Кровь, которую мы жаждем

Он добр ко мне. Он мой друг, вроде как.

Живя здесь, вы не можете дать кому-то преимущество сомнения. Виновен, пока не доказана невиновность, а не наоборот.

Это значит, что мне придется держать Коннера поближе.

— Держи друзей близко, — бормочу я, проводя большим пальцем по фотографии. —

А врагов — мертвыми.

ГЛАВА 10

Сад на холме

ЛИРА

Дом, который преследует Пирсон-Пойнт.

Эту историю рассказывают всем маленьким детям в Пондероз Спрингс.

Это обряд посвящения.

Если вы выросли здесь, то хотя бы раз в жизни вы стояли перед коваными воротами и статуями ворон, примостившихся по бокам. Обычно это группа молодых ребят, которые совершают отважный поход к основанию холма, чтобы посмотреть на дом в качестве испытания на храбрость.

С холма, на котором стоит дом, открывается вид на Пондероз Спрингс и всех, кто его населяет. Оно зловеще наблюдает за непослушными детьми. Легенда гласит, что как только он узнает обо всех твоих непослушных поступках, он заманивает тебя, зовет к себе, как сирена моряка, шепчет колыбельную на ухо, пока тебя не подтащат к воротам и не позволят пройти.

Но как только вы окажетесь внутри, вы никогда не выйдете обратно.

Этот миф только усилился после того, как отец Тэтчера был осужден за свои преступления. Теперь не только дети пропадают, попав в печально известное поместье.

Музыка негромко играет в колонках, когда ворота со скрипом открываются, пропуская меня внутрь. Муха, попавшая в ловушку, жучок, желающий попасть в паутину. На длинной подъездной дорожке растут темно-зеленый западный можжевельник и клены, которые создают тенистый навес над асфальтированной дорогой.

Не пришлось долго искать, чтобы узнать историю и планировку пятидесяти семи акров поместья эпохи позолоты, которое Пирсоны называют своим домом уже несколько десятилетий. Я изучила его вскоре после того, как вывела свои привычки преследования за пределы школы.

Я следила за Тэтчером в самых разных местах, но внутри его дома никогда не была.

И не из-за отсутствия попыток. Невозможно проникнуть в дом, не включив сигнализацию или не будучи замеченным смотрителем. Поэтому, как только Тэтч входит в уединение своего дома, его жизнь становится для меня тихой загадкой.

В течение коротких периодов времени я заглядывала в окна первого этажа, видела, как он проходит через кухню и разные комнаты, но не мог его услышать. Его бабушка, Мэй, редко бывает в западном крыле дома, поэтому я никогда не видела, как он с ней общается.

Представляю, какой он, может быть, играет классическую музыку через колонки, пока она готовит завтрак. Застилает ли он свою постель? Сам отбеливает свои простыни? Они вообще белые? Координирует ли он цвет своего шкафа?

Так много неизвестного об образце, который я с такой любовью хранила в своем сердце, и это сводит меня с ума. Когда я зацикливаюсь на новом виде насекомых, я хочу знать о нем все. Как оно двигается, как живет, как выглядит его внутренний скелет, хочу внимательно изучить каждое движение и привычку.

Из-за стеклянных окон между нами целый мир. И самое ужасное, что когда он исчезает в своем подвале, шпионаж полностью прекращается. Там нет окон.

Это единственное место, где, как я знаю, он ведет себя непринужденно, сбрасывает все покровы, существует в своей естественной среде обитания, а я ни разу не смогла этого увидеть. Но сегодня ситуация меняется.

Есть облегчение в том, что есть возможность узнать от Тэтчера то, чему никто другой не смог бы меня научить, направить меня к какой-то форме освобождения от этих подавляющих болезненных фантазий, которые у меня есть.

Но есть и волнение. Я должна быть сосредоточена на том, что я собираюсь узнать, а не поглощена мыслью о том, что нахожусь в его доме, где его запах свеж, а его движения искренни.

Только я и он. Не надо прятаться.

Мое тело занимает место в укромных уголках, которые он держит при себе. Пальцы покалывает.

Когда деревья расступаются и подъездная дорога заканчивается, передо мной открывается мощеный автомобильный двор, украшенный кустами магнолии, пылающими ярким цветом. Усадьба из известняка в стиле шато не перестает захватывать дух своей тонкой архитектурой и арками с декоративными карнизами и колоннами. Каждая деталь медальона и карниза вырезана вручную, что делает дом соответствующим тем, кто в нем живет.

Паркую свой автомобиль старой модели, чувствуя себя неполноценным по сравнению с Кадиллаками и другими роскошными машинами, которые стоят неподалеку. Посмотрев на телефон, я вижу, что опоздала на несколько минут, и мой выбор ограничен тем, чтобы остаться в машине или выйти из нее. Учитывая, что я довольно любопытная личность, я выбираю первое.

Мои неуклюжие желтые дождевые ботинки издают звук, похожий на шлепок, когда попадают в лужу воды и мое лицо сразу же встречает ощущение теплого дождя на моей коже. Я смотрю вверх на серебристые облака, плотные и сердитые.

Вместо того чтобы войти внутрь огромного величественного дома, я обхожу его сбоку, пытаясь сосчитать все окна на ходу, дохожу до тридцати одного, когда наконец добираюсь до заднего двора.

Я смогла увидеть это место лишь мельком, боясь быть пойманной за подглядыванием, но теперь, когда меня пригласили, я чувствую, что могу по-настоящему все рассмотреть.

Здесь нет ни бассейна, ни теннисных кортов, ничего, что кричало бы о роскоши или массовом богатстве.

Только цветы.

Огромный зеленый двор простирается на многие мили, и кажется, что каждый квадратный дюйм усыпан розами, вплоть до самой линии деревьев красные, розовые, желтые и белые лепестки украшают пространство.

В центре стоят прочные вертикальные колонны, по верху которых проходит шпалера. Вьющиеся розы змеятся вокруг колонн, ползут вверх, пока не образуют клумбу вдоль решетки.

Высокие белые арки нежно обвивают лианы. Есть мраморные статуи, одетые в одни лепестки, ряды ярких кустов, переполненных живыми цветами. Рядом с задней частью находится фонтан, и он тоже украшен колючим растением.

Аромат настолько силен, что кружится голова, а глаза не могут решить, на чем сосредоточиться в первую очередь, настолько тщательно все сделано, несмотря на то, что небо окрашено в серый цвет, а воздух немой, лишенный всех красок.

Цветок — как дыхание жизни в жесткое тело, лишенное духа.

Мое тело послушно движется по пространству. Я двигаюсь медленно, вглядываясь в то, как лианы и лозы роз обвивают бока дома. Проходя под колоннами, я понимаю, что, должно быть, на это ушли годы.

Протягиваю руку вперед, захватываю лепесток между большим и указательным пальцами, потираясь о мягкость цветка и чувствую, как дождь промокает сквозь мой кардиган, но меня это не беспокоит. Кончики моих пальцев касаются колючки, моя плоть осмеливается уколоть меня.