Кровь Заката

2870 год от В.И.

Ночь с 9-го на 10-й день месяца Вепря.

Эр-Атэв, Эр-Иссар

Причудливая вязь звезд начертала на темно-синей эмали мудрость Баадука, недоступную разуму смертных. Калиф Усман задумчиво тронул бровь кончиком пера. Воистину ночь дарована людям для раздумий, любви и разговоров о тайном, а день для всего остального, не столь возвышенного и потаенного, но необходимого. Жара спала, легкий ветер доносил ропот моря и дыхание роз. В эту ночь под полной луной зарождались сотня сотен новых жизней, что прочертят небо бытия подобно падающим звездам, прилетев из тьмы и канув в вечность. Смуглая рука потянулась к изящной песочнице, и золотистая струйка полилась на свиток с новыми газеллами, ведь благодатная ночь еще создана для стихов и песен, вянущих под беспощадным солнцем, подобно ночным цветам. Однако владыка атэвов не мог себе позволить тратить благодатные часы лишь на возвышенное. Нежный звон колокольчика, малиновый занавес раздвинулся, и перед калифом простерся подобный бледной жабе евнух.

– Приведи почтеннейшего Абуну, Малик, и проследи, чтобы то, что должно быть закрытым, было закрыто.

Евнух, пятясь, вышел, калиф вновь придвинул к себе свиток и чернильницу и углубился в чтение, время от времени касаясь остро отточенным пером хаонгской бумаги. Казалось, Усман полностью отдался этому занятию, однако застать его врасплох было не легче, чем кошку. Когда пухлая рука Малика коснулась занавеса, калиф стоял у окна, равнодушно глядя на звездное небо.

– Да пребудут ночи владыки владык исполненными соловьиных песен и аромата роз. Тот, кого повелитель пожелал видеть, тут.

– Пусть войдет, и горе тебе, если твое любопытство окажется длиннее твоего разума.

Евнух тенью скользнул за порог, и в комнату вступил высокий старик с непокрытой головой [96] , чьи седины соперничали белизной с одеянием.

– Приветствую тебя, почтеннейший, – в голосе Усмана не было и намека на прежние лень и высокомерие.

– Да продлит Баадук дни повелителя. Ты звал, и я пришел.

– Абуна, твоя мудрость может сравниться лишь с твоей смелостью. Ты знаешь, зачем я оторвал тебя от созерцания звезд?

96

В Атэве ученые имеют право не покрывать голову даже в присутствии калифа.

– Проследить путь мысли калифа труднее, чем след рыбы в воде и птицы в небе, я могу лишь догадываться. Лев Атэва хочет знать о волках Арции.

– Ты не ошибся. Но я хочу большего. Я хуже тебя понимаю язык звезд и не столь хорошо помню слова древних, но во мне течет кровь Майхуба. Будет то, что будет, но я должен знать, мой ли сын протянет руку названному «Последним из Королей»?

– Мой мозг и мое сердце открыты для повелителя, и он видит, что я не могу сказать больше, чем скажу. Звезды лишь предполагают, но не приказывают, и судьба каждого человека подобна дикой кобылице, иного она несет, не разбирая дороги, иному покоряется… Небо и земля ополчились на тех, в ком течет кровь сгинувшего дея [97] Арраджа. Каждый новый день бросает горсть песка во вьюки верблюдов их судьбы. Мне не дано знать, дойдет ли их караван до благодатного оазиса или последний дромадер упадет со сломанным хребтом, придавив собой наездника. Звезды сулят владыкам Севера войны, предательства, распри и ненависть. Нет испытания и искушения, которое бы отвратило от них свое мерзкое лицо, но и их звезды стоят высоко.

97

Дей (атэв.) – король.

– Значит, – перебил ученого калиф, – их бой не безнадежен?

– Победа над своей бедой предвещает победу над всеми бедами, – склонил голову старый астролог.

2870 год от В.И.

Ночь с 9-го на 10-й день месяца Вепря.

Арция. Замок Ланже

Темно-синее небо с острыми стальными звездами, тяжелый снег внизу… Он сам не знал, зачем поднялся на башню. Внизу пировали гости, им было весело. Какое там весело, они были просто в восторге. Каждый по-своему, но в восторге. Этьен своего добился. Он умрет или тестем короля, или дедом. Рауль с Леоном… Ну, у братцев все просто. Отец всегда прав, а если отец не прав, тогда прав Шарль Тагэре. Теперь же, когда они со Старым Медведем перестали спорить, его сыновья пребывают в состоянии любви ко всему сущему и полном душевном согласии. Мунтские гости счастливы, потому что в гостях у самого регента и наследника, а местные нобили рады, что он не променял их на столичных хлыщей. Кажется, он угодил всем, аж противно… Интересно, видны ли из Фей-Вэйи звезды? То есть не из Фей-Вэйи, а из кельи Солы. Может быть, она тоже смотрит на небо, хотя вряд ли… Сейчас ей не до небес, ежегодный съезд сестринства, а Сола состоит при особе свихнувшейся Виргинии. Пока капустницы не разлетятся, ей и вздохнуть некогда будет.

