Кровные узы, или История одной ошибки

Господи, как я ей завидовала! Она и Тревис будут рядом, наслаждаясь обществом друг друга, никого не боясь. Это было так несправедливо! Я скучала по Бену. Мы перезванивались, но мне хотелось, чтобы он был со мной. Мы собирались встретиться в пятницу ночью на берегу в самой северной оконечности острова, там, где стояло то, что осталось от старой папиной часовни. Я надеялась, что дождя не будет, хотя он бы меня точно не остановил. Каждый раз, когда я представляла нас вместе, сердце пускалось вскачь.

Эмбер заерзала на своем месте.

– Я рада, что сегодня вечером буду далеко от берега, – сказала она, когда мы подъехали к окружной дороге.

– Почему?

– Откуда ты свалилась? – Она сковырнула какую-то крошку, прилипшую к ее ногтю на ноге. – Передавали, что будет страшный норд-ост на побережье. В университете я тоже его почувствую. Но на побережье он будет свирепствовать вовсю.

Вскоре я заметила, что вокруг нас потемнело. Сняв солнечные очки, я увидела, что тучи стали похожи на выбросы вулканического пепла. Может быть, шторм помешает завтрашнему заседанию суда. Слушания будут отложены, и нам удастся найти более приличного адвоката.

Я высадила Эмбер около университетского кампуса, а потом потратила больше получаса, пытаясь найти ожоговый центр и место, где можно припарковаться. Я забыла свой подарок – синий пакет с открытками – на заднем сиденье машины и вспомнила о нем, только когда подошла к лифту. Уже начинался дождь, когда я вернулась к машине, чтобы взять подарок. Мне совсем не улыбалось возвращаться домой во время шторма, так что надо поспешить.

Вскоре я нашла ожоговый центр. В приемной я спросила, где находится палата Кита. Одна из медсестер – толстая блондинка возраста моей мамы – отвела взгляд от монитора компьютера.

– Сейчас неприемные часы, дорогая, – сказала она.

Я сморщилась от слова «дорогая», невольно вспомнив Дон.

– Я смотрела часы работы и часы приема в Интернете. Там написано, что посещение разрешено с шести до десяти.

– В ожоговом центре свои часы, – сказала она, но потом встала. – Кого вы хотели увидеть? Кита Уэстона, говорите?

Я кивнула.

– Я ехала сюда с острова Топсейл.

– Господь вас возблагодарит, – сказала она. – А теперь можете пройти. Сегодня его мама не пришла, и он, возможно, будет рад посещению. – Она указала рукой в коридор: – Вторая дверь справа.

Я стояла в дверях палаты Кита, скованная внезапным смущением. Он лежал на ближней к двери кровати. Другая кровать была скрыта задернутой шторой. Он смотрел телевизор, висевший на шнуре, прикрепленном к потолку прямо напротив его кровати. Мне показалось, что у него по бокам лежат две длинные толстые трубы, обмотанные белой материей, пока я не сообразила, что это его руки. Господи, вот что делает огонь, подумала я. У меня ослабли колени, и я прислонилась к двери. Эмбер ошиблась. Я не была сильной. Мне захотелось выскочить из палаты и броситься на улицу.

Но я должна это сделать. И я заставила свои ватные ноги войти в палату.

– Привет, Кит, – сказала я.

Я знала его всю жизнь. У меня есть фотография, где мне три года, и он сидит у меня на коленях. Много лет я думала, что на фото – я с Энди, пока мама не сказала мне, что Энди до года не жил с нами. Мне исполнилось одиннадцать, когда она рассказала мне о своих алкогольных проблемах во время беременности, отчего Энди и стал таким. Я была так зла на нее после этого рассказа, что даже хотела ударить. Она успела схватить меня за руку и в присущей ей манере сказала, что понимает мой гнев, что сама ненавидит себя за то, что сделала, но старается исправиться и надеется, что я сделаю то же самое.

Кит оглянулся, чтобы посмотреть на меня, и я увидела, что половина его лица забинтована. Мне захотелось заплакать. На его лице было написано недоумение, как будто он не узнал меня.

– Это я, Мэгги. – Я сделала шаг к его кровати.

– Я знаю, кто ты, – сказал он. – Что ты здесь делаешь? Благотворительностью занимаешься?

Благотворительностью? О чем он говорит? Я посмотрела на свой голубой пакет.

– Ученики из старших классов посылают тебе карты и журналы, – сказала я.

Наверняка он не мог взять этот пакет. Я взглянула на его руки и заметила тонкие металлические пруты, торчащие из бинтов на его левой руке. У меня внезапно закружилась голова. Около его кровати стоял стул, и я опустилась на него.

– Хочешь, чтобы я прочитала тебе открытки?

– Думаешь, это облегчит твою совесть? – спросил он. – Богатая девочка посещает бедного мальчика в больнице?

Его слова как будто обдали меня ушатом холодной воды. Кем он нас считает? Я помню, что он на локине называл Энди «богатеньким парнишкой», а теперь добрался и до меня.

– О чем ты говоришь? – спросила я. – Почему ты вдруг стал называть меня и Энди богатыми?

– Потому что вы такие и есть, разве не так? Особенно по сравнению со мной и моей мамой. Богатые и счастливые.

Я решила, что он имеет в виду то, что Энди избежал ожогов на пожаре, а он, Кит, весь забинтованный, лежит на кровати в ожоговом центре.

– Ну да, нам повезло. – Я взглянула на экран ТВ и увидела, что там передают прогноз погоды. – Кит, зачем ты сказал следователю, что перед пожаром видел Энди около церкви?

Он не то закашлялся, не то рассмеялся, а потом долго не мог отдышаться.

– Потому что так оно и было, – проговорил он. – Ты здесь совсем не затем, чтобы навестить бедняжку Кита. Чтобы принести ему какую-то ерунду, которую сделали второклашки. Ты здесь для того, чтобы попытаться убедить его, что твой драгоценный дефективный братец невиновен.

– Неправда, я просто хочу знать, что ты видел на самом деле.

– У меня для тебя экстренное сообщение, Мэгги, – сказал он. – Он ведь не только твой брат.

– Что ты имеешь в виду?

– Он и мой брат тоже.

Неужели обезболивающие оказали на его мозг такое действие?

– Ты действительно видел его около церкви, Кит?

– Ты меня слышишь или нет? – Казалось, он пытается сесть, но не может. Я не знала, надо ли помочь ему. – Энди – мой брат, – повторил он. – А ты – моя милая сестричка.

Я встала.

– Я попрошу медсестру подойти к тебе.

– Зачем? Ты думаешь, я свихнулся?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.