Круче некуда

Курц пожал плечами.

– Послушай. И ты, и Гонзага, если, конечно, ты ему веришь, последние три недели поступали по-другому. Этот убийца мочил одного за другим ваших людей, а вы бегали за ним с тряпками и ведрами, чтобы убрать следы. Опять же, если верить Гонзаге, вы прикрываете своими задницами двадцать два убийства. Возможно, убийца, и тот, кто его послал, именно этого от вас и ждут.

Анджелина закусила губу и промолчала.

– Я в том смысле, что вы настолько спятили, желая найти его, что пытаетесь нанять меня, оба сразу. Ради Христа. Почему бы не позволить заняться этим и полиции Буффало? – продолжал Курц.

– Ненужное внимание… – начала было Анджелина.

– Оно будет, и весьма сильное, – согласился Курц. – Но ты останешься вне подозрений. Ведь убили твоих людей. Пусть копы займутся своей работой. Снимут отпечатки пальцев, проведут баллистическую экспертизу, объявят в розыск людей с кровавыми пятнами на заднице.

– Пресса обгадится от радости, – сказала Анджелина. – Новая гангстерская война. Новость национального масштаба.

Курц снова пожал плечами.

– Ты все еще гадаешь, не стоит ли за этим Гонзага. Если дело получит огласку, ему придется завязать с ним. Или его прищучат власти.

Анджелина молча обернулась и посмотрела на "Линкольн". С Перл-стрит свернул "Сааб". Водитель припарковал его через два места от "Линкольна". Из машины вышли трое подростков, по возрасту – студенты колледжа. Смеясь, они пошли в сторону кафе "Хемингуэй". В тот момент, когда "Сааб" разворачивался, его фары осветили лобовое стекло "Линкольна", разбитое пулями. То, что кто-нибудь заметит машину, залитую кровью, – лишь вопрос времени.

Анджелина задумалась еще на пару секунд. Затем она убрала со лба мокрые пряди волос.

– Я думаю, ты прав. Должна быть от копов хоть какая-то польза. В любом случае, мы больше не будем играть в игру, которую навязал нам этот убийца.

Они вернулись к "Пинто" и сели внутрь. Курц поехал по Перл-стрит и пересек улицу Мэйн.

– Куда теперь, если не к тебе в пентхаус? – спросил он.

– К тебе.

– Обратно в офис? Зачем?

– Не в офис. К тебе. В эту берлогу под названием "Арбор Инн", о которой вряд ли кто-нибудь знает.

– Это идиотизм, – сказал Курц, тряхнув головой. – Когда копы позвонят тебе домой, ты должна быть там, причем не одна, чтобы обеспечить алиби, и…

Повернувшись к Фарино, он замолк. Она держала в правой руке пистолет, положив ее поверх левой и направив прямо в сердце Курцу.

– К тебе, – повторила она. – А не ко мне.

– Много бы я дала за твои мысли, Джо, – сказала Риджби Кинг.

– Что? – переспросил Курц. Он никогда не слышал от Риджби Кинг таких слов. Она произнесла их очень саркастически.

– Ты ехал молча двадцать минут. Просвистел мимо Ист Орора, забыв про всякий кофе. Хочешь моего, из термоса? – спросила Риджби. – Он еще горячий.

– Спасибо, нет. – ответил Курц. Что тебе нужно, женщина?

– Я вчера сказанула, не подумав, – добавила она.

– По поводу?

– Насчет тебя… сам знаешь… чтобы поехать в Иран и убить моего бывшего мужа.

Она, должно быть, вообразила, что я спрятал на себе микрофон? – подумал Курц.

– Я порадовалась бы, если бы этот сукин сын умер, но все, чего я хочу на самом деле, – это вернуть моего сына, – продолжала Риджби.

– Ага-ага, – ответил Курц. Она не хочет делиться со мной служебной информацией, подумал он. Эта поездка с ней вместе – полная чушь.

Они молчали еще пару минут. Солнце зажгло холмы багряным и желтым пламенем. Примерно половина деревьев еще не сбросила листья. Трава все еще зеленела, деревья на обочине были старыми и могучими. Вскоре после Ист Орора четырехполосная дорога кончилась, перейдя в Шестнадцатое шоссе, старую изношенную двухполосную дорогу, на которой стояли Холланд, Лайм Лейк и Йоркшир – поселки, в каждом из которых едва ли наберется десяток домов. Холмы становились все более пологими, горизонт на юге затянуло облаками. Постоянно дующий западный ветер заставил Курца сосредоточить все внимание на управлении машиной, поскольку "Пинто" водило из стороны в сторону.

– Ты помнишь ту ночь на чердаке над хорами? – спросила Риджби. Она не смотрела на него, уставившись в окно, где мелькали заброшенные фруктовые сады и полуобвалившиеся фермы. Среди них то и дело проглядывали большие расчищенные площадки и огромные тарелки спутниковой связи.

Курц ничего не ответил.

– Ты был единственным парнем в приюте Отца Бейкера, который не издевался надо мной по поводу моей большой груди, когда мне исполнилось семнадцать, – продолжала Риджби, все так же глядя в сторону. – Поэтому в ту ночь я взяла фонарики и пошла через катакомбы, выбравшись из Девичьего Дома, помнишь, он был чуть ли не в двух кварталах в стороне, потому что знала – в Доме Мальчиков я найду тебя.

По холмам и долинам бежали тени облаков. Через дорогу летели опавшие листья. На дороге практически не было машин, за исключением мини-вэна службы по уничтожению насекомых, который некоторое время ехал позади них.

– Ты не очень-то был уверен, что хочешь пойти со мной в Катакомбы, – продолжала Риджби. – Ты был таким парнем, круче некуда, хотя тебе было… сколько?… пятнадцать исполнилось в том году? Но в эту ночь ты нервничал. Тебя бы опять хорошенько отлупили, если бы во время ночного обхода обнаружили, что ты ушел в самоволку.

– Четырнадцать, – отозвался Курц.

– Боже, я себя чувствую совершеннейшей педофилкой. Но для четырнадцати лет ты был очень взрослым, – сказала она, поворачиваясь к Курцу и улыбаясь. Он продолжал следить за дорогой. Небо практически полностью затянуло облаками.

– Тебе нравились Катакомбы. Ты с удовольствием бродил бы по ним и дальше, несмотря на крыс и прочую дрянь, – продолжала Риджби. – Я же всего лишь хотела добраться до базилики. Помнишь тот тайный ход в стене, узенькую изношенную лестницу, ведущую в ризницу?

Курц кивнул. Интересно, зачем она взялась все это вспоминать?

– Мы нашли другую лестницу, я взяла тебя за руку и повела по ней. Мы прошли над органом, на котором отец Махда играл во время торжественных месс по субботам. Помнишь, как там было темно? Около десяти вечера, внизу в церкви горели только свечи подношений и маленькая лампа над клавиатурой органа, за которой сидел отец Махда. Мы на цыпочках прошли по чердаку над ним и стали карабкаться дальше. Не знаю, почему мы боялись, что нас услышат. Он тогда играл "Токкату и фугу ре-минор" и не услышал бы даже выстрела над ухом.