Кровавая жертва Молоху

Когда господин Яльмар Лундбум в следующий раз объявится в Кируне, она будет идти по улице под ручку с кем-нибудь другим! А если он захочет встретиться, она ответит, что занята подготовкой к урокам, – и пусть сидит один!

Пытаясь избавиться от безрадостных мыслей, она ходила на разные собрания, много читала. Щепка часто просит ее почитать вслух: «Посиди, почитай мне, – говорит она, – а я пока посуду помою». Однажды она даже пошла со своей подругой в клуб работающих женщин и на собрание Армии спасения, чтобы послушать струнный квартет.

Щепка рада компании. Юхан Альбин обожает свою невесту Щепку, но в церковь и в клуб работающих женщин с ней не ходит, это для него, как он говорит, совершенно исключено.

Но с благими намерениями дело обстоит неважно. Вот она уже бежит по улице, забыв кофту.

Как в Писании. Как в Песне песней. Она бродит по городу и ищет своего возлюбленного, хотя стражи города бьют ее и смеются над ней. «Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям и буду искать того, которого любит душа моя» [26] . И вновь, и вновь повторяет она: «Я больна от любви».

26

Песнь песней Соломона, 3:2.

Вот такие дела. Эта любовь – болезнь в крови.

Приблизившись к дому Яльмара Лундбума, она замедляет шаг. По телу пробегает дрожь, когда она видит его. Как притаившаяся форель – быстрое движение, распространяющееся по всему телу. В ней живет эта предательская любовь, это она так пульсирует. Затем по телу снова пробегает дрожь, на этот раз – от страха, потому что рядом с господином директором стоит Фаст и беседует с ним. Управляющего она не видела с того фестиваля раков. Щепке она рассказала обо всем задним числом, и та предостерегала ее: «Берегись, держись от него подальше, слушай, что говорю тебе, – он опасен». Чуть в стороне мается начальник детской избы Юханссон и ждет, пока настанет его черед поговорить с директором.

Фаст первым замечает Элину, поскольку Яльмар стоит к ней спиной. С деланым спокойствием она проходит мимо них и, поравнявшись, приветствует легким наклоном головы.

Лундбум произносит:

– Фрёкен Петтерссон!

И все трое мужчин прикасаются к полям шляпы – ну, кроме Юханссона, поскольку у него на голове серая вязаная шапка, за которую он неуклюже тянет. Но она уже прошла мимо, унося свое ноющее сердце. В голове у нее стучит от любви и страха.

Теперь она должна сдержаться и не пуститься наутек.

«Не бежать, – приказывает она себе, ощущая спиной их взгляды. – Не бежать, не бежать!»

Главный управляющий Фаст переводит взгляд с Элины на директора. Вот оно что. Она проходит парадом без кофты и без пальто, как потаскушка, чтобы показать свою тонкую талию и пышную грудь. И роскошные светлые волосы. Но директор, он… он стоит перед Фастом, ожидая продолжения разговора. Похоже, это маленькое приключение уже позади? Ну что ж, тогда путь свободен. Когда волк и медведь попировали всласть, наступает время воронов и лис.

«Беги, маленький крольчонок, – думает он, разглядывая крутой изгиб ее бедер. – Беги, беги».

Вечером мальчик-посыльный приносит Элине записку.

«Любимая моя Элина, – пишет Яльмар Лундбум. – Сегодня ты так быстро прошла мимо, что я даже не успел с тобой толком поздороваться. Возможно, война уже отняла тебя у меня. Возможно, твои чувства остыли – и ты встретила кого-то другого. Если даже это так, я хочу оставаться твоим другом и как друг хочу пригласить тебя на ужин сегодня вечером. Ты можешь? Ты хочешь? Твой Я».

Она видит только «Любимая моя Элина». Читает слово «любимая» снова и снова. А потом спешит к нему. Да. Она больна от любви. Еще до десерта они оказываются в постели.

И она не спрашивает: «Ты любишь меня? Я тебе по-прежнему нравлюсь? Что нас ждет в будущем?»

Но она смотрит на него. Он засыпает, словно его ударили по голове. Если бы он хоть чуть-чуть поговорил с ней, как когда-то. Прошептал, что любит ее, а потом заснул в ее объятиях, как ребенок. Нет, он переворачивается на спину и мгновенно засыпает. Она встает, подмывается. Возвращается в постель. Смотрит на него долгим взглядом. О сне нечего и думать.

Мысли как песок. Элина дышит этим песком, он заполняет ее легкие с каждым вдохом. Скоро вся она превратится в породу из серого шлака. Он больше не любит ее. Она для него ничто.

В конце концов она одевается и одна среди ночи отправляется домой. А он остается спокойно спать.

На Луосс-ярви лег лед. В такую холодную ночь он быстро нарастает, трескается и гудит. У лопарей есть для этого особое слово, «йомидит» – когда лед поет, воет, хотя никто по нему не ходит.

Всю дорогу до дома лед завывает в ушах Элины, беспрерывно плачет, жалуется и раскалывается.

– Я почти уверена, – сказала Марианн Аспехульт в продуктовом магазине BW, указывая на фотографию Йокке Хэггрута. – То есть я совершенно уверена. Он иногда бывает у нас, хотя я и не помню, чтобы он покупал именно сим-карту.

Анна-Мария Мелла оглядела магазинчик. Тут очень уютно. А она никогда сюда не заходила, хотя существует он, наверное, уже много лет.

Марианн Аспехульт посмотрела на фотографии двух других мужчин, которые, по словам Сиввинга, имеют рыбацкие будочки в районе Абиску.

– Вполне вероятно, что эти двое тоже иногда заходят сюда, хотя я и не помню. Однако мне кажется, что… нет.

Анна-Мария кивнула.

– Спасибо, – проговорила она.

– Скажите мне, пожалуйста, – спросила Марианн Аспехульт. – Это как-то связано с убийством в Курравааре?

Анна-Мария с сожалением покачала головой.

– Нет? Ясное дело, – проговорила Марианн Аспехульт. – Возьми сладостей, если хочешь. Или вечернюю газету.

«Люди такие милые, – думала Анна-Мария, выходя из магазинчика. – И большинство из них не склонно убивать своих ближних».

Затем она набрала номер фон Поста. Настало время забрать Йокке Хэггрута на допрос.

Ребекка Мартинссон вела машину по шоссе в сторону Юккасярви. Сын Суль-Бритт Матти работал в ледяной мастерской возле «Ледяного отеля».

Здесь выпиливали ледяные кубы, из которых потом строили отель, обеспечивали скульпторов блоками для создания их творений и выпиливали узоры на ледяной поверхности по их эскизам. Здесь делали стаканы изо льда, тарелки изо льда – всю утварь для отеля, который начнут строить зимой.