Кровавый Гарри

— Я прошу вас о милости, мой благороднейший и добрейший господин и повелитель.

— Какой же, моя верная коварная слуга?

— Позвольте мне прикончить жти бесполезные бурдюки с костями, чтобы мой господин не марал рук. — Сафра указала на полуживую семерку магов.

Мне стало интересно. Я кивнул. Эльфийка улубнулась благодарным оскалом во все свои тридцать два, или сколько там у них, зуба. Начав напевать что-то, она плавно подошла к остаткам разбитой армии, выхватив кинжал. Поставив первую жертву на колени, быстрым движением перерезала горло совсем молодому парню. Хлынула кровь, Сафра поддерживала его за шею, и кровь залила ей левую руку по локоть. Затем, она повторила действие еще шесть раз. Я наблюдал казнь не вмешиваясь. Люди вели себя по-разному, как и всегда. Один сам стал на колени, даже что-то промычал, другой пытался убежать, но был убит с особым видимым удовольствием для эльфийки. Она лизнула его кровь со своей руки. Третий пытался драться кулаками, четвертый помнил, что он маг, и делал тщетные попытки кастовать.

Когда все было завершено, эльфийка выглядела слегка возбужденной в сексуальном смысле. Глаза помутнели, у нее это был верный признак, грудь вздымалась. Ей очень нравилось содеяное. Кто я такой, чтобы быть против? У эльфов свои причуды, у магов — свои. Потому я только и сказал, любуясь красавицей:

— Кстати, Сафра, давно хотел у тебя спросить. Что означает твое имя?

— Сафра значит Звезда, мой благороднейший и щедрейший повелитель.

— Звезда? Это хорошо. Это очень хорошо, милая Сафра, это лучше, чем я мог ожидать.

Ее я ударил прямым пламенем, без прерываний, изо всей силы, в очередной раз опустошая себя до донышка, и усилив действие посохом. Выложил все что мог.

Сафра вспыхнула как спичка, успев окинуть меня неверящим взглядом. Я держал поток гудящего магического пламени так долго, что почувствовал неприятное покалывание в районе ядра, лишь после этого оборвав действие. Эльфийка, вернее то, что от нее осталось, а именно закопченый скелет, все прочее сгорела напрочь, по-прежнему "стояла", если можно так выразиться.

— Был неправ, прости меня, пожалуйста. — Сказал я скелету. — Гори, гори, моя звезда.

Глава 18

День 121. Город.

Наконец-то я вышел за заветную дверь! Город оказался… Впрочем, обо всем по-порядку. Пользуясь тем, что ко мне вернулось настроение привычной доброжелательности, перенесу на бумагу и краткое описание тех дней, когда я и думать не мог ни о чем, кроме как поскорее бы выйти отсюда. Хоть немного, пусть на день, но выйти. Последнее время это стало навязчивой идеей, мыслью, не желающей отпускать и на полчаса. Неделю, а может и дней десять, все мои мысли вертелись вокруг одного слова — "когда?". Когда я выйду за пределы опостылевшей площадки? Надоевшей камеры, или, вернее, склада, поскольку называть свое помещение комнатой, я, после убийства эльфийской твари, не могу.

Огромный куш, полученный за размазывание по песку магов, выкуп за их головы (небольшой. Договариваться пришли трое девушек, почти девочек, выглядевших столь непрезентабельно, хоть и мило, что я не стал требовать много, поняв, что их непрезентабельность не фикция), серия сравнительно небольших выступлений за Правду купцов, в сумме принесшая все же тысяч тридцать (небольших! Жирею..), все это вернуло мое привычное равнодушие к деньгам.

Мне было душно. Вышвыривать, или сжигать все что могло напомнить о Сафре я не стал. Хотел, но передумал, оставил как напоминание о собственной глупости, и в качестве дани определенному мазохизму. Но это же и не позволяло долго проводить время в комнате, к тому же, без эльфийки, все это совершенно непостижимым образом превратилось разом в гору хлама.