Тот человек на коне говорил, что Циала была злом, и Шарль ему верил. Не мог не верить. То заклятье, которое погубило Солу, родилось в ордене, и не только оно одно. Если б он мог вырвать ее из рук Церкви, но это невозможно, да и сам он не свободен. У него нет выбора, вернее, он его уже сделал окончательно и бесповоротно.

Становилось холодно, но герцогу не хотелось спускаться в жаркий, пропахший вином и жареным мясом зал. Ему вообще не хотелось никого видеть, впрочем, его желания никто не спрашивал. Слово «должен» для Шарля Тагэре давно заменило слово «хочу». Это Филипп с Эдмоном пока не понимают, что быть Тагэре – это не иметь права быть собой и при этом (извольте-ка это совместить!) никогда себя не предавать… Шарло невесело ухмыльнулся. Воистину, зимняя ночь располагает либо к пьянству, либо к философии. Впрочем, завтра он уже будет дома. Дома? А есть ли у него дом? Тагэре и Эльта – его владения, но дом – это то, куда хочешь вернуться. Он не хочет возвращаться.

Глаза регента Арции бездумно шарили по снежной поверхности. Стоявшие на других башнях дозорные, видимо, в эту ночь предпочли бы оказаться среди пирующих. Их не занимали вопросы о тщете бытия, поэтому первым всадника увидел Шарль. Кто-то нещадно гнал коня от леса к замку. Это было странным. Гонец? Но гонец мог прискакать либо из Мунта, либо из Фло, на худой конец из Эльты, но никак не со стороны тихой лесной дороги, где до самой Агаи нет ничего, кроме небольших деревень, видящих десятый сон.

Никакие предчувствия герцога не посетили, ему просто стало любопытно. Ночной гость отвлекал от дурацких мыслей и давал право не присоединяться к пирующим. Шарло успел к воротам, как раз когда стражники выясняли, кого принес Проклятый. Видимо, ответы их устроили. Заскрипели петли, дернулись и нехотя полезли вверх прутья органки [98] , пропуская кое-как одетого всадника на дрожащем взмыленном коне. Шарль его не знал, но часовые сразу же назвали имя. Ги скоро год как служил в замке и был одним из тех, кого взял с собой Эдмон. Но в каком же он был виде!

98

Органка – подъемная решетка из полых металлических труб, напоминающих трубы органа.

2870 год от В.И.

10-й день месяца Вепря.

Тагэре

Габриэль не понимал беспокойства барона, но приказ есть приказ. Хоть и неохота было выезжать в канун праздников из Мунта, где мириец присмотрел себе симпатичную мещаночку, но он был слишком многим обязан Обену. Взявшись же за что бы то ни было, Габриэль все делал на совесть и, хоть и полагал поездку зряшной, покрывал за день не меньше полутора диа и через полторы кварты был в двух весах от Ланже, куда, как он выяснил в пути, занесло герцога Тагэре. Ехал прознатчик не скрываясь. В Арции было тихо, да и не боялся он разбойников. Он вообще мало чего боялся и поэтому, налетев на вооруженный до зубов разъезд, скорее удивился, чем испугался. Его заметили с холма, дорога вилась среди заснеженных полей, сверху было все как на ладони. До леса было слишком далеко, а драться бесполезно, да и глупо.

Габриэль немного подумал и, решив, что это скорей всего люди Тагэре, которым надоело пировать, в ответ на недвусмысленный жест начальника остановил коня. Поджидая стражников, мириец прикидывал, говорить ли о цели своего путешествия или же притвориться обывателем, едущим в Эльту по неотложному делу, но судьба преподнесла ему сюрприз.

Разъездом командовал Гийом, который не раз провожал его сначала к Фарбье, а затем и к Агнесе, а под светло-серыми зимними плащами виднелись алые лумэновские туники. Ничего не понимая, но стараясь выглядеть всезнающим и спокойным, прознатчик поздоровался так, словно был ужасно рад встрече. Самое удивительное, что Гийом отнюдь не удивился, увидев его, а лишь обронил, что он приехал вовремя, Ее Величество как раз ждет важных известий и весьма взволнована. Новости из Мунта ее немного развлекут. Тревожась все сильнее, Габриэль пошутил, что, хоть и надеялся на встречу, до конца в нее все-таки не верил.

– Мы сами не верим, – охотно откликнулся Гийом, – тут уж или в стремя ногой, или в пень головой. Маршал клянется, что все сойдет гладко, но я бы пока «виват» не кричал. Ваш конь устал, садитесь на запасного. Я провожу вас, тем более с этой стороны вряд ли можно ждать неожиданностей.

Габриэль молча перебрался на приведенного ему коня. Происходящее нравилось ему все меньше, но он слишком хорошо знал свое ремесло, чтобы это показывать. Лошади бежали крупной рысью, Гийом выспрашивал о том, что творится в Мунте, мириец отвечал. При известии о том, что Мальвани даже в праздники высылает разъезды, причем не только на юг, лицо сигуранта Агнесы скривилось.