Кровавый Гарри

— Зачем же нужен суд, чтобы определить кто сильнее? — не понял Максим.

— Как это? — в свою очередь продемонстрировал непонимание подобной глупостью Иван, — А справедливость? Справедливость, малохольный, она основа всего. У государей одна, у дворян другая, у простых людей третья, у купцов вовсе своя. Это дворянам хорошо — на дуэль вызвать обидчика можно, а прочим что делать прикажешь? Они и идут сюда.

— Сюда?

— А где еще нанять бойцов, готовых отстоять не свою справедливость, а то и погибнуть за чужую правду? — улыбнулся Иван, и до Максима дошло

— То есть мы…

— Ты. Я — нет. А вот ты и прочие малохольные — да.

Приходят сюда люди и выбирают своего защитника Правды. За деньги. У каждого своя цена, малохольный.

— Ээээ…но ведь тот у кого больше денег, тот…

— Сможет нанять более сильного бойца, — кивнул "дядька", широко улыбаясь, — это ведь справедливо.

— То есть, — медленно подбирая слова, проговорил Максим, — ко мне может прийти Некто и…а я могу отказаться?

— Можешь, — еще шире заулыбался Иван, — ты все можешь! Например, встать, и хотя бы раз задеть меня дубинкой. Наверное.

По словам Ивана, кроме Максима в "домиках", окружающих арену, жило около двух десятков мужчин и женщин, и легко могло разместиться еще больше.

— Такие же малохольные как и ты, — охарактеризовал их "дядька", — знать друг о друге можно, видеть вам друг друга нельзя. Иначе может выйти несправедливость, — туманно пояснил он

Что за люди, где и с кем они занимаются, Максим так до конца не понял, поскольку на площадке кроме них с Иваном никого эти дни не было.

Кто же такой зловредный дед, "дядька" не знал тем более, а на вопрос Максима откуда он взялся на этом свете — заржал.

Обеды, впрочем, как и обещано, были плотные, хотя и простыми. Иван вообще любой прием пищи называл "обедом", не обращая внимания на время. Максим просыпался, видел потолок своей "камеры", и почти сразу слышал голос "дядьки", зовущий на тренировку. После утреннего обучения-избиения, когда Максим едва приходил в себя после целебного воздействия мази, прямо на площадке невесть откуда появлялся стол с хлебом, сыром и вареным мясом в глиняных тарелках. Запивать все предлагалось обычной водой. После чего тренировка возобновлялась.

"Действительно игра, — который раз решил Максим, — причем какая-то недоделанная. Но ощущения как настоящие, и больно и даже вкусно. Однако тупая все-таки. Почему я не становлюсь сильнее и быстрее? Где пробуждение магии, или чего там? Где кач? Что за абсурдный день сурка?"

Еда вскоре тоже надоела однообразием.

— Может и водочка есть? — с грустью выпив воды, решил обнаглеть парень.

— Есть родимая, есть, — радостно закивал Иван, — только ее за так не получить. Заработать должно. Справедливость помочь восстановить людям. Иначе кто поить за так будет, а?

— Ну давай восстановим, — пожал плечами Максим, — чего там надо то на справедливость ценой в бутылку? Инвалида избить? Я готов.

— Инвалида избить — дело хорошее, инвалида даже убить хорошо, если неправ этот инвалид, — согласился Иван.

— Но тут иное.

— Мыслил я тебя еще с недельку погонять, но раз водочки душа требует — медлить нельзя, так ведь?

Максим кивнул.

— Бегляночка тут одна. Из дома сбежала, от родного отца с матерью, дрянь такая. Они так и заявили, что "дрянь", мол. А отца и мать почитать надобно, как иначе? А эта — бежать, да к судьям, дура этакая, когда денег нет вовсе. Но закон един для всех, даже для таких как она.

— Ну и вот, а самое смешное, малохольный, что если у дитя нет денег, то за него родичи взнос делают. Закон. То есть им и за себя и за нее платить. Но за нее наименьшую цену, понятно. Тебе как раз на бутылку хватит. Согласен?

— Да я то согласен, а что делать нужно?

— Как это что? Состязание выиграть, ясное дело

— Какое?

— Разные бывают, но здесь совсем легко и просто. Даже говорить не о чем. Пару псов на нее спустят, на неблагодарную, ну, на тебя то есть. А ты отбейся! И бутылка твоя.

— Псов? — Максим засмеялся, раздражаясь на очередной абсурд и упорно принимая все за шутку.

— Ага. Ты обернись. Тянуть не будем, а то мясо остынет… Ахахаха, вот это я пошутил, да.

Максим обернулся и вздрогнул, увидев невесть (опять!) откуда взявшегося пожилого крестьянина (он так решил определить по лаптям), державшего на поводках двух огромных собак, напоминающих немецких овчарок, но более крупных, и девушку на вид лет пятнадцати, в потертом зеленом платье.

— А говоришь зачем мне одежда, — зло прошипел он Ивану, — тут женщина, а я голый!

— Не о том ты думаешь, малохольный, девка что, а вот собачки и отгрызть могут, — улыбнулся "дядька".

— Я бы их мигом раскидал, но вот как ты справишься — не представляю.

— А я и не буду справляться, — заявил Максим, — чтобы меня псы разорвали?! Ищите другого, отказываюсь.

— А вот это уже нельзя, парень, никак нельзя, — очень серьезно произнес Иван, — слово было сказано, что согласен. Первое слово дороже второго.

— Да ты ведь говорил, что могу отказаться! — возмутился Максим.

— Говорил. Можешь. Ты все можешь. Но тогда худо тебе будет. Сильно.

И Максим замолчал, во-первых донельзя удивленный, что его впервые назвали иначе как малохольным, а, во-вторых, интуитивно почувствовав, что спорить и вправду выйдет себе дороже.

"Да что со мной будет, в конце-то концов?", — подумалось ему, — "Даже если загрызут, и что? Вылечат быстро. Уже излечивали…а раз так, то чего я боюсь? Это игра такая, игра, девочки, дядька, собачки, а я просто в коме лежу. Когда уже меня из нее выведут?", но вслух лишь буркнул:

— Ладно уж… Хорошо тебе, все же не голый. Хоть бы сапогами поделился, бегать сподручнее, а?

Иван не понял юмора.

— Заслужишь — будут и сапоги.

— А как ты их заслужил? — инстинтивно Максим тянул время.

— О, это было давно, — расслабился здоровяк, — на войне. Я ведь и в армии царской служил. Офицера неприятельского убил. И сапоги с него снял. В сержанты произвели. Эх. Были времена! Я разрубил голову этого пса так ловко, что…

Иван махнул рукой, отгоняя столь приятные воспоминания, и, убрав ложку за пояс, встал между всеми участниками планируемого действа.