Кроваво-красный

 — Она опозорила семью, тебя! — тон нависшей над имперцем Аркуэн растерял уверенность — его сменил напор, которым альтмерка заменяла чуждое для нее убеждение, — Убийца, одетая шлюхой...

 — В наше время встречаются и шлюхи, одетые убийцами. Это, думаю, хуже.

 Желтое лицо исказила судорога, и Терис была уверена, что сейчас Аркуэн, самое меньшее, схватится за нож.

 — Да как ты смеешь...

 — Как ты могла подумать, что я способен так отозваться о своей сестре? — голос Спикера выдал порцию вежливого удивления, — Я отношусь к тебе с огромным уважением, а если ты подумала о том босмере в таверне, то я вовсе тебя не виню: ты выпила лишнего...

 Глаза Аркуэн, обычно небольшие, сейчас были больше, чем у некоторых аргониан, и налились кровью, зато взгляд Лотты выдал живой интерес к упомянутому босмеру и связанным с ним событиям.

 — ВОН!!! Забирай свою чертову полукровку и убирайся! — вопль Аркуэн заставил поморщиться даже Матье, желтая рука взметнулась, указывая на выход.

 — Благодарю, дорогая сестра. — Лашанс через плечо обернулся к убийце, — Идем, Терис, нам здесь не рады.

 Терис не помнила, как оторвалась от стены и пошла следом, едва переставляя ноги. Она не чувствовала ни ставшей привычной головной боли, ни боли в плохо заживающей ране, только многочисленные взгляды, приставшие к спине. Идти, идти вперед и не упасть, выбраться из проклятого убежища, а там уже все равно, что будет, даже если Спикер убьет ее сам.

 Коридор тянулся бесконечно долго; факелы и однообразие испещренных дверями стен растянули дорогу на целую вечность, и только распахнутая дверь с развороченным замком обозначила его конец. Остальные шли следом, Терис слышала их шаги, но не оборачивалась, спиной чувствуя их взгляды, способные убить. Братство было братством в пределах убежища — для чужаков оно оборачивалось стаей голодных волков, готовых наброситься и растерзать за неосторожное слово, поступок или шаг через размытую грань неких норм.

 — Сестра, — через череду коридоров и залов, которые Терис не пыталась разглядеть, рядом из ниоткуда возник Матье. Убийца не сразу поняла, что он заботливо накинул ей на плечи ее плащ и всучил сумку, невозможной тяжестью оттянувшую плечо. Не в силах что-то сказать, она с благодарностью посмотрела и кивнула ему, и бретон ответил сдержанной, но теплой улыбкой.

 — Удачного вам пути, Спикер. — душитель кратко склонил голову и обменялся с имперцем не менее краткими взглядами; в глазах Спикера промелькнуло одобрение, и он кивнул в ответ.

 — Матье, проследи, чтобы Аркуэн не имела доступа к вину, пока не успокоится. Ей это вредно.

 — Это мой долг. — безукоризненно искренне и без излишнего фанатизма ответствовал Матье Белламон и, развернувшись, исчез за поворотом. Спикер продолжил путь, как будто забыв про Терис, и убийца поплелась следом, удерживая себя от того, чтобы держаться за стену. Не падать, не проявлять слабость, пока не покинет убежище, полное чужих глаз и ушей...

 Ночь встретила дождем и шелестом деревьев, родив в душе ощущение, что не было нескольких дней в подземельях, и это все та же ночь, в которую ее нашел Матье. Тот же лес, шумящий вокруг развалин особняка, сырая от дождя трава, только дождь куда холоднее и воздух режет легкие чистотой, от которой она успела отвыкнуть за время заключения. Убийца нетвердой рукой натянула капюшон и пошла, считая шаги и впиваясь взглядом в идущего на шаг впереди Спикера.

 Все-таки пришел, вытащил. Она не виновата, не нарушила Догмат, и суда не будет — Ситис не покарал ее, значит, не было и нарушения. Только что теперь? Простил или нет? Надо хоть что-то сказать, только совсем нет сил, остается только считать шаги, считать...