Тренировки стали интереснее дней на пять, и только. Посох прокачивал меня, а я развивал, или раскрывал возможности артефакта. Наставник обрел свою прежнюю неразговорчивость, с тем же равнодушием относясь к новым возможностям ученика. Результаты были невелики, если судить по счету, и мне ни разу не удавалось более-менее прилично задеть учителя, но содержание поменялось. Более не было непробиваемой стены, на которую я мог лишь скулить как собака на бетонный забор, подвластная сила возросла многократно, и "забор" бы не устоял, но вместо него оказалась вязкая, тягучая жидкость, и мне вновь недоставало мастерства.

Кстати, о силе. Она росла, и росла скоро, что было непонятным. Я спрашивал Михаила почему так, тот лишь отрывисто бросал, чтобы я не нес чуши, и не задавал вопросов, на которые могу ответить сам.

Могу? Кажется, что и он сильно переоценивает меня, а казался рациональным прагматиком! Пусть, мне же лучше. Но отчего растет сила? Ведь и без помощи посоха получалось все заметно сильнее, чище, быстрее. А уж с посохом — чувство силы опьяняло до ложного всемогущества, так что я был искренне благодарен учителю за то, что не дает мне зазнаться, не давая мне побеждать себя. Но и и не избивал он меня ни разу! Во время тренировок можно делать что угодно, мана для лечения в таких случаях разрешена до уровня полного восстановления подопытных подопечных, чем Михаил перестал пользоваться сразу с того памятного дня. Ибо незачем стало. Он переигрывал меня, тонкость наставника превосходила его силу, и мне ничего не оставалось, как признать свое магическое невежество. В сравнении. Потом я сообразил, что без побоев переношу свои неудачи тяжелее.

Отношение ко мне, если и изменилось, то ничем не выражалось, и заметить ничего не получалось.

— Что же вы, учитель, — пробовал я поязвить, — стращали, пугали, смерть пророчили, а на деле что вышло? Что и одна "крыса" с посохом раскатала бы всех этих горе-вояк в блин, не испытав особенных проблем?

— А ты разве не понял? — Михаил обозначил удивление на лице так, что стало понятно — он и не удивлен, и ему наплевать. — Ну и дурак.

— Не понял что, наставник? Что вы меня водите за нос? Что вы меня малость недооценивали? Что вы мизантроп?

Насмешливость прошла впустую, Михаил игнорировал любые попытки разговорить его. Пищу для размышлений дал, как ни удивительно, Иван. "Дядька", а ныне мой слуга, то есть вассал принесший клятву, неожиданно вмешался при очередном словесном наскоке на учителя, выкрикнув:

— Да, еклмн! Это же были не те маги, что должны были выйти, малохольный, ну как ты не соображаешь, а?

Воин отказался участвовать в наших тренировках, заявив, что не по Сеньке шапка, но каждое утро появлялся на Арене, усаживался с краю, скрестив ноги, и наблюдал. Или скучал. Жил он, как свободный, где-то за пределами комплекса, чему я уже страшно завидовал.

— Не те? — Я даже остановил каст, отчего посох недовольно завибрировал.

— Ну да. Не те. Ты действительно думал, что смог победить отряд знати? — Иван развеселился, хлопая себя по бедру. — Во даешь, малохольный! Это ведь шваль, отбросы, видно было и младенцу.

Действительно. Вид у них был что надо. И с такими вот договаривались городские павлины? Но где тогда "настоящие" маги, и почему они не вышли сами? О чем и спросил.

— А это уже ваши магические дела, сюзерен, что и почему. Откуда же мне знать? Отказались, значит. По каким причинам — сам соображай.

Я и соображал, только сообразить ничего не мог. Они, эти маги, думали, что справится эта шайка? Она бы и справилась, не получи я резкий рост магических сил и (почти) симбиоза с артефактом. Но зачем? Если все это ради денег, то как можно доверять столь крупную сумму каким-то оборванцам и слабым, я наконец-то хоть это понял, магам? А риск? Того же урона чести, если на то пошло, пусть деньги не важны, хоть и странно, но вызов всегда официален. Их честь, их Правда проиграла. И отношения с городскими вряд ли романтизирует. Поставить на кон крупную сумму, свою Правду, неизбежно прязанную к правам, отношения с администрацией, зачем?!