Кровь и туман

После короткого отсутствия он возвращается в кабинет с новыми экземплярами договора. Его текст в течение последних двух часов прямо здесь на компьютере набивала рыжая девчонка по имени Лена.

– Учтены все пожелания и замечания вашей стороны, а также все важные для нас пункты.

Когда копия договора оказывается перед нами, её в руки сразу берёт Руби. Перелистывает, открывая на конкретных пунктах. Изучает с выражением лица сведущего в этом деле специалиста.

– Мой брат был советником твоего отца, – говорит она шёпотом, замечая мой немой вопрос в глазах. – Он многому меня научил.

– Вы сможете жить в нашем мире на общепринятых условиях, – продолжает декларировать Дмитрий. – Вам будет выделен отдельный жилой квартал и рабочие места. Вы не будете ограничены ни в чём. То же самое мы попросим от вас в случае, если кто-то из людей окажется в Ликаонии.

– Напомни нашим будущим союзникам, Лиза, что наша стая там больше не проживает, – не отрываясь от прочтения, любезно просит Руби.

– Теперь, когда у вас снова есть полноправный альфа, вы можете вернуться.

– Не всё так просто, – вступаю я.

– В таком случае, мы готовы предоставить вам не только политическое убежище, но и боевую поддержку, – к переговорам подключается Лена.

– Это всё, конечно, хорошо, – протягивает Руби. Одну страницу договора она поднимает в воздух на уровень лица и будто смотрит сквозь бумагу. – Но где гарантии, что этот договор в принципе будет соблюдаться?

Замечаю, как Дмитрий дёргает бровью.

– Разве наше многолетнее сотрудничество с Амадеусом тому не подтверждение? – спрашивает он.

– С тех пор, как он умер – нет.

– Они правы, – к разговору присоединяется Лена. – Мы пытаемся не переписать старую историю, а создать новую. А потому гарантий нет, но не только с нашей стороны для вас, но и с вашей для нас. Всё на честном слове, пусть и заверенном печатями – и это риск для всех. Вы, извините меня за честность, однажды уже напали на нас без объявления войны. Что помешает вашим сделать это снова?

Мы с Руби переглядываемся. Она поджимает губы, но в итоге всё-таки кивает. Тай, сидящий по другую её руку, тоже выражает своё согласие.

– Значит, вы готовы довериться нам? – подытоживаю я.

Лена кивает. Как и Дмитрий. Как и ещё одна стражница, которая почему-то за всё время ни слова не проронила.

– Только в случае, если вы доверитесь нам в ответ, – заключает Дмитрий.

необходимость говорить что-либо ещё. Я открываю последнюю страницу договора и под внимательными взглядами всех присутствующих царапаю предоставленной чёрной ручкой по выделенной строке, точно после моего полного имени. Чернила в ручке магические: сразу превращаются в печать, стоит только им соприкоснуться с бумагой.

– Торжественный момент – и одно разочарование, – первым паузу после подписания договора нарушает Тай. – Ни цветов тебе, ни салютов!

Только сейчас, когда после слов брата атмосфера разряжается, я осознаю, как до этого все присутствующие были напряжены.

– Вечером будет салют, – подаёт голос тёмненькая в жёлтом.

Я не знаю её имени, но хорошо помню, часто вижу её с Артуром. К нему меня почему-то тянет, но это не тот уровень симпатии, где я готова рвать на части каждую, кто оказывается рядом. Однако лёгкое раздражение в компании этой тёмненькой, особенно когда она говорит, я всё же ощущаю.

– Вы приходите, кстати, – подключается Дмитрий. – И стаю зовите. Будет весело.

Идея сомнительная. Пока что я знаю как минимум пятерых из старой своры Магдалены, кто захочет перегрызть мне глотку после такого предложения. Но из уважения я приглашение принимаю и говорю:

– Спасибо. Мы придём.

А уже на улице по дороге в общежитие, где штаб временно разрешил нам проживать, Тай, в очередной раз неспособный вытерпеть долгое молчание, заявляет:

– Ты на папу становишься похожей.

В ответ я не уточняю, комплимент это или нет, потому что это именно тот случай, когда вывод не просто напрашивается сам собой – он очевиден.

Я – не Амадеус. Но я – дочь своего отца, и это что-то, да значит.

***

Ожидаемо, со мной и Таем из стаи на праздник к стражам идут немногие, и всё же желающих оказывается больше, чем, я думала, их будет: к пункту сбора – на крыльцо общежития, – спускается оборотней пятнадцать. Ещё трое нагоняют нас уже по дороге: итого двадцать, включая нас с братом.

– Я волнуюсь, – говорит Тай. Я вопросительно гляжу на него, и он тут же поясняет: – Хватит ли всем закусок? Нужно было взять что-нибудь с собой!

– Я повторю то же, что сказала в комнате, когда ты первый раз выдвинул эту идею – на месте стражей я бы засомневалась, хорошую ли еду мы принесли и не отравлена ли она. Тебе нужны ложные обвинения? Мне – нет.

– Ты такая параноичка! – Тай всплёскивает руками. – Или нет такого слова? – уточняет он, прищуриваясь. – Параноик женского рода? Ох …

Тай продолжает тараторить, но я сейчас настолько сосредоточена на своих мыслях, что лишь отмахиваюсь от брата, прося его подоставать кого-нибудь другого. Так он, в итоге, и поступает, растворяясь в толпе сородичей.

– Выглядишь спокойно, – заявляет Лука.

Он всё время шагал чуть впереди, а теперь сменяет Тая на месте рядом со мной.

– Зато чувствую себя противоположно, – честно признаюсь я.

Страшно волнуюсь. Меня ждёт проверка на вшивость. Подписать договор и вести себя как подобает политическому деятелю – это одно. Другое дело, показать себя в обстановке торжества и не вызвать при этом у окружающих чувство дискомфорта в твоём присутствии.

Даже папе это не удавалось совмещать в себе две ипостаси. “Свой в доску” для каждого, он забывал, что пряник работает, только когда используется вместе с кнутом.

Наверное, это его и сгубило.

– Хотел сказать тебе спасибо, – тише прежнего произносит Лука.

– За что?

– За то, что дала шанс выбрать: остаться или уйти. Это очень благородный поступок.

– Что ж, – протягиваю я. – Не за что.

Но Лука ещё несколько раз благодарит меня, пока мы идём вдоль центральной улицы, и каждый раз я отвечаю ему тем же: