Кровавая весна 91-го

Максимов вздохнул, достал из дипломата сложенный листик с телефоном Грищенко. Вышел в прихожую, взял трубку телефона и набрал номер.

— Да, — раздался в трубке неуверенный голос рыжего.

— Бдишь на боевом посту? — усмехнулся политтехнолог. — Молодец. Одевайся, и через двадцать минут ожидай меня на спортивной площадке в моем дворе. Пойдем в гости.

— А, — Гринченко завис, потом растерянно уточнил. — Лене точно нужна помощь?

— Точно, — заверил Андрей. — Не тупи. Всё, через двадцать минут на площадке.

Трубка с клацаньем легла на рычаги.

— Он сказал: «Поехали», и взмахнул рукой, — промурлыкал Андрей.

Настроение было отличным…

Квартиру Колокольцевой, проинструктированный Русиным, Максимов нашел сразу. Благо, жила она недалеко, в следующем доме. Поднявшись на шестой этаж, Андрей сразу отыскал нужную дверь. Отвел порозовевшего от волнения Олега вниз по лестнице.

— Стой здесь, жди, пока позову. Не вздумай никуда убежать, подведешь Лену. А ей надо обязательно помочь с физикой. Я там долго не задержусь, минуты через две, позову. В крайнем случае, через пять. Понял?

— П-понял, — кивнул рыжий. — С-стою.

От переполнявших эмоций Гринченко затрясло. Даже заикаться начал.

«Вот же, влюбленное создание», — хмыкнул Максимов.

Поднялся вверх и утопил палец в кнопку звонка над черной дверью.

— Иду, — раздался девичий голос. Внутри квартиры зашелестели шаги. Мелькнул светом и снова потемнел дверной глазок. Дважды щелкнул замок. Дверь приоткрылась.

Максимов зашел в холл. Лена и Инга встретили его в полной боевой готовности. Колокольцева была в коротеньком халатике, еле доходящим до коленок. Упругие шары грудей, с дрожащими прозрачными капельками, притягивали к себе внимание. Аус щеголяла в расстегнутой жемчужной блузке и мини-юбке, едва закрывавшей зону бикини. Девчонки заговорщицки переглянулись, когда Максимов с трудом отвел взгляд от вызывающе выпяченной под халатом груди.

— Привет, Андрюша, — промурлыкала Лена. — Извини, что я в таком виде. Только что из душа вышла. Надеюсь, ты не обиделся?

— Конечно, нет, — усмехнулся Максимов. — Наоборот, я в восхищении.

Мы тебя ждали с нетерпением, — с придыханием добавила Инга, многообещающе стрельнув томным взглядом из под длинных ресниц, и вздохнула. — Так хотели подготовиться к самостоятельной, ты даже не представляешь.

— Раз хотели, подготовимся, — хищно улыбнулся Максимов. — Начнём с простого. Изучим раздел возвратно-поступательных движений. Где тут у вас кровать?

* * *

На следующий день Георгадзе в школе не появился. Место рядом с Лесиным пустовало все шесть уроков. Оставшийся в одиночестве сынок секретаря горкома старался не сталкиваться с Максимовым и Русиным, а если случалось пересечься, отворачивался и быстро уходил.

Слухи о произошедшем на площадке сквера со скоростью звука разлетелись по выпускным классам. Одноклассники хихикали и шушукались, посматривая на Максимова. Ученики с параллельного класса, встреченные в коридоре, улыбались и толкали друг друга локтями, кивая на Андрея. Политтехнолог стойко переносил повышенное внимание, изображая абсолютную невозмутимость.

Колокольцева и Аус после вчерашней встречи, притихли. Максимова гордо игнорировали. На уроках он несколько раз ловил их взгляды, брошенные украдкой. Лена посматривала с опасением и холодными прищуром снайпера, глядящего через прицел. Наверно, месть планировала.

Аус с деланным безразличием быстро отворачивалась. Но в глубине карих глаз, под художественно растрепанной каштановой челкой, мелькал живой огонёк интереса.

Подходить к нему подруги опасались. Осознали: девичьи чары Максимова не действуют, а привычные манипуляции и игры, оборачиваются против самих интриганок.

Зато нарисовалась новая проблема — комсорг школы Хомяков, похоже, единственный, кто был не в курсе о произошедшем конфузе Георгадзе.

В столовой на большой перемене толстяк подсел за столик к разгружающим подносы Максимову и Лесину.

Начал с наезда:

— Максимов, ты вообще знаешь, что комсомол — это не только значок на лацкане пиджака, но ещё и ответственность! Ты, почему собрания пропускаешь, от общественной нагрузки уклоняешься? Хочешь, чтобы твоя безынициативность и избегание обязанностей были отражены в характеристике?

Примечания.

Пуанты — туфли балерин, в которых можно стать на носок.

Глава 14

— Хомяков, иди, лечи кого-нибудь другого, — вместо Максимова с ленцой ответил Саня.- Отстань от нас. Ты сейчас никто и звать никак.

— Тебя не спрашивали, — огрызнулся толстяк. — Я с Вороновым разговариваю. Он в наш комитет входит.

— Да плевать, — ухмыльнулся Русин. — Сейчас не начало восьмидесятых. Тебя уже половина класса нахер послала с твоими мероприятиями. Хочешь, чтобы другая туда же отправила? Так это запросто. Иди на хер, Толик.

— За хамство ответишь, — поджал губы Хомяков. — Воронов, в понедельник после уроков у нас собрание. Чтобы был в любом случае. Мы с Ивченко на тебя очень рассчитываем.

— А может не надо? — устало глянул Максимов.

— Что не надо? — не понял комсорг.

— На меня очень рассчитывать, — пояснил Андрей.

— Ты всё-таки хочешь, чтобы характеристику испортили? — злобно глянул Хомяков. — Я поговорю на эту тему с Марией Алексеевной. И от комитета комсомола отрицательный отзыв организую.

«Посоветовать свернуть его в трубочку и засунуть в ж…? Зачем? Как там, в „Айболите 66“ пелось? Нормальные герои всегда идут в обход»

Максимов остановил возмущенно вскинувшегося Сашу.

— Очень надо прийти?

— Это твоя обязанность, как комсомольца, Воронов, — буркнул недовольный Хомяков.

«Ты сам напросился, толстяк. Потом не жалуйся», — мстительно усмехнулся политтехнолог.

— Раз надо, приду, — пообещал Андрей.

— Не опаздывай, — пузан метнул злой взгляд на вяло ковыряющегося вилкой в макаронах Сашу. — Понедельник, половина четвертого, кабинет истории. А о твоем хамстве Русин, мы ещё поговорим. Позже. Вместе с директором.

— Да хоть с генеральным секретарем, — отмахнулся Саня. — Иди уже отсюда, Хомяков, не порти аппетит.

— Сто процентов настучит директрисе, а она женщина строгая, сам говорил, дома портрет Сталина стоит, — напомнил Максимов. — Наверно, комсомолкой пламенной в своё время была. А ты комсорга школы только что послал.

— Была, — усмехнулся Русин. — Я тебе больше скажу. Она с Ниной Андреевой переписывается. Той, которая письмо в «Советской России» Горбачеву написала: «Не могу поступаться принципами». Марии оно так понравилось, что автора сама нашла. В Ленинград в отпуск ездила и с ней встречалась. Даже сильно удивилась, когда узнала, что та, не историк, а учёный-химик. Как ты думаешь, откуда я это всё знаю?