Кровь вторая. Орда

На краю собственного сознания, в обрывках памяти, она, даже, вспомнила о запрете родственной преемственности царской власти, правда, абсолютно не помня, по какой причине.

В голове, как зайцы запрыгали разные мысли по поводу и без повода, и от этого «зайцескока», рыжая, вообще перестала, что-либо соображать. Голова закружилась. Опять затошнило. Перестав следить за скачущими мыслями и сконцентрировавшись на подавлении тошноты, она несколько успокоилась и смогла заставить себя думать собрано.

— Ты ведь мне поможешь? — зачем-то спросила Райс Апити, на мгновение поймав себя на мысли, что если останется одна, то вообще, пропадёт.

— Как? — тут же со смехом поинтересовалась Апити.

— Ну… — Райс задумалась, — «каком». Я же, ни ухом не рылом, во всём этом. Хоть объясни, как тут, у вас всё делается.

— Ну, если только в этом, — пожала плечами Апити.

Она вкратце поведала о девяти кругах испытаний, которые обязана пройти любая «особая», допущенная Троицей, вот только, что конкретно они из себя представляли, она толком не знала. Так, только в общих чертах, акцентируя на том, что при прохождении каждого круга, дева получает какую-нибудь особенность или наоборот, как сейчас, избавляется от чего-то лишнего и не нужного.

В конечном итоге, после многих и толком ничего не объясняющих слов, она честно призналась, что сама мало знает обо всём этом, потому что, эти круги, окутаны тайной и наставница, по поводу их, почти всегда говорила одно и тоже, мол, попадёшь — узнаешь.

Наступило молчание. Каждая думала о своём. О чём думала Апити, сказать было трудно, а вот мысли Райс, заклубились у неё в голове, мрачнее тучи. Она вспомнила маму, в тот роковой последний день, вспомнила её напряжённое лицо, измученное тягостными мыслями. Её, не то усталый, не то больной вид, не спавшего ночь человека.

Рыжая, только сейчас осознала и готова была дать руку на отсечение, что мама, преднамеренно решилась на этот поступок и это решение, далось ей очень нелегко, понимая, что вполне возможно, больше никогда не увидит свою родную дочь живой или, судя по испытаниям, в здравом уме, но она пошла на это. Почему? Почему, прежние царицы, из своих дочерей, не выращивали себе замену? Что у них дочерей не было или не пускали на испытания?

И тут Райс, неожиданно пришла, к неутешительному, для себя выводу, от которого, мурашки по спине побежали и волосы зашевелились: «Я, как царская дочь, должна стать будущей царицей степи, или должна, просто, исчезнуть, как и многие другие дочери, других цариц».

Кем бы она могла стать и какое у неё было бы будущее, не отправь её на эти испытания, мама? Самое большее, чего Райс могла добиться, это стать рядовой ордынской девой боевого сестричества, а там, коль заслужит, подняться до Матёрой. Вот и всё. В этом, весь её потолок.

До этого дня, Райс никогда не интересовалась, как становятся царицами. Лишь знала, что в отличии от мужицких царей, каким был её папа, цариц не выбирают ордой, потому что, они всегда особые, «меченные». Она на таких насмотрелась в бане, среди маминого окружения, но откуда они брались, рыжая не знала, лишний раз коря себя, что дурой была, когда всему этому учили, а ведь учили этому наверняка.

И только теперь, сидя в выгребной яме, она отчётливо поняла, что встала на путь, на котором «выращивают цариц». Вернее, даже не так. Она не поняла, а заставила себя в это поверить. Царская дочь внушила себе, что мама послала её на эти испытания, именно для того, чтобы дочь стала царицей или исчезла с лица земли, не опускаясь до простой боевой девы.

Она понимала, что это лишь догадки разума, находящегося на границе сумасшествия, а исходя из того, как с ней обращаются, Райс, может до самого конца, так и не узнать об истинных причинах маминого поступка. Поэтому, дева взяла, и сама себе всё объяснила, по ходу дела, поставив перед собой, очень высокую цель.

Ярица с ужасом для себя осознала, что не будет одна на этом пути. Наверняка, им пойдут и другие, вот только на вершину кручи, на которую вся эта орава будет карабкаться, заберётся только одна и только от неё, сейчас, зависит, сможет ли она претендовать на эту вершину или это место, займёт другая, более «особенная» дева, которая пройдёт эти колдовские круги, как их называет Апити, лучше её, а то, что эти круги будут непростыми, теперь рыжая, уже не сомневалась. Это открытие её огорчало и не давало покоя, ещё больше вгоняя в уныние.

Наконец, царская дочь оторвалась от пораженческих рассуждений, твёрдо решив бороться до конца, чего бы ей это не стоило и буднично спросила новую знакомую:

— А чё мы тут вообще делаем? Как долго нам в этом говне сидеть?

Апити повернулась к ней, высвобождая руки из петель, отмахиваясь от роя и так же буднично ответила:

— Скоро пить, есть принесут, тогда и поймёшь.

— Как пить, есть? Тут? — удивлению Райс, не было придела.

— Да, — не меняя спокойного тона, ответила ей светловолосая, — вон, в ту дыру побросают, а ты вылавливай еду, среди дерьма, да ешь, если черви не опередят.

— Фу, — скривилась в гримасе царская дочь, тут же позабыв, о всей своей решимости, — а зачем?

— Я ж тебе сказала, что тут, проходят ритуал «познание себя, через нечистоту», — опять наставительно заговорила «бывалая девка», принимаясь за нравоучения, — себя чуешь? Нечистоту лицезришь? Вот! Из тебя здесь, вытравливают брезгливость, подруга. Брезгливость — это непозволительная роскошь, которая допускается, только для обычных людей, но только не нас, «особых». Брезгливый человек, как зашоренная лошадь, видит и осознаёт только часть, а не целое. Это вовсе не говорит, что мы должны превратиться в свиней и питаться помоями, плавно переходя на опарышей. Просто, мы не имеем права быть брезгливыми к людям, какими бы омерзительными они не были, какими бы отвратительными не были их поступки и деяния. Мы должны понимать и принимать всех и всё. Брезгливость по жизни, крайне мешает, а вытравить из себя этого червя ограниченности, можно только так, через уничтожение брезгливости к еде.

Тут она остановила внушение, заинтересовано осмотрела царскую дочь, внимательно слушавшую её и уже по-простому добавила:

— Только делать вид, что ты этого «червя» поборола и убила, я тебе не советую. Они не смотрят на то, как мы едим и едим ли вообще, а это, говорит о том, что они, просто, знают, жив в нас ещё этот «червяк» или нет. И не спрашивай, как они это делают. Сама не знаю. Я, вот, уже третий день сижу и кажется совсем перестала брезговать и то не выпускают, а тебе, судя по твоим желудочным позывам, в этих «хоромах», ещё долго сидеть.

— Что за бред, — вновь взорвалась на эмоциях Райс, — а если я не смогу? И вообще, что будет, если я откажусь?

— Обломайся, — тут же равнодушно ответила соседка, — если не сможешь, то сдохнешь тут от голода и жажды, и поверь, тебя отсюда, даже, никто вынимать не будет. Хотя нет, от голода не сдохнешь, потому что, тебя, вот эти белые миленькие червячки, быстрей съедят.

И Апити расхохоталась, разгоняя волновыми движениями, тела кишащих вокруг опарышей.

— Этого не может быть! — чуть не заорав и сверкая заблестевшими от слёз глазами, запротестовала рыжая, — я, дочь царицы Тиоранты, и они не посмеют меня сгноить в этой вонючей яме.