Кровавая жертва Молоху

– Ну, заберите ее себе, – говорит он. – У нее между ног так зачесалось, что она сама меня очень просила.

Затем он спокойно уходит. Даже не думает торопиться.

Двое молодых мужчин и Элина стоят на месте. Когда управляющий скрылся из виду, Юхан Альбин говорит:

– Не плачь, Элина. Мы проводим тебя домой.

– Спасибо, – чуть слышно произносит она.

– Не благодари, я ненавижу управляющих.

По дороге домой он рассказывает товарищу и Элине свою историю. Элина уже слышала ее от Щепки, но ни словом не упоминает об этом – не хочет, чтобы он подумал, будто его невеста проболталась. Женщины многое друг другу рассказывают. О самих себе и о тех, кого любят. Мужчины этого порой не понимают.

Он рассказывает о родителях, которые были бедными крестьянами-арендаторами в Эверкаликсе.

– Отец отлично умел обращаться с животными. Понимал толк в травах, которыми можно лечить скотину. Да и людей тоже, но об этом в открытую не говорилось. Умел останавливать кровь и все такое. И к тому же он как никто принимал трудные роды. Умел вытащить их – телят, жеребят, человеческих детенышей. Стоп, осторожно. Давай, Хейкки, мы ее перенесем. Когда же они выроют канавы вдоль дороги? Каждый год одна и та же история. Ну вот, иногда он вынимал их по частям. Когда теленок оказывался слишком большим или лежал неправильно. Это адская работа – разрубить теленка внутри коровы и достать, не повредив корову. Но деваться было некуда. Если семья лишалась единственной коровы, то погибала с голоду. Если отец и выпивал, то только после таких вот случаев…

Юхан Альбин потряс головой.

– За труды с ним обычно расплачивались самогонкой. Он находил какой-нибудь стог сена и пил до бесчувствия. Домой не возвращался, пока не протрезвеет.

Хейкки бормочет voihelvetti [30] .

– Но какое все это имеет отношение к управляющим… – начинает Элина. На самом деле она знает ответ, просто хочет помочь ему в его трудном рассказе.

– В тех местах был фогт-немец. И он был слаб до маленьких лопарских девочек.

30

Ах, проклятье! (фин.)

– Ты знаешь, – поясняет Хейкки Элине, – Карл XII – у него в армии были немецкие наемники. После войны они не могли вернуться домой, ведь они сражались против своих земляков, так что они перебрались сюда и занимались кто чем мог.

– Становились палачами, – проговорил Юхан Альбин, – и управляющими. И их сыновья становились палачами и управляющими. И их сыновья. Так или иначе, им было лет по одиннадцать-двенадцать – это были безответные лопарские девочки, так что он делал с ними что хотел. Но когда они беременели, их тело еще не могло произвести на свет ребенка. И тогда посылали за моим отцом. Двух девочек ему спасти не удалось. Они умерли при родах. И тогда, после второй…

Они уже пришли к дому, где живут Элина и Щепка. Она приглашает их зайти. Все равно придется готовить ужин для постояльцев. Хватит и еще двоим. Это такая мелочь на фоне ее благодарности.

Щепка приходит домой вскоре после них. В руке у нее ведро с рыбой. На ужин будет тушеный налим.

Они рассказывают ей, что приключилось с Элиной. Щепка слушает, отрубая головы налимам, чистит их и вынимает внутренности с таким лицом, словно на разделочной доске перед ней лежит сам управляющий Фаст.

Затем Юхан Альбин продолжает рассказ об управляющем из своего детства.

– Когда умерла последняя девочка, терпение отца лопнуло. Однажды вечером он подстерег управляющего и кастрировал его, как кастрируют лошадей. Сначала мощным ударом сшиб его с ног. Потом прибил гвоздями за одежду к двери конюшни и взялся за дело. Разрезал мошонку, вывернул и отрезал шарики.

Он сжимает кулак, на несколько минут ему становится тяжело говорить. Щепка стоит с окровавленными руками и, кажется, готова заключить его в объятия.

– Управляющий выжил. Но моего отца осудили на пять лет каторги. Через два года он умер от лихорадки. Мать не могла одна вырастить нас – нас было пятеро. Мне было тогда пять лет. Так что мы все попали на бедняцкий аукцион [31] . Я оказался в финской семье углежогов, но выдержал там всего год. Потом сбежал. Пошел туда, где строили железную дорогу. Начал помогать строителям – таскал тяжеленные ведра с кривыми гвоздями в кузницу и выправленные гвозди обратно. Ни дня не учился в школе. В конце концов оказался здесь. Как я уже сказал, управляющих я с тех пор не люблю.

31

В Швеции в начале ХХ века детей бедняков передавали на воспитание той семье, которая запрашивала у социальной службы наименьшую сумму на их содержание.

Они ужинают в подавленном молчании. Нищета притаилась в лесу у края шахтерского поселка, готовая поглотить всякого, кто лишился руки, мужа, чести.

Чести, да. Элина чувствует, что кусок не лезет в горло, но делает вид, что все в порядке. Пытается обмануть саму себя.

Карл фон Пост вышел из себя.

– Я вне себя! – крикнул он Соне, сидевшей на коммутаторе.

И когда он слегка нажал на Соню, то выяснилось, что Ребекка не только забрала рубашку, сидевшую когда-то на теле задранного медведем отца Суль-Бритт Ууситало, но и попросила Соню разыскать дело о ДТП, в котором погиб внук того самого старика.

– Ну, это уже слишком, тысяча чертей! – закричал он и побежал к Альфу Бьернфуту, который сидел в кабинете Ребекки и одно за другим писал решения суда после прошедших за день заседаний.

– Она, – выпалил он дрожащим от состояния аффекта голосом. – Она, это Ребекка Мартинссон! Она вмешивается в ход следствия!

Альф Бьернфут опустил очки на переносицу и посмотрел на фон Поста. Затем снова сдвинул их на лоб и продолжал вычитывать свои распечатки, пока его подчиненный многословно и громко излагал суть дела.

– Это вопрос для сектора по личным делам Национальной прокуратуры, – закончил свое выступление фон Пост. – Ее должны снять с должности!

– Но если я правильно тебя понял, – спокойно ответил Альф Бьернфут, – она вмешивается совсем не в твое расследование. Она изучает материалы по двум несчастным случаям – и если эти люди приходятся родственниками твоей жертвы…

– Это недопустимо, – выдохнул фон Пост. – Ты не можешь до бесконечности прикрывать ее, и ты отлично это знаешь. В Национальной прокуратуре не стали бы…

Альф Бьернфут поднял руки, показывая, что сдается.

– Я поговорю с ней, – сказал он.

Фон Пост не нашелся, что ответить. Он был в такой ярости, что в голове царила полная пустота.

Но одно он знал точно. С Ребеккой он поговорит сам. Ему многое надо ей сказать.

Ребекка Мартинссон и Ларс Похъянен, надев тонкие резиновые перчатки, складывали, как мозаику, разорванную рубашку. Им удалось собрать почти всю, не хватало только половины одного рукава и кусочка на спине.