Кровь Пяти Драконов

Дочери не пришлось учиться у матери безжалостности – та развилась сама. Мнемон вспоминает, как почти так же рассекла горло юному рабу и пролила его кровь, дабы умилостивить призрак старого наставника и получить от него желаемое.

Она качает головой. За прошедшие годы Мастер Дома убивала часто – но в бою, ради сохранения тайны, защищая себя или свое дело. Никогда – ради удовольствия или из-за дурного настроения. Это недостойно правителя.

Мнемон помнит лица всех, кого убила или приказала убить. Если не видела лица – то знает имя.

Если призраки мертвецов посмеют прийти, Мнемон прогонит их парой слов. Тени прошлого способны терзать лишь того, кто чувствует вину перед ними.

А она не жалеет. Сожаления становятся трещинами в броне и подтачивают силу, чего допускать нельзя. Глава Великого Дома и претендент на престол может позволить себе многое, но только не слабость.

Мастер Дома вновь подносит бокал к губам и задумывается о любви, смерти и власти.

Ночь длинна.

Мнемон есть что вспомнить.

14.08.2012

Выбор за вами

– Буду краток. Деньги – или жизни. Выбор за вами!

Возвышавшийся над крестьянами бандит ухмылялся, похлопывая ладонью по рукояти меча и даже не трудясь вытащить его из ножен. Простое дело – еще одна деревня, еще больше денег от перепуганных крестьян, неспособных хоть что-то сделать с его бандой. Даже местный монах не в помощь: угу, драться умеет, но он один против десятка. И знает, что банда сделает с деревней, если он станет драться.

Монах молчаливо застыл позади толпы; помимо него и бандитов, только два человека на деревенской площади не принадлежали к крестьянам. Странствующий торговец в скромной зеленой одежде стоял у фургона; сопровождавшая его молодая женщина в темно-синем платье и очках замерла чуть позади.

Бандит на секунду нахмурился. Похоже, у этой парочки хватает денег, так что они на очереди.

– Ну? – снова ухмыльнулся главарь, наклоняясь к старейшине деревни; старик отступил, и в его глазах заплескались страх и ненависть.

– Это деревня Царства! – вскричал он. – Да тебя за это…

Бандит расхохотался.

– Деревня Царства?! Ха! Да имело вас это Царство, а на меня ему плевать! Тебе проще на Анафем понадеяться, чем на Царство.

– Сомнительное утверждение.

Спокойный голос рассек воздух небрежным взмахом ножа, и главарь удивленно оглянулся. Торговец смотрел прямо на него, рассеянно поглаживая холст фургона; лицо его было удивительно безмятежным.

– О, да неужели? – прорычал бандит, сближаясь с ним парой широких шагов. – Ха, может, ты на большее надеешься? Может, с тебя тогда и начнем? А, парни?

Банда взорвалась хохотом и бандиты неспешно двинулись к фургону. Странное дело, но его владельца это совершенно не беспокоило.

– Знаете, – сообщил он, – я вас ждал. Точнее, кого-то вроде вас.

– Да? – изогнул бровь главарь. Женщина в очках внезапно двинулась с места и ушла за фургон.

Торговец улыбнулся.

– Полагаю, – сообщил он, – будет учтиво представиться друг другу.

Его голос звучал как-то странно. Слишком спокойно, чуть иронично; главарь банды потянулся к мечу, даже не осознавая того… но было уже поздно.

Неприметное кольцо на руке торговца сверкнуло – и в мгновение ока скромный образ смертного внезапно пропал, уступая место коже медного оттенка и длинным темным волосам с красноватым отливом; движения внезапно стали спокойными и грациозными, как у матерого хищника. Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, лже-торговец потянулся в фургон и вытащил изогнутый меч в четыре фута длиной, сияющий пламенем красного нефрита.

Бандиты резко остановились; деревню накрыл полог тишины. Уверенность на лицах головорезов мигом сменилась изумленным страхом; ужас в глазах крестьян переплавился во внезапную надежду и радость.

– Меня зовут Иселси Дайрио, – пояснил дракорожденный, делая шаг вперед. – Возвышенный милостью Хесиеша, мастер стиля Честного Клинка…

Еще шаг; воздух вокруг внезапно стал жарче.

– Назначенный магистратом милостью Ее Императорского Величества.

Красный, слегка изогнутый клинок дайклейва поднялся, указывая острием на бандитов.

– Пожалуйста, сложите оружие, – сказал Дайрио, подходя еще ближе. – Или головы.

Он вежливо улыбнулся и добавил:

– Выбор за вами.

Северные хризантемы

Зима еще не отступила окончательно – на Севере она всегда напоминала о себе. Тонкий слой снега по-прежнему укрывал землю, пусть даже весеннее тепло согревало ее с каждым днем.

Но на белом фоне еще ярче сияли цветные ленты и ранние цветы, брошенные горожанами. На могучих каменных стенах развевались флаги, а звонкий напев труб, казалось, возвещал приход весны.

Отступившей зиме в Белостенье всегда радовались; вместе с холодом уходили пронизывающие ветра, длинные ночи и жуткие тени за воротами. Жизнь не становилась намного легче – Север всегда оставался суров к людям, – но хотя бы виделась более простой и безопасной.

Первый день Восходящей Земли всегда отмечался праздником во всем городе – и не только из-за весны. Именно в этот день отправлялись в путь ежегодные экспедиции, караваны йеддимов, груженных камнями, строительными инструментами и принадлежностями для обрядов.

Такой караван и покидал сейчас ворота Белостенья; казалось, люди в нем не замечают праздника вокруг, полностью посвятив внимание работе. Рабочие размещались в фургонах, погонщики лишний раз проверяли – не захромал ли кто из йеддимов. Стражи Белостенья и наемники занимали места вокруг, уже сейчас готовясь отразить любую опасность.

Высокий светловолосый человек прохаживался вдоль каравана, пристроив на плече тяжелое, окованное железом копье и наблюдая за суетой. Он мимоходом посоветовал рабочему переложить мешок подальше, бросил взгляд на молодого Стража.

– Меч передвинь чуть ближе. Так легче будет выхватить в случае чего.

– Да, мастер Лагерфай, – отозвался юноша, слегка робея под пристальным взглядом темных глаз, напоминавших озера.

Сравнение было даже более верным, чем могло показаться сходу: Лагерфай был Возвышенным, дракорожденным стихии Воды. В Белостенье он жил с прошедшей осени, и уже успел завоевать себе репутацию схватками с нежитью, а однажды сразил проникшего в город обманом фейри. Предложения вступить в Стражу Лагерфай пока вежливо отклонял, полагая, что в роли свободного охотника за чудовищами принесет больше пользы. Но вот от участия в очередной хризантемовой экспедиции не отказался.