Кровавая невеста

Он думал, что со мной легче торговаться? Я торгуюсь каждый день. Я заключаю сделки с пассивным выражением лица, с улыбкой, чтобы не дрогнуть. Я пожимаю руку своим инстинктам, когда они предупреждают меня о чем-то, и я в одиночку справляюсь со своим горем.

Я мило улыбнулась мэру Солсбери: — Чего бы вы хотели, сэр?

Он огляделся вокруг. Конечно, подумала я, он не знает. Он упивался мыслью, что новый Роккетти будет менее эффективен, чем те, с которыми он имел дело: — Историческое общество. — выпалил он. — Я хочу, чтобы вы, миссис Роккетти, стали нашим покровителем. Это не будет сложной работой. Вам просто нужно посетить несколько собраний и помочь мне провести несколько мероприятий. — в его глазах появился блеск. — Конечно, если ваш муж не будет против того, чтобы поделиться с вами.

Пешка. Пешка. Пешка: — Я буду покровителем Исторического общества, — я передала ему ручку. — Теперь подпишите, сэр.

С большим удовольствием он нацарапал свою подпись на бумаге. Он кивнул, когда закончил: — Я отправлю это сегодня. Автодром должен быть узаконен к концу недели.

— Великолепно, — я поднялась со своего места. — Все было прекрасно, но мне пора идти. Проводите меня?

— Конечно. — Солсбери вскочил со своего места и повел меня назад, туда, откуда мы пришли. Оскуро следовал за ним, как зловещая тень.

— С нетерпением жду встречи с вами на заседаниях Исторического общества, миссис Рокетти, — сказал мэр, когда мы прощались.

Я улыбнулась: — А я с нетерпением жду возможности участвовать в них.

— Это Алессандро. — Оскуро передал мне свой телефон.

Звуки города пронеслись мимо, когда мы вышли из здания мэрии и вернулись в теплый весенний день. Мои глаза пробежались по улице, как и всегда, но Dodge Charger не было.

— Спасибо, Оскуро, — я прижала телефон к уху. — У меня есть собственный телефон. Тот, который ты мне купил.

— Я знаю, — раздался жесткий голос Алессандро. Не думай о поцелуе, не думай о поцелуе. — Ты получила сертификат?

Я спустилась по лестнице, стараясь не потревожить стаю птиц: — Получила.

— Сделал ли Солсбери попытку захватить власть?

Я нахмурилась: — Вы знали, что он попытается? И все равно послали меня туда? Неподготовленной?

Алессандро жестко рассмеялся на другом конце линии: — Ты много чего умеешь, жена, но ты не безоружна. — по тону его голоса я почувствовала, что он намекает на другие вещи. — О чем он просил? Нет, подожди, дай угадаю. Покровителя для одного из его нелепых клубов?

Я была рада, что он меня не видит, его насмешки заставляли меня краснеть: — Историческое общество.

В телефонной трубке послышался хохот. В одной комнате с Алессандро находилось несколько человек. Даже Оскуро улыбнулся.

— Как предсказуемо. Жаль, на самом деле. Мы надеялись, что твое симпатичное личико заставит его почувствовать себя более креативным, но увы. — Алессандро снова захихикал. У меня возникло искушение повесить трубку. — Хотя, это может быть полезно для тебя. Так ты не будешь торчать дома целыми днями, слоняясь без дела.

— Я не слоняюсь без дела, — я не смогла сдержать резкость в своем тоне.

Оскуро повернул голову ко мне. Я проигнорировал его предупреждающий взгляд.

— Ах, но ты хочешь сделать больше. А что может быть лучше, чем забота об истории Чикаго? — размышлял он.

Я чувствовала себя слишком смущенной, чтобы ответить. Я расхаживала вокруг, чувствуя силу от имени Роккетти, но все это было игрой. Я позволила словам Алессандро, сказанным все эти ночи назад, изменить мое мнение, и теперь я выглядела и чувствовала себя идиоткой. Меня разыграли Роккетти, и по какой-то глупой причине мне было больно от этого.

Роккетти не нужно беспокоиться о сертификате по борьбе с Мафией. У них весь город в кармане, подумала я.

— София? — позвал Алессандро.

— Извини, мне нужно идти. У меня назначена встреча.

Он фыркнул.

Я повесила трубку, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.

Оскуро молча последовал за мной к машине, излучая напряжение. Я чувствовала в воздухе запах его неодобрения, настолько он был силен. Когда мы пристегнулись, я спросила его: — В чем дело, Оскуро?

Его челюсть сжалась: — Вам не следует злить Алессандро, мэм. Он не отличается терпением.

Предупреждение со стороны Оскуро стало для меня неожиданностью. Я не думала, что Оскуро способен говорить не по делу, а тут такое. Я хотела прислушаться к предупреждению Оскуро, действительно хотела, но не могла не сердить Алессандро. Каждый мой шаг, казалось, действовал ему на нервы.

— Он тебе не нравится? — спросила я с любопытством.

Оскуро не отрывал глаз от дороги, но был смертельно серьезен: — Я готов отдать жизнь за Алессандро. Нет другого человека, которого я хотел бы иметь у себя за спиной, когда иду на войну, и нет другого Капо, которого я бы слушался. Но... я бы не подпустил его к женщинам моей семьи.

Я с сожалением посмотрела в окно. Если бы только мой отец придерживался той же политики, что и Оскуро: — Думаешь, меня надо было отдать Сальваторе — младшему? Или даже Тото Грозному?

— Нет.

— Тогда, может быть, мальчику Томмазо?

— Глупый мальчик, — прокомментировал Оскуро. — Но он был бы хорош для вас. Легче... легче быть ему женой.

Я улыбнулась, хотя и немного грустно. Оскуро не думает, что ты сможешь выжить у Роккетти. И твой отец тоже, сказал голос в моей голове. И, наверное, они правы.

— Ну, теперь уже слишком поздно, — пробормотала я.

— Слишком поздно, — он согласился.

Мой телефон прорезал тишину. Если бы это был Алессандро, я бы не обрадовалась. Вместо этого на экране высветилось имя моего отца. Мы не разговаривали с момента нашего ужина накануне годовщины смерти Кэт. Я не была уверена, кто должен сделать первый шаг, поэтому отдала инициативу ему. Папа лучше справлялся, когда чувствовал, что контролирует ситуацию.

— Папа, — ответила я.

— Bambolina, — сказал папа. В его голосе звучало легкое смущение. — Как ты, моя дорогая?

— Я в порядке. А ты?

Он сделал паузу: — Прекрасно.

Прошло мгновение молчания.

— Насчет той ночи...

— Все в порядке, папа. Ты был немного пьян. И это было за день до... годовщины Кэт.

— Это не делает это нормальным. — сказал он жестко.

Я понизила голос: — Папа, то, о чем ты меня предупреждал... это был бред пьяного человека или мне не следует ничего говорить?

— Не говори ничего.

— Почему...

— Это не твое дело. Но я твой отец, и когда речь идет о твоей защите, я отвечаю за это.