Кровь пьют руками

Началось!

У входа потребовали пропуск. Такового у меня не оказалось, и курсант-"сагайдачник" долго звонил по телефону. Простому, не радио, с треснутым диском. Проводов у телефона не было. Я уже не удивлялась.

3

Бажанов был в форме, но не в камуфляже без погон, а в новеньком мундире. Генеральские звезды тускло отсвечивали среди золотых зигзагов. На груди — тоже звезда, но поменьше, на трехцветной колодке. В петлицах — ажурные крылышки. Вот уж никогда не думала, что этакий громила влезет в самолет!

— Садись, Гизело!

Голос звучал устало, веки набрякли. Не иначе как ночь не спал. Однако выбрит, наодеколонен. Генерал!

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА…

О некоторых говорят: лицо — хоть сейчас на медаль. Этот до медали слегка не дотягивает, но хорош! Слуга царю, отец солдатам! А сейчас, при полной форме — так вообще орел! И голос хорош — хрипловатый, уверенный, каждое слово чеканит. Лапищи здоровенные — крысу с одного раза ладонью прихлопнет. А вот волосы, кажется, все-таки подкрашенные. Чуть-чуть — на висках.

А еще ему интересно, кто меня трахает.

Вот он какой, генерал Бажанов...

— Значит, так, Гизело! Тебя куда — в храм-лечебницу или работать будешь?

Оставалось пожать плечами. Выходит меня не уволили? Ну, если не уволили… .

— Вот и хорошо. Назначаешься прокурором города. Вопросы?

Остолбенеть я не сумела исключительно по той причине, что столбы в креслах не сидят. Однако Бажанов явно истолковал мое молчание по-своему.

— Если все ясно, можешь идти. Заседание Комитета Обороны через пятнадцать минут. Все!

Все?!

Обезьяны, революция, репродукторы, баррикады, кенты в патруле. Все ясно?

— Вы, господин Бажанов, давно Конституцию не перечитывали?

Кажется, он растерялся. Ненадолго всего на миг. Но вот растерянность исчезла, густые брови сошлись к переносице:

— Намекаешь, значит, Гизело?

— Не намекаю, — вздохнула я. — Согласно Конституции, прокурора города назначает…

Договорить не успела — широкая ладонь с грохотом опустилась на стол.

— Что, и ты саботажник? Крысы вы все, вот что я тебе скажу! И Ревенко твой, и Никанор! Сбежали, сволочи, город бросили! Под суд бы вас!

Снова вспомнилось старое кино. «Ти есть рю-сише саботажник! Ми, немецкий зольдатен, будем тебя немножечко вешайт!»

— Я не саботажник, господин Бажанов! И даже не саботажница. Местная администрация может назначить исполняющего обязанности прокурора, вплоть до утверждения. А ваш, извините, Комитет Обороны, вообще незаконен…

— Угу…

Я ждала, что он взорвется — как авиабомба. Пятисоткилограммовая авиабомба в генеральском мундире с «геройской» звездой. Но взрыв не прозвучал. Бажанов хмыкнул, покачал головой:

— И говорили же мне: на черта нам сейчас прокурор? Эх ты, законник! Ну, будем считать, что я тебя назначил исполняющей обязанности, а Комитет Обороны — это общественная организация. Все равно решения подписываю я — как мэр. То есть временно исполняющий. Довольна?

— Пока, — кивнула я. — Пока не изучу документы. Значит, в городской прокуратуре никого нет?

— И в районных тоже. — Бажанов вновь усмехнулся, на этот раз — зло. — И жорики разбежались, на весь город — девять офицеров. Ты, Гизело, в прокуратуру пока не ходи, там даже связи нет. Тебе тут кабинет выделят. Ну что, все? Мгновение я раздумывала. Сказать? Или обойдется? Нет, надо!

— Господин Бажанов! Вы назначаете на эту должность человека, которому предъявлены серьезные обвинения…

— Ты про попов? — Генерал скривился. — Так раскрутили мы это дело! Попов твоих Капустняк убрать велел. То есть не Капустняк… Ну, ты сама понимаешь. Убрать — и тебя скомпрометировать.

Капустняк? А как же фальшивый ордер? Ладно, потом.

— Меня обвинили не только в этом, — осторожно проговорила я. — Мне предъявлено обвинение… в шпионаже.

— Чего?!

Бажанов недоуменно покрутил головой, вздохнул:

— Слушай, Гизело, ты мне голову не морочь! Как работать — так все вы шпионы! Все, катись, сейчас заседать будем. А кстати, ты не на Штаты работала? Может, они дивизию сюда пришлют, а? На весь город — триста сопляков-курсантов, воюй тут!..

Дивизию? Жаль, нет связи с Девятым. Он ведь обещал боевого слона!

***

Меня разместили между френчем и мундиром. Френч был на господине Молитвине, мундир же — на молодом полковнике. Его я не знала.

Судя по петлицам — «сагайдачник», по колодкам орденов — тот еще волк. Хотя по лицу и не скажешь: приятное, с ямочками на щеках. Почти как у Игоря.

Остальных, собравшихся в зале заседаний под масляным ликом президента, я не знала. Президент на портрете выглядел слегка растерянным. Еще бы! Освящать своей особой сборище мятежников! Хотя, это как еще посмотреть!

Итак, никого из собравшихся (кроме шамана во френче) я не знала. То есть из людей не знала. Громила-кентавр, пристроившийся в дальнем конце покрытого синим сукном стол показался мне знакомым. Уж не он ли торчал у господина Молитвина за спиной, пока шаман смирял тихим словом двух других кентов, рвавшихся в квартиру Залесского? Во всяком случае, борода была очень похожа.

Молодой полковник взглянул на меня с некоторым удивлением и попытался завести речь о погоде. Я только бровью повела. Метеоролог нашелся! Вдобавок передо мной лежали бумаги, много бумаг. Указ № 1400, еще два указа — секретные; решение о создании Комитета Обороны, решения о назначениях, в том числе о моем собственном, план введения особого положения в городе и области.

Все это следовало изучить, да не просто, а с красным карандашом. Я лихо перечеркнула два абзаца в первом же из документов (законы читать надо!) — и остановилась.

Что я делаю?

С точки зрения властей предержащих, я — мятежница.

С точки зрения моих боссов… То есть моих бывших боссов…

Бывших?

Красный карандаш замер, бессильно опустился. У меня нет санкции на такое. Даже если (еще одно чудо Маниту!) мне разрешили «выйти в тираж», мое место не здесь, а где-нибудь на Антильских островах. Действующий сотрудник должен держаться серой мышкой, незаметно, а уж отставной — и подавно! Не мышкой — землеройкой.

Но что же делать?