 Черная фигура развернулась одновременно с тем, как мир вдруг перевернулся, и в лицо снова хлынул дождь, заливая глаза. Спокойствие и усталость убили все эмоции, оставив только непреодолимой силы желание свернуться клубком и заснуть — прямо здесь, на холоде, под дождем.

 Терис почувствовала, как ставшее чужим тело осторожно приподняли и убрали с лица мокрые от дождя пряди волос, и дотронувшаяся до щеки неожиданно теплая рука заставила приоткрыть глаза.

 Темные глаза Лашанса хранили смесь беспокойства и ярости. Не на нее, а на тех, кто остался в убежище — на Аркуэн, Лотту и прочих озверевших от своего фанатизма братьев и сестер.

 — Спикер, простите... — Терис не смогла продолжить и только бессильно всхлипнула, уткнувшись лицом в шерстяную робу. Имперец не ответил. Она только почувствовала, как невольно отдернулась его рука, ощутив под ее одеждой выпирающие кости позвоночника и ребра, обозначившиеся теперь сильнее, чем обычно. Отдернулась ненадолго — спустя мгновение убийца оказалась крепко и тепло прижатой к груди имперца, и это добило все остававшиеся страхи. Дождь так же лил с черного неба, так же шумел лес, только теперь было странное, граничащее с счастьем спокойствие — на нее совсем не злились, даже наоборот.

 — Пойдем, в таверне будет теплее. — спустя несколько очень теплых и спокойных минут Спикер погладил ее по волосам, вытягивая из полудремы, — Тебе нужно поесть и выспаться. Да и мне тоже...

 Терис кивнула, прижавшись щекой к плечу имперца и ловя себя на мысли, что ей и так неплохо.

 — А потом ты расскажешь мне про свое задание. — вернувшиеся в до этого почти мягкий голос нотки непроницаемого спокойствия заставили Терис навострить уши, — И про малиновое платье, так встревожившее Аркуэн. В подробностях.

Глава 19

Часть дороги через лес выскользнула из памяти, оставив только смутные образы и ощущения. Идти самой больше не пришлось, и краткий путь до темной полузаброшенной дороги Терис проделала на руках Спикера, который нес ее легко, благо позволял вес полукровки. Она не сопротивлялась и не просила ее опустить — она и сама знала, что не пройдет долго, а так было тепло, удобно, и старый страх перед начальством отступил, оставив место осознанному в полной мере везению. Альгмара была права, в других убежищах намного, намного хуже, и даже говорящая с Ситисом Мари была не столь фанатична. Мари, правда, не занималась управлением, и Терис надеялась, что этого не произойдет: девушка вряд ли отличалась бы большой добротой и пониманием к подчиненным.

 Когда вынырнувшая из темноты черная лошадь взглянула огненно-алыми глазами, Терис содрогнулась, предчувствуя лихорадку. Не бывало у лошадей таких глаз, равно как и клыков, которыми она ласково прикусила руку хозяина. Не бывало, но Терис быстро убедилась в реальности своего бреда, когда лошадь вдруг рванулась, щелкнув зубами в сторону промчавшегося через дорогу оленя. Гнавшийся за ним волк резко остановился и, скаля клыки, медленно обошел кругом, после чего бесследно растворился в темноте чащи.

 — Нельзя, Тенегрив. — Лашанс слегка ударил лошадь по бархатному носу, когда та заинтересовалась ухом Терис и приоткрыла усеянную зубами пасть, не иначе чтобы как попробовать его.

 — Это лошадь? — вопрос в случае с клыкастой и явно хищной тварью был уместен, и стал еще более актуален, когда убийца оказалась в седле. Лошадь косо посмотрела на нее огненным глазом и топнула копытом, давая понять, что будет терпеть ее на себе разве что ради хозяина.

 — Почти. — Спикер забрался в седло позади Терис и перехватил начавший сползать повод, который убийца не держала — она вообще чувствовала себя несколько неуютно на спине странной зверюги и меньше всего хотела что-то трогать. Хотелось только спать, устроиться потеплее и спать, но вопросы напрашивались уже после первого взгляда на Тенегрива.