Кровавое Крещение «огнем и мечом»

* * *

Уже на другой день по Киеву проехали глашатаи верхом на конях, призывая киевлян идти к Почайне-реке вместе с женами и детьми. Велено было также везти к реке на повозках всех старых и увечных людей, кто сам передвигаться не может. На то была воля князя Владимира, пожелавшего окрестить свой народ по греческому обряду.

Покуда люди со всего Киева сходились к реке Почайне, тем временем княжеские дружинники пришли на капище, свалили в кучу деревянные кумиры языческих богов и подожгли. Жрецов, пытавшихся помешать этому, гридни избили плетками и древками копий.

Дубовый идол Перуна дружинники привязали к лошадям и волоком стащили его с горы по Боричеву извозу к ручью Крещатик. При этом двенадцать гридней колотили палками поверженный кумир Перуна, досталось от них и тем киевлянам, которые попытались вступиться за низверженного бога-громовержца.

Опасаясь, что ночью жрецы где-нибудь спрячут деревянного Перуна и вновь тайно станут приносить ему требы, Владимир приказал своим дружинникам сбросить дубовый идол в Днепр и пустить его вниз по течению. Нескольким гридням Владимир велел сесть на коней и ехать за плывущим кумиром по берегу до тех пор, пока он не минует Днепровские пороги. Всадники так и сделали, проводив Перуна до перекатов, после которых деревянный истукан вынесло течением на отмель. С той поры место это прозвали Перунова Мель.

На месте языческого капища Владимир повелел установить четыре медных коня и две бронзовые статуи, привезенные им из Корсуня. А рядом князь приказал заложить каменный фундамент будущего храма Богородицы.

Тысячи людей, столпившихся на берегу Почайны, боялись вступать в воду, как им повелевали греческие священники, собравшиеся крестить русичей скопом, разделив мужчин и женщин. Никто из киевлян не горел желанием отказываться от веры в дедовских богов и надевать на шею крест. Пришлось боярам и дружинникам, тем, кто не ходил к Корсуню и не принял там крещение, подать пример простому люду. Входя в воду, кто по шею, кто по грудь, знатные мужи проходили священный христианский обряд под чтение молитв священников-греков. Выходя обратно на берег, крещеные бояре говорили простолюдинам: «Если бы не была вера Христова хороша, то не приняли бы ее наш князь и дружина его».

Мало-помалу осмелевшие люди стали погружаться в реку, снимая с себя обувь и верхнее платье, некоторые держали на руках маленьких детей. И все же в первый день приняло крещение меньше половины киевлян. Большая часть народа так и разошлась под вечер по домам без крестов на шее.

На следующий день бирючи опять стали созывать киевлян к Почайне-реке, выкрикивая приказ князя слово в слово. На этот раз в княжеском повелении прозвучала угроза: «Если не придет кто сегодня на реку — будь то богатый или бедный, нищий или раб, — да будет мне враг!»

Княжеские дружинники шли по дворам и сгоняли киевлян к реке. Все, кто не желал креститься, ночью и на рассвете ушли из города в окрестные леса и деревни. Ушли из Киева и все языческие жрецы.

В ознаменование принятия Русью веры Христовой Владимир повелел всему Киеву пировать три дня. Княжеские слуги ставили столы прямо на улицах, выносили из княжеских кладовых и подвалов съестные припасы и угощали ими весь народ. Повара и хлебопеки княжеские трудились не покладая рук, приготовляя яства, варя хмельной мед и выпекая хлебы. Для больных и немощных тиуны княжеские доставляли меды и кушанья прямо домой.

Глядя на столь невиданное пиршество, тысяцкий Путята заметил Владимиру, мол, опустошит он ныне свои амбары, а если осенью неурожай случится, что тогда делать?

«У ромеев есть поговорка: сначала дай, потом возьми», — ответил на это Владимир.

На застолье в княжеском тереме Добрыня столкнулся с боярином Слудой.

— Почто твоего брата не было видно среди бояр, крестившихся в реке? — спросил Добрыня.

— Уехал мой брат в Чернигов, — хмуро ответил Слуда.

Понимая причину столь поспешного отъезда Слудова брата, Добрыня промолвил с усмешкой:

— Неужто твой брат полагает, что вера Христова до Чернигова не доберется?

— Русь велика, всю ее не осенить зараз крестом, — с многозначительным видом проговорил Слуда.

Глава четырнадцатая Аким Корсунянин

Среди греческих священников, прибывших вместе с Владимиром на Русь, один достоин особого упоминания. Это монах Иоаким, приехавший из Корсуня. На Руси его прозвали Акимом Корсунянином. Этот любознательный священник оставил описание событий, связанных с крещением Киева и других русских городов. Впоследствии труд Иоакима был переведен с греческого языка на русский уже при потомках Владимира Святославича. Эта самая древняя летопись так и называется — Иоакимовская.

Владимир, крестив киевлян, повелел Добрыне и тысяцкому Путяте выступить с войском к Новгороду, чтобы крестить его жителей, применив силу, если понадобится. Акиму Корсунянину тоже предстояло отправиться в Новгород, дабы стать тамошним епископом. Воинство Добрыни и Путяты, погрузившись на ладьи, двинулось вверх по Днепру.

По пути Добрыня и Путята низвергли языческих идолов в Любече и Орше, принудив тамошних жителей принять веру Христову.

От Орши было совсем недалеко до Смоленска, где народ поднялся скопом, не желая принимать христианскую веру. Беглецы-язычники, прибежавшие в Смоленск из Орши, убедили смолян взяться за оружие. Дружина Добрыни и Путяты обнаружила ворота Смоленска запертыми.

— Проваливайте отсель со своими священниками-греками! — кричали смоляне с городской стены. — Не надобен нам бог христианский, нам и с дедовскими богами хорошо живется!

— Ладно, живите и дальше с дедовскими богами, а мы пойдем в Новгород, — прокричал Добрыня, постучавшись в дубовые ворота Смоленска.

На глазах у смолян, толпившихся на стенах и башнях, киевская дружина взошла на суда и отчалила от берега. Тяжелые насады, подгоняемые взмахами длинных весел, двинулись вверх по Днепру к устью реки Кмость, по которой можно было добраться до переволоки в реку Ловать, впадавшую в Ильмень-озеро. Скрывшись за изгибом днепровского берега, ладьи киевлян встали на мелководье у поросшей лесом косы.

Добрыня знал, что ныне у язычников отмечается праздник Спожинки в честь окончания жатвы. На этом торжестве приносятся жертвы Велесу и Мокоши в виде молока и сжатых колосьев. Торжества непременно заканчиваются пиром, игрищами и хороводами. Покуда в Смоленске шло веселье, дружина киевлян сидела в укрытии, дожидаясь наступления темноты.

В полночь ладьи киевлян, скользя вниз по течению, словно черные длинные тени, вернулись к спящему Смоленску. Ворота города были заперты, однако стража крепко спала в хмельном угаре. Несколько киевлян по лестницам взобрались на стену, проникли в город и отворили ворота. Вступив в Смоленск, Добрыня и Путята первым делом взяли под стражу языческих жрецов и их рьяных сторонников из числа местных бояр.

На рассвете в Смоленске заполыхали костры, на которых киевляне сжигали деревянные кумиры языческих богов. В городе слышались плач и стенания женщин. Мрачно опустив головы, толпы смолян шли к Днепру, подталкиваемые дружинниками Добрыни и Путяты. На речном берегу стояли греческие священники во главе с Акимом Корсунянином с крестами и священными книгами в руках. Обряд крещения проходил в спешке и сумятице, многих смолян воинам Добрыни приходилось силой сталкивать в воду. Дабы самые ловкие из смолян не уплыли на другой берег Днепра, Путята повелел оградить место прибрежной святой купели лодками, в которых находились киевские ратники. И все же многим смолянам удалось избежать крещения, бежав в лес и на речные острова.