реальной, и папа услышал, что я очень сильно люблю его.

– Я думаю, он и так это знал, – произносит Лена. – Без всяких там высших сил.

В её голосе появляются нотки мелодии, напоминающие колыбельную. Лена всегда начинает разговаривать немного нараспев, когда хочет успокоить меня.

– Мне остаётся только на это надеяться, – выдыхаю я.

Лена кладёт ладонь мне на плечо. Проводит вверх, добирается до шеи. Принимается разминать позвонки. Как и колыбельный тон, это всегда отлично работает против моих секундных вспышек.

– Вернёмся к пороху? – предлагает Лена